Сабина Тислер - Смертельная измена
После этого она пошла в бар и заказала капучино и aqua mineralle gassata.[9] Вазочку с арахисом, которая стояла на прилавке, она прихватила с собой за столик под белым зонтиком от солнца на пьяцце.
Она медленно пила капучино — даже не пила, а черпала его ложечкой — и за это время успела поздороваться с проходившей мимо продавщицей газет, с парикмахером и со старым учителем, который уже давно был на пенсии и к которому все обращались «Maestro».
— Buongiorno, Maddalena,[10] — вдруг услышала она голос позади себя.
Магда обернулась и увидела Катарину Тасси, хорошую знакомую, с которой она любила поболтать.
— Buongiorno, Katarina! Присаживайся!
Катарина опустилась на стул.
— Моника говорила, что вы опять у нас. И я подумала: дай посмотрю, может, встречу тебя на рынке. Как дела?
— Хорошо, очень хорошо. А у тебя?
— Все великолепно.
Выходит, все так, как она и предполагала. В Амбре уже знали, что Тилльманны снова приехали в Ла Роччу. «Оʼкей, — подумала Магда, — значит, поиграем в эту игру. Ведь по-другому не получится. И Катарина поможет мне в этом».
— Как дела у Йоганнеса?
— Очень хорошо. В воскресенье он на несколько дней уехал к другу в Рим, но в субботу снова будет здесь.
— А когда вы приехали?
— Три дня назад. Наш отпуск только начинается.
— Как чудесно! Значит, мы сможем как-нибудь встретиться?
— Конечно, — любезно ответила Магда.
Катарине было шестьдесят пять лет, и после смерти мужа она уже двадцать лет жила одна в огромном доме с таким же огромным, но добрым и кротким, как овечка, догом по кличке Аттила. Каждый день после обеда она совершала со своим псом двухчасовую прогулку, причем независимо от того, падали ли мухи от жары или мороз был такой, что замерзали камни и кости. Катарина жила в собственном размеренном ритме, который никому не позволяла нарушать, делала только то, что хотела, и была абсолютно счастлива. Пенсии вдовы после утраты мужа вполне хватало на жизнь для нее и ее собаки, к тому же она рисовала акварелью и время от времени продавала эти картины постояльцам, снимавшим первый этаж ее дома на время отпуска.
С Катариной было легко разговаривать: она говорила по-немецки так же хорошо, как и по-итальянски. Магда никогда не спрашивала, кто она, собственно, — немка или итальянка.
Катарина ушла в бар заказать себе эспрессо. Когда она вернулась, Магда спросила:
— Ты уже купила машину?
Катарина покачала головой.
— Нет. «Фиат», который предложил Луиджи, оказался слишком дорогим. Я не думаю, что буду вообще покупать машину. И так можно жить. Во всяком случае, я прекрасно без нее обхожусь.
— В пятницу после обеда я поеду в Монтеварки встречать Йоганнеса. Хочешь со мной? Мы могли бы заглянуть в «Iреrсоор».[11]
Катарина долго не раздумывала. Она никогда не упускала возможности воспользоваться приглашением и проехаться в чужой машине, если нужно было сделать крупные покупки.
— Конечно! С удовольствием! Это очень мило с твоей стороны.
Она встала.
— Во сколько мы поедем?
— Погоди-ка… Йоганнес возвращается в Монтеварки в восемнадцать двадцать пять. Если я заберу тебя в четыре, у нас будет достаточно времени на покупки. И мы сможем спокойно выпить по чашке кофе.
— Va bene. Mi piace.[12] Спасибо, Магда. До пятницы.
Катарина, усаживаясь на свой маленький мопед «Веспу» и надевая шлем, подумала о том, какая все-таки милая женщина эта Магда. До сих пор это как-то не бросалось ей в глаза. Обычно Магда была скорее холодной и сдержанной — как человек, который хочет, чтобы его оставили в покое. И раньше она никогда не предлагала поехать куда-нибудь на ее машине.
«Вот как можно ошибаться в людях», — подумала Катарина, помахала Магде рукой и уехала.
Магда выпила три капучино, и у нее даже начало бешено биться сердце. Потом она поехала в Пьетравива, в Каса Доменика, где жили Моника и Массимо.
Они были женаты уже двадцать семь лет, но вели себя так, словно познакомились всего лишь недели четыре назад. Здоровяк Массимо вполне оправдывал свое имя, а Моника была миниатюрной особой, которую муж мог бы, казалось, прихлопнуть одной рукой. Страстью Массимо была еда, что великолепно соответствовало страсти Моники готовить. Он проглатывал обед из семи блюд не моргнув глазом и без всяких последствий. И даже без чувства пресыщения. При этом он регулярно объявлял, что от семейной жизни толстеют и что каждый год прибавляет ему один килограмм. К сожалению, с законами природы ничего не поделаешь. Моника незаметно улыбалась про себя и воспринимала это стандартное замечание мужа как, возможно, неуклюжий, но искренний комплимент.
