Виктор Точинов - Темные игры – 2 (сборник)

Какая, к чертям, еще проверка? Открывать совсем не хотелось. Не открывать было нельзя. Ладно, пусть проверяют. Всё чисто, никаких следов…

Едва дверь распахнулась, тут же выяснилось, что техник заявился не в одиночестве. Его сопровождали двое здоровенных парней в спецовках. Один из них держал в руках потрепанный фанерный чемоданчик, другой — здоровенный разводной ключ. Водопроводчики, надо понимать. Шикунову это совсем не понравилось.

— В чем дело? — неприязненно осведомился он, расположившись в прихожей так, чтобы перекрыть подступы к санузлу.

— У жильцов на первом этаже неприятность вышла, — не чинясь, объяснил техник. — Женщина в ванной мылась и обожглась едкой химией. Похоже, фановая магистраль — именно ваш стояк — где-то внизу засорилась. Какая-то химическая гадость поперла… Вышибла пробку стока — и в ванну…

— Какое отношение это имеет ко мне? — еще неприязненнее спросил Шикунов. — Я канализацию не засорял.

Он подозрительно смотрел на техника-смотрителя. Чем-то его лицо показалось знакомым, хотя Паша никогда не видел этого человека.

— А тетка обожженная, — пояснил бородач, — в суд подала на РЭУ. Большие деньги отсудить собирается. Что же нам, за чужие грехи платить? Тут кто-то у вас химическое производство затеял. В одной из восьми квартир, что на вашем стояке… И нагло нарушает все инструкции и правила эксплуатации жилого фонда. Сливает жидкие отходы в канализацию. А она совсем не для того сделана…

— Я ничего не затевал! Никакого производства! — возмутился Шикунов. Голос предательски дрогнул.

— Тогда и проверки нечего опасаться, — резонно заметил смутно знакомый техник. — Давайте, ребята.

Один из ребят надвинулся своей быкообразной тушей на хозяина квартиры. Паша поневоле сделал шаг назад. Второй — бочком, по стеночке — просочился в ванную и тут же чем-то там загремел-загрохотал.

— Не волнуйтесь, — успокаивающе сказал техник. — Соседи ваши говорят, что вы редко дома бываете, какое уж тут…

Его речь прервал копавшийся в стоке водопроводчик, удивленно присвистнувший.

— Глянь-ка, шеф! Что за ерунда? — парень вышел из ванной, в пальцах его темнел непонятный комок.

Паша прищурился, пытаясь разглядеть находку в тусклом освещении прихожей. И увидел — из-под слоя сероватой слизи блеснуло желтым!

Золото!

Черт побери! Он ведь специально посмотрел в энциклопедии: «царская водка» — смесь всё-таки азотной и соляной кислот. А приготовленный им коктейль золото не растворял. И вот результат — недоглядел, и какая-то из золотых побрякушек сучки обнаружилась в сливе… Сейчас придется изображать бурную радость от находки якобы давно затерявшегося кольца или серьги.

Водопроводчик растер в пальцах маленький комочек слизи. И удивленно охнул:

— Фикса! Зуб золотой натуральный!

Паша отреагировал мгновенно и рефлекторно. Резким толчком отшвырнув техника, он бросился к двери, по счастью не запертой.

Не успел.

Сзади схватили, затрещала рвущаяся рубаха. Паша обернулся — ударить, сбросить вцепившуюся руку — и увидел несшийся в лицо тяжелый разводной ключ.

Не стало ничего.

… На лицо лилась струя ледяной воды, затекала в нос, в открытый рот… Паша захлебнулся и разлепил веки, отплевываясь и отфыркиваясь. Струя иссякла.

Шикунов проморгался и узрел собственную ванную комнату — но вывернутую под каким-то немыслимым углом. Через секунду понял, что лежит на дне ванны — точь-в-точь, как совсем недавно Лющенко.

Паша попробовал приподняться — ничего не вышло. Руки и ноги были надежно стянуты. Рот оказался залеплен — по всему судя, скотчем.

Удивиться он не успел. Сверху раздался голос техника-смотрителя — но звучал он теперь по-другому, вовсе не так вежливо, — жестко и грубо.

— Оклемался, крысеныш?

Сверху нависло перевернутое лицо. Как и голос, изменилось оно разительно. Бороды не было! И Паша узнал этого человека!

