Андерс Рослунд - Три секунды
— Оттуда мы достали одну половину пули.
На полу лежали бетонные крошки — они просыпались, когда осторожные пальцы доставали твердый металл.
Чуть поодаль в мягком дереве — еще одна рана, побольше.
— А это — вторая половина. Значит, дверь в кухню была закрыта.
— Нильс, мне трудно сказать.
Гренс все еще сидел возле головы, в которой было слишком много отверстий.
— Позвонивший сказал, что это казнь, карательная акция. Но я вот смотрю… с тем же успехом речь может идти о самоубийстве.
— Кто-то постарался, чтобы все выглядело как самоубийство.
— Что ты хочешь сказать?
Ботинок Кранца оказался возле руки, сжимавшей пистолет.
— Все как будто подстроили. Думаю, его застрелили и потом вложили пистолет ему в руку.
Криминалист скрылся в прихожей и почти сразу вернулся, неся черную сумку.
— Я этим займусь. Проверю его руки. Потом узнаем.
Эверт прикинул в уме, покосился на Херманссон — она тоже явно вела подсчет.
После вызова прошло час сорок минут — время есть, на труп еще не успело осесть столько посторонних частиц, чтобы анализ кожи рук стал бессмысленным.
Кранц расстегнул сумку, вытащил тубус, в одном конце которого лежал скотч для снятия отпечатков пальцев, несколько раз прижал клейкую ленту к руке мертвеца, особенно старательно — между указательным и большим пальцами. Потом переместился на кухню, к микроскопу, ждавшему возле мойки, положил кусочек скотча на предметное стекло и принялся изучать.
Ему хватило нескольких секунд.
— Следов пороха нет.
— Как ты и думал.
— Значит, рука, которая держит пистолет, не стреляла.
Он повернулся.
— Это убийство, Эверт.
* * *Он поднес левую руку к правому плечу, ослабил кожаный ремень; давление на плечи ослабло, и он одной рукой взялся за кобуру, достал пистолет марки «Радом», калибр — девять миллиметров. Оттянул затвор, вставил в магазин последний патрон; теперь все четырнадцать были на месте.
Пит немного постоял неподвижно, слушая свое громкое дыхание.
Он был один в комнате и в квартире, окна которой выходили и на Васагатан, и на Кунгсбрун. Два часа назад последний «верблюд» сел в поезд, направлявшийся на юг, Мариуш и Ежи недавно тронулись на машине в том же направлении.
Длинный день перевалил за середину; Хоффманну предстоит бодрствовать еще много часов.
Оружейные шкафы стояли позади письменного стола. Два одинаковых шкафа, несколько метров в высоту, несколько метров в ширину, верхняя секция пустая, в нижней, попросторнее, — по винтовке. Хоффманн положил пистолет в верхнюю секцию первого шкафа, а полный магазин — в верхнюю секцию второго.
Он прошелся по комнатам, которые уже два года были офисом акционерного общества «Хоффманн Секьюрити». Одного из множества филиалов головной компании, «Войтек Секьюрити Интернешнл». Хоффманн уже успел посетить большинство филиалов, а те, что располагались на севере — в Хельсинки, в Копенгагене и в Осло, — даже не по одному разу.
Красивый камин — темный кирпич, белая отделка. Хоффманн знал: Софья давно хотела такой же. Он вытащил горсть сухих щепок со дна дровяного короба и разжег огонь; дожидаясь, пока загорятся пристроенные сверху поленья потолще и побольше, он разделся. Пиджак, брюки, рубашка, трусы, носки исчезли в желтоватом пламени. Следом отправилась одежда Ежи и Мариуша; теперь языки пламени были красными, мощными; Хоффманн стоял перед ними голый, наслаждаясь приятным теплом. Потом пламя утихло, и можно было закрыться в ванной, встать под душ и смыть с себя этот паскудный день.
Человеку прострелили висок.
Человеку, у которого, вероятно, было такое же задание, как у него самого, но который хуже подготовил легенду.
Хоффманн повернул кран; струи горячей воды ударили по коже, еще чуть прибавить — и будет больно; но, если выдержать, потерявшее чувствительность тело расслабится и наполнится странным покоем.
Он слишком долго играл в эту игру. Он забыл, кто он, и пугался, когда какая-то другая жизнь срасталась с его жизнью мужа, отца, с днями в большом белом доме, где соседи стригут траву и ухаживают за клумбами.
Хуго и Расмус.
Он обещал забрать их в начале пятого. Хоффманн выключил воду и взял с полки возле зеркала свежее полотенце. Стрелка часов приближалась к половине пятого. Хоффманн торопливо прошел в кабинет, убедился, что пламя угасает, открыл гардероб и вытащил белую рубашку, серый пиджак и потертые джинсы.
— Пожалуйста, покиньте квартиру в течение шестидесяти секунд.
Хоффманн дернулся — он так и не сумел привыкнуть к электронному голосу, раздавшемуся из динамика у входной двери, когда Хоффманн ввел шесть нужных цифр.
— Сигнализация будет активирована через пятьдесят секунд.
Надо бы связаться с Варшавой. Он уже должен был позвонить туда, но специально выжидал, хотел сначала убедиться, что с доставкой партии все пройдет гладко.