У Массимо была тонкая душа и доброе сердце. Ему исполнилось пятьдесят восемь лет и он, как бывший столяр, был уже на пенсии, но никогда не отказывался подзаработать. Он охотно брался за работу в саду, строил заборы и стойла и всегда был под рукой, если кому-то нужна была помощь. Кроме того, он был владельцем небольшого виноградника и нескольких оливковых деревьев, а то, что они не съедали сами, продавал или раздавал друзьям и знакомым.
Магда очень любила эту пару. Стало традицией, что Магда и Йоганнес встречались с Массимо и Моникой за ужином в Ла Рочче, когда начинался летний отпуск. Во время него они узнавали деревенские новости, а также всякие важные вещи, как, например, постановления и распоряжения муниципалитета или властей провинции. Эти вечера пролетали незаметно, были интересными, а когда говорил Массимо, Магда понимала все и даже иногда не замечала, что они говорят по-итальянски.
— Buongiorno, Maddalena! — воскликнул Массимо, когда Магда подошла к нему.
Он рубил дрова возле дома. Типично летняя работа, потому что в Италии принято, что запас дров на следующую зиму должен быть подготовлен и высушен до ferragosto,[13] пятнадцатого августа, и сложен в сарае.
Моника, вытирая руки кухонным полотенцем, вышла из дома.
Магда обняла обоих.
— Как хорошо, что ты заехала! — сказала Моника. — Посиди с нами немножко!
— Спасибо.
Они втроем сели за стол, который стоял прямо перед кухней, покрытый пестрой аляповатой пластиковой скатертью.
— Я заглянула, чтобы пригласить вас на ужин. Вы ведь об этом уже говорили с Йоганнесом? Вам удобно в воскресенье вечером?
— Прекрасно! — громогласно заявил Массимо. — Время у нас есть, а что касается желания, то оно очень большое. Правда, Моника?
Моника кивнула и улыбнулась.
— А как дела вообще? В Лa Рочче все в порядке? — спросил Массимо.
— Все прекрасно! — ответила Магда с улыбкой.
— Йоганнес хотел спилить кедр у подъездной дороги. Может, нужно ему помочь?
— Об этом лучше поговорить с ним самим. Сейчас его нет дома, он в воскресенье уехал в Рим к другу. Но в пятницу вечером он вернется.
— А почему ты не поехала с ним?
— Для меня это слишком утомительно. Последние недели в Берлине и без того были ужасно напряженными, я должна немножко отдохнуть. У меня нет ни малейшего желания снова ехать в большой город.
— Bene, — сказала Моника, — ты правильно решила.
— А вы уже были в Риме?
— Да. Два года назад мы провели там целых десять дней.
Массимо кивнул. Тому, кто хоть раз был в Риме, прощалось все. Он считал, что каждый человек, живущий в Италии, должен хотя бы раз в жизни посетить Вечный город и постоять на площади Святого Петра.
— Сколько вы пробудете здесь в этот раз?
— От четырех до шести недель. Может быть, немножко дольше. Хочется посмотреть, как долго смогут обходиться в аптеке без меня.
— Ой, как чудесно! Значит, в этот раз вы попадете на деревенский праздник.
— Да. И мы заранее рады этому.
— Мы можем тебе что-нибудь предложить выпить? Кофе, воду, вино?
— Нет, спасибо, Моника. Это очень мило с твоей стороны, но у меня не так много времени. Пора ехать.
Магда встала, обняла Массимо и Монику и взяла свою сумку.
— Значит, до воскресенья.
— До вечера воскресенья.
— Ciao, Maddalena.
Она медленно шла через сад к машине и думала, что приготовить на ужин для Массимо и Моники. Наверное, она зажарит утку. В Италии в этом нет ничего необычного даже летом. Во всяком случае, это любимое блюдо Йоганнеса.
12
Лукас Тилльманн проснулся от того, что запищал факс. Он посмотрел на часы. Без четверти час. Проклятье! Уже прошло целых полдня, значит, он опять не сможет выполнить то, что запланировал. Собственно, он мог бы еще поспать, потому что уже не имело значения, поднимется он на полчаса раньше или позже, тем не менее встал. Ему непременно нужно было знать, кто прислал факс. В эпоху электронной почты отправленное по факсу письмо казалось столь же архаичным, как телеграмма или гонец на лошади.