— Ты убил Ксению, — проскрежетал отец Лющенко. — Убил так, что мне даже нечего похоронить. А проклятые менты не желают заводить дело без трупа. И эта золотая коронка ни в чем их не убедит… Ты хорошо все просчитал, гаденыш. Только не учел одного. Что я живу по принципу — зуб за зуб, око за око… Приступайте, парни! Поосторожнее, на себя не плесните…

Лицо исчезло. Вместо него нависла бутыль. Огромная, из толстого стекла, с винтовым горлышком. Пробки не было. Бутыль поддерживали четыре руки в замызганных рукавах спецовок. Емкость наклонялась — медленно-медленно…

Паша истошно заорал. Из заклеенного рта не вырвалось ни звука. Но внутри бился отчаянный, проникающий во все закоулки организма вопль — и стал еще громче, когда лица коснулись первые жгучие капли…

Он проснулся от собственного крика. Вскочил с дивана, отшвырнув одеяло. Куда-то и зачем-то бросился, на втором шаге остановился. Сон, всего лишь сон… Но это же надо такому присниться… Паша коснулся рукой разгоряченного лица — казалось, оно до сих пор горит от вылитой кислоты.

Черт! Похоже, температура… Только заболеть сейчас не хватало.

Шикунов опустился на диван, медленно отходя от кошмара. Посидел, перебирая подробности сновидения. Пожалуй, одно рациональное звено там было.

Золото.

Паша наяву заглянул вечером в энциклопедию и уточнил состав «царской водки». Ингредиенты, покупка которых запланирована на понедельник, золото действительно не растворяли. Надо будет снять все, что найдется на шее, на пальцах и в ушах Лющенко. И — как ни противно — придется залезть в рот гадине. Чтобы ночной кошмар не воплотился в реальность.

От этих мыслей Шикунова отвлек банальный озноб. Неужели действительно простудился? Он босиком прошлепал на кухню, разыскал аспирин в аптечке, кинул в рот две таблетки, запил водой прямо из носика чайника. Затем посетил туалет, — и сунулся было вымыть руки в ванную. Приоткрыл дверь — и отдернулся. Странно… Днем возился с Лющенко, таскал ее по квартире, поднимал и переваливал в ванну… а теперь не мог заставить себя переступить порог и оказаться в одном помещении с трупом.

Насиловать себя Паша не стал — вымыл руки на кухне, холодной водой. Но подумал, что симптом тревожный. Предстоит большая работа, и нечего тут изображать кисейную барышню.

А для успокоения нервов стоит хорошенько выспаться.

Однако — не спалось.

Шикунов ворочался, в сотый раз обдумывая, что сделано и что предстоит сделать. Но каждый раз мысли сворачивали на приснившийся кошмар — казалось, стоит упустить любую крохотную мелочь — и сон сбудется. Может, в несколько ином виде, может, вместо папаши и лже-водопроводчиков придут люди в милицейской форме — но финал от этого станет не намного приятнее.

Не придут, твердил себе Паша, нету тела — нет и дела. Но спокойнее от этой ментовской поговорки не становилось. Тем более что тело пока наличествовало.

Наконец он скомандовал сам себе: спать! Закрыл глаза и постарался ни о чем не думать.

Но сон не шел. Ночная квартира была полна звуками — тихими, таинственными, на которые днем Шикунов совершенно не обращал внимания.

Сначала его внимание привлекло еле слышное — на грани восприятия — не то поплескивание, не то побулькивание. Вода, всего лишь вода в трубах, — успокаивал себя Паша. Просто-напросто кому-то из верхних соседей ночью приспичило — а потом соседушка опростал сливной бачок в канализацию. Наверное, всё так и есть. Но отчего-то казалось, что звуки доносятся из его ванной. Из-за занавески. Звук был такой, словно на рассвете тихо-тихо плескалась в камышах крупная и осторожная рыба. Очень крупная рыба.

Он не выдержал. Вскочил. Бросился к ванной, включая на пути свет — в комнате, в прихожей — напрочь позабыв о светомаскировке.

Рывком распахнул дверь.

И замер.

Голубая пластиковая занавеска ШЕВЕЛЬНУЛАСЬ!

Тьфу, черт… Всего лишь движение воздуха от резко открывшейся двери. Паша аккуратненько отодвинул самый краешек занавески — увидел мокрые волосы и гладкую поверхность воды. Плеск доносился никак не отсюда. Можно спать спокойно…

Но и на этот раз не получилось. Сколько не стискивал Шикунов веки, сон не шел. Опять донимали звуки. На далекий плеск он уже не обращал внимания, но теперь стал слышаться скрип. Будто кто-то осторожно шагал по паркету — шагнет, постоит, шагнет снова… Причем шагал неведомый кто-то в направлении Паши.

Тот успокаивал себя: паркету тридцать с лишним лет, дерево пересохшее, за день нагрелось, сейчас остывает, поскрипывает… Мысли были логичные, но облегчения не приносили. К тому же скрипу стал вторить какой-то легкий свистящий шорох, который остывающее дерево издавать никак не могло. Больше всего это напоминало… — ерунда, не может такого быть! — дыхание.

Сквозняки, конечно же это сквозняки, воздух сочится в замочную скважину, или в щели неплотно притворенной форточки, обычное дело…