Барбара Абель - Невинность палачей
Жеральдин Марбо, 36 лет, и Феликс Марбо, 8 лет
Феликс часто сомневается, есть ли у его матери сердце. Стоит на экране появиться финальным титрам мультика «Черепашки-ниндзя», как она входит в комнату и, не слушая протестов и просьб, решительно выключает телевизор.
– Феликс, ты уже целых два часа смотришь мультики! Не пора ли отвлечься?
– Но я же болею!
– Нет, ты уже не болеешь. Я оставила тебя дома, потому что сегодня пятница, конец учебной недели. Ты вполне мог бы сегодня пойти в школу.
– Еще один мультик, ну пожалуйста, мам! Последний!
– И не проси.
– Но я не знаю, что мне делать!
– Пойди поиграй у себя в комнате. Почитай или порисуй. Найди себе занятие!
Конец дискуссии. Мать Феликса поворачивается и уходит в кухню. Время летит, скоро забирать из детского сада младшую, Нину. А еще нужно обязательно успеть приготовить тирамису! Организовывать себя Жеральдин Марбо научилась в силу обстоятельств, но готовить ужин и одновременно присматривать за двумя маленькими детьми – это выше ее сил и грозит истерикой…
Тем более в такой день, как сегодня, когда у них гости. Близкие друзья, которые ее хорошо знают и любят и, конечно, не станут судить строго. Проблема в другом. Жеральдин хочется получить удовольствие от общения, но это вряд ли удастся, если она встретит своих гостей утомленной и нервной.
– Мам, мне скучно!
А так, скорее всего, и случится…
Мальчик остановился на пороге кухни. Переминается с ноги на ногу, теребит на себе одежду, выражение лица хмурое – словом, весь его вид выражает скуку.
– Феликс! Я сейчас очень занята. Если хочешь, чтобы на вечер я приготовила вкусное тирамису, оставь меня хоть ненадолго в покое. Пойди поиграй сам!
– Но я не знаю, во что мне поиграть…
Жеральдин вздыхает. Она чувствует, как раздражение нарастает, терпение слабеет, а усталость набирает обороты.
– Пожалуйста, не заставляй меня жалеть, что оставила тебя сегодня дома! – делает она последнюю попытку, хотя на самом деле не верит, что сын вдруг преисполнится благодарности, найдет себе развлечение и перестанет ей надоедать.
Она открывает холодильник, чтобы достать продукты для тирамису, а в это время лихорадочно размышляет, какое занятие могло бы увлечь восьмилетнего мальчика.
– Собери пазл!
– Пазлы – это нудно.
И вдруг идея!
– Может, поможешь мне с тирамису?
На личике сына отражается умеренный интерес: ни радости, ни особого недовольства. Просто кухня – не его конек. С другой стороны, это занятно – сделать что-то, что обычно делают только взрослые. Стараясь не показать своего любопытства, Феликс медленно кивает, проходит несколько метров от порога к кухонному столу и останавливается рядом с матерью.
– Ладно! – Жеральдин демонстрирует чуть больше энтузиазма, чем предстоящее занятие внушает ей на самом деле. – Перво-наперво, когда собираешься готовить, что нужно сделать?
Феликс смотрит на мать так, словно надеется прочитать ответ у нее по глазам.
– Что сделать?
Пауза…
– Вымыть руки, конечно! – сдается Жеральдин.
Мальчик делает, что сказано, без особой спешки и возвращается на место. За это время Жеральдин успевает выложить на стол яйца, сахар, маскарпоне и бисквитное печенье савоярди.
– Вот невезение! – объявляет она расстроенно. – Кофе закончился, а он обязательно нужен по рецепту. Может, сходишь в мини-маркет на углу?
– Так я и знал! – моментально надувает губы Феликс. – Ты ничего не дашь мне сделать самому! Я у тебя как раб!
– Нет, конечно! – успокаивает его мать, и уголки ее губ приподнимаются в растроганной улыбке. – Послушай, если не хочешь, я схожу за кофе сама. Но тогда тебе придется взбить белки в пену.
– Как?
Жеральдин осторожно разбивает яйца – по одному, отделяя белок от желтка. Потом берет венчик и подает его сыну. Встает у него за спиной и, придерживая его маленькую руку за запястье, показывает, как нужно действовать, чтобы взбить яичные белки.
– И долго надо взбивать? – спрашивает ребенок.
– Пока белки не превратятся в пышную белую пену.
Несколько минут Феликс старается выдержать ритм, но скоро сдается.
– Лучше я схожу за кофе! – заявляет он и вручает матери венчик.
На этот раз Жеральдин победно улыбается: как минимум четверть часа никто не будет отвлекать ее от готовки! Из кармана брюк она извлекает горсть монет, пересчитывает и протягивает сыну.
– Держи! Вот тебе пять евро. Этого точно хватит на кофе, а на сдачу можешь купить себе что-нибудь сладкое.