— Сигнализация будет активирована через сорок секунд.
Он запер решетку и массивную входную дверь акционерного общества «Хоффманн Секьюрити». Охранное предприятие. Так работает эта организация. Так работает вся восточноевропейская мафия. Пит вспомнил, как год назад ездил в Санкт-Петербург: восемьсот охранных предприятий, основанных бывшими служащими КГБ и офицерами контрразведки, — разные фасады, одна и та же деятельность.
Хоффманн успел спуститься до половины лестницы, когда зазвонил один из двух его телефонов.
Тот самый, с единственным номером.
— Подожди.
Машина была припаркована чуть дальше по Васагатан. Он открыл дверцу, сел в машину и продолжил разговор с собеседником, который мог и не дождаться его.
— Да?
— Тебе нужна моя помощь.
— Вчера была нужна.
— Я заказал билеты и завтра прилечу в Стокгольм. Увидимся в «пятерке» в одиннадцать. И я думаю, что до этого ты кое-куда съездишь. Убедительности ради.
* * *Когда он встал ближе, дыры в голове мертвеца показались ему еще больше.
Эверт пошел было за Кранцем на кухню, но вернулся и стал рассматривать человека, лежавшего рядом с перевернутым стулом и у которого в правом виске было одно входное отверстие, а в левом — два выходных. Гренс распутывал убийства столько же времени, сколько этому, на полу, было отпущено дышать, и крепко усвоил одно: каждая смерть единственная в своем роде, у каждой своя история, свой сюжет, свое продолжение. Снова и снова Гренс сталкивался с чем-то, чего еще не видел, и, приближаясь к пустым глазам, уже знал: они смотрят туда, куда ему путь заказан.
Гренс задумался, где закончилась именно эта смерть, что видели эти глаза и на что продолжают смотреть.
— Тебе интересно или нет?
Кранц сидел в кухне на корточках — он уже заждался.
— У меня ведь и другие дела есть.
Он оперся на мраморный пол рядом с трещиной. Эверт кивнул — «я слушаю».
— Пятно. Видишь?
Гренс посмотрел на что-то белесое, с неровными краями.
— Это из желудка. Могу сказать точно — меньше двенадцати часов назад. И здесь таких пятен несколько.
Криминалист очертил в воздухе небольшой круг.
— У всех одинаковое содержимое. Остатки пищи, желчь. И кое-что поинтереснее. Фрагменты резиновой массы.
Гренс наклонился. Такое белое с неровными краями виднелось как минимум в трех местах.
— Резиновая масса частично растворилась, вероятно под действием желудочного сока.
Кранц поднял глаза.
— А что означают следы резины в рвоте, ты и сам знаешь.
Эверт Гренс тяжко вздохнул.
Резиновая масса означала человека-контейнер. Люди-контейнеры означали поставку наркотиков. Мертвый человек в сочетании с поставкой наркотиков означал убийство, связанное с наркотиками. А убийство, связанное с наркотиками, почти всегда означало долгое расследование, массу времени и массу ресурсов.
— «Верблюд», человек, который перевез наркотики прямо сюда, в кухню.
Гренс кивнул в сторону гостиной:
— А он? Что мы знаем о нем?
— Ничего.
— Ничего?
— Пока ничего. Но ты же что-нибудь сделаешь, Гренс.
В гостиной Гренс подошел к человеку, жизнь которого закончилась, и посмотрел на него. Двое мужчин взяли мертвеца за ноги и за руки, подняли, перенесли в черный прорезиненный мешок, застегнули толстую молнию и положили мешок на железную каталку, которая еле-еле поместилась в тесной прихожей. Все это время Гренс смотрел на мертвеца.
* * *Он выехал с Васагатан и увяз в пробке на Сёдерледен где-то в районе Слюссена. Скоро пять; он должен был заехать в детский сад почти час назад.
Пит Хоффманн сидел в машине, пытаясь справиться со стрессом, жарой и раздражением из-за вечерних пробок, с которыми он ничего не мог поделать. Три намертво застывших ряда тянулись куда-то в глубину туннеля — так далеко, что и не видно куда. Обычно Пит спасался от агрессии мегаполиса, думая о мягком лице Софьи, вспоминая, какие глаза бывают у Хуго, когда он катается на велосипеде, как торчат во все стороны волосы Расмуса, склонившегося над тарелкой фруктового супа или стаканом апельсинового сока. Сейчас воспоминания не помогли. С кем ты сидел? На образы тех, кого он любил, снова и снова наплывало одно и то же: попытка продать наркотики в квартире на Вестманнагатан обернулась гибелью человека. Сконе. Мио. Юсеф Ливанец. Виртанен. Граф. Скольких тебе назвать? Другой агент, с тем же заданием, что у него самого. С кем еще? Другой полицейский агент сидел напротив Пита, только играл похуже. С кем еще? Пит как никто знал, как должно выглядеть фальшивое прошлое, легенда, знал, как ее создать, какие вопросы тебе зададут, чтобы разрушить ее. Они оба работали на полицию, каждый по-своему, и вот им довелось встретиться лицом к лицу. У него не было выбора, иначе умереть пришлось бы ему. Жизнь одного из них оборвалась, и этим одним оказался не он.