Феликс шумно выражает свою радость, берет деньги и спешит к входной двери. Мать провожает его до порога с чувством огромного облегчения. Четверть часа он не будет ее теребить! Необычайная удача, везение – эти несколько драгоценных минут, которые она потратит с пользой до последней секунды…
На лестничной площадке мать и сын встречают мадам Бертий, которая с трудом поднимается по ступенькам. Она живет этажом выше. Жеральдин вежливо приветствует пожилую даму, Феликс тоже. Мадам Бертий пользуется моментом, чтобы немного отдохнуть, перевести дыхание и поболтать с соседкой. Она восторгается румяной мордашкой мальчика, находит, что он вырос и замечательно похорошел, и наконец приглашает Феликса в гости.
– Ты давно не приходил поиграть с Гризý! – сокрушается она, не переставая улыбаться. – А он очень по тебе скучает.
Гризу – это кот мадам Бертий. Комок шерсти, мягкий на ощупь, и с таким же мягким характером. Жеральдин наотрез отказывается держать животных в доме, поэтому рада, что Феликс может время от времени поиграть с котом, утоляя таким образом свою любовь к четвероногим. Тем более что Гризу он просто обожает.
– Мам, можно мне к мадам Бертий?
– А как же мой кофе?
– Мам, ну пожалуйста! А потом я сбегаю в магазин.
Жеральдин смеется от души. Приглашение мадам Бертий пришлось как нельзя кстати.
– Хорошо, я разрешаю. У меня осталось немного кофе в чалдах. Думаю, этого хватит. Но пакет кофе на вечер мне все равно понадобится.
Она поворачивается к соседке:
– Ничего, если он полчаса побудет у вас?
– Буду только рада! – отвечает пожилая дама. – Мы с Феликсом прекрасно ладим. И мне с ним намного веселее, чем одной.
– Перед тем как вернуться домой, сбегаешь в мини-маркет за кофе. Договорились?
Феликс кивает. Жеральдин целует сына, получает от него обещание вести себя хорошо и возвращается в квартиру. Взглянув на часы, спешит в кухню, достает электрический миксер и за несколько секунд взбивает белки в пену. Может, у нее еще есть шанс встретить гостей улыбкой…
Тома Пессен, 32 года, и Софи Шене, 22 года
Глядя в потолок, Томá анализирует сложившуюся ситуацию. А точнее – пытается увидеть ее в свете более благоприятном, чем на самом деле. Рядом с ним Софи – обнаженная, томная, очаровательно бесстыжая – перекатывается на спину и потягивается, не пряча (ну, или почти не стараясь спрятать) от него свои самые интимные местечки. Усилия, которые он прилагает, чтобы не смотреть на ее тело, на эти небрежно раскинутые ноги и отражение вульвы в зеркале перед кроватью, девушку только забавляют.
– А знаешь, это было совсем неплохо, – произносит она, жеманно растягивая слова и прижимаясь к нему всем телом.
– Тебя это так удивляет?
В ответ она капризно надувает губки и пожимает плечами, что можно истолковать как «ни да ни нет».
– Скажем так: это приятный сюрприз, – наконец заявляет она и громко, чуть насмешливо смеется.
Тома выдавливает из себя улыбку. Получается не слишком убедительно. Его мужественность поставили под сомнение, но не это его сейчас волнует.
Софи, кажется, беспокойства своего партнера не замечает. Она откидывается на подушки, всем своим видом демонстрируя непринужденную чувственность и то, как ей комфортно в своей наготе. Она знает, что ее тело красиво, и наслаждается этим. Так беззастенчиво прекрасна…
Тома, наоборот, не может заставить себя расслабиться. Опьянение моментом, острое желание прикоснуться, попробовать на вкус, ощутить – все это прошло. Остается оценить, чем грозит ему это внезапное забытье. И тут… Последствия их с Софи зарождающихся отношений предстают перед ним, масштабные и пугающие.
Пугающие…
Мужчина тоже потягивается, но как-то неестественно. Он как будто ищет предлог, чтобы спрыгнуть с кровати, – подальше от этих обличающих простыней.
Что он и делает.
– Ты куда? – хрипловатым шепотом спрашивает она.
– Приму душ.
Ответ звучит сухо. По крайней мере резче, чем ему хотелось бы. На этот раз Софи не может проигнорировать перемену тона. Она насмешливо усмехается. Сердце подсказывает ей, что будет дальше, хотя сердцу в этой истории едва ли отводится важная роль. И ритуал омовения – это ей тоже знакомо. Животная потребность стереть следы, запахи и, если удастся, воспоминания. Как если бы вода могла очистить от греха, мыло – смыть позор, а полотенце – стереть злодеяние… Она провожает Тома взглядом. Смотрит, как он, облаченный только лишь в свое целомудрие, поджав ягодицы, направляется в ванную и исчезает за дверью.
