Дэнни Тоби - Закрытый клуб
К моему удивлению, я заговорил хрипло и едва слышно:
— Я не смогу.
Найджел больше не улыбался. В его глазах появилось странное выражение, и только тут до меня дошло: он и не собирался устраивать вечеринку в пятницу. Он тоже получил тайное приглашение от V&D и просто хотел выяснить, кто еще приглашен.
Джон разглядывал свои ладони. Дафна смотрела на меня, и ее губы никак не складывались в улыбку.
Четыре человека. Три места.
Игра началась, а я даже не понял. Что ж, по крайней мере теперь знаю игроков.
Глава 6
Ну как прикажете думать об учебе? Близилась пятница. Что она принесет? Чего они от меня захотят?
А тут еще Бернини окончательно завалил меня поручениями. Я проводил все ночи в библиотеке, на рассвете забегал в общежитие принять душ, плелся в аудиторию и изо всех сил старался держать глаза открытыми. Я уже знал все укромные уголки и трещины библиотеки Эдвардса: величественный фасад с такими высокими колоннами, что можно шею свернуть, разглядывая капители; верхние этажи, где полки освещены голыми лампочками; пахнущие очиненными карандашами книги, к которым не прикасались несколько лет.
Скоро Бернини напишет свой магнум опус, колоссальный труд, скромно озаглавленный «История юриспруденции». Мое дело — кратко конспектировать тысячи страниц мудреных, тяжеловесных работ, которые можно отыскать только в самых пыльных уголках Эдвардса: первые издания, монографии с пометками на полях, сделанными знаменитыми читателями; мемуары, настолько ветхие, что их хранят в особых условиях и выдают на руки только с разрешения декана.
Обычно я успевал добраться до половины конспекта, когда звонил телефон и голос со знакомым итальянским акцентом певуче спрашивал:
— Джереми, у тебя есть минута?
Ответ он всегда получал положительный.
В среду вечером, когда я принес конспекты в кабинет Бернини, он поднял на меня глаза от письменного стола:
— Джереми.
— Да, профессор?
— Возьми-ка. — Он положил в мою ладонь маленький ключ. — Я скоро начну писать и не хочу, чтобы меня беспокоили. Заходи, если нет света, и оставляй свои исследования на столе. Понятно?
— Да, сэр. Спасибо, сэр.
Я попятился и вышел из кабинета.
Обучение на юридическом уже наложило на меня некий судебно-правовой отпечаток: я сразу подумал о худшем сценарии развития событий. Бернини доверил мне ключ от своего кабинета. А вдруг я потеряю его? Что, если мне придется побеспокоить профессора просьбой о повторной выдаче предмета, врученного мне именно с тем, чтобы я никого не беспокоил? Я решил с утра сходить в мастерскую, сделать дубликат и положить его в надежное место.
Через день второй ключ лежал в середине томика «Преступления и наказания», стоящего у меня на полке. Мог ли я тогда знать, что вскоре это поможет спасти человеческую жизнь?
Артур Пибоди был одной из ярчайших звезд наиболее престижной юридической фирмы в Бостоне, когда он свихнулся. Ему дали полугодовой академический отпуск, пытались лечить своего золотого мальчика, но тщетно. Что бы ни сломалось в его мозгу за месяцы адского напряжения с почасовой оплатой в 300 фунтов, поправить это оказалось невозможно. По этой причине, а еще за лицо, точь-в-точь как в сказке Кэрролла, всякий год первокурсники называли его не иначе, как Шалтаем-Болтаем.
В конце концов Артура Пибоди принял в свое лоно юридический факультет, присвоив почетный статус главного куратора основ правоведения. Шалтай-Болтай, теперь уже старик с дряблыми веками и отвислыми щеками, всегда ходил в одном и том же галстуке с пятнами от супа, и поймать его можно было в библиотеке, где он расхаживал, что-то бормоча себе под нос. Каждый год он учил первокурсников тому, что знал лучше всего (и, возможно, единственному, что еще мог): взять правовой вопрос, нырнуть в бездонное море прецедентной практики и состряпать ответ.
Понимаете, в американском судопроизводстве недостаточно найти идеальный прецедент и построить на нем свою аргументацию. Надо поднять все аналогичные дела — может, где-то была отмена решения, или дело расширили, или меняли формулировку. Это еще не все: после этих дел уже состоялись новые процессы. Что, если решение по какому-нибудь из прецедентов, на которые ты рассчитывал сослаться, было аннулировано? Бесконечная разветвленная цепочка судебных прецедентов способна свести с ума — или, как в случае Шалтая-Болтая, сделать то, что не получилось у королевской рати.
В 1873 году некто Фрэнк Шепард написал книгу, где представил эти цепочки в виде каталога с упоминанием каждого случая, тем самым бесконечно облегчив процесс. Ее с тех пор так и переиздают с дополнениями. Можно открыть книгу Шепарда и увидеть все прецеденты твоего дела, а заодно и посмотреть, помогут тебе эти прецеденты или повредят. Создать эту книгу было такой хорошей идеей, что имя автора стало нарицательным: по всей стране тысячи юристов ежедневно шепардируют свои процессы.
Именно в этом мы упражнялись в готическом главном зале библиотеки. При мысли о пятнице и о том, что может случиться, я все больше мрачнел и впадал в брюзгливое настроение, перелистывая Шепарда том за томом и отслеживая нужные прецеденты.
— Вот глупость-то, — шепотом сказал я Найджелу, сидевшему рядом.
— Ш-ш-ш, — шикнул он, не поднимая глаз.
— Я серьезно! Въехал уже, не ядерная физика. Для чего изучать буквально каждое дело?
— Тихо, — выдохнул Найджел, не шевеля губами.
— Почему нельзя на компьютере? Это же секунды заняло бы. Почему он заставляет нас перелистывать двадцать старых томов, тратя на это целый день?
Найджел не ответил, но я уже понял почему.
Витраж сзади нас слился в радугу вокруг нашего стола, а в середине появился грузный темный силуэт.
— Предположим, мистер Дэвис, — сказал голос за моей спиной, — что в ночь перед тем, как вам подавать в суд ходатайство, не будет электричества. — Шалтай-Болтай положил узловатую руку мне на плечо. Повернув голову, я заметил кудрявые белые волоски на суставах. — Предположим, что вы работаете не в крупной фирме, а в скромном офисе с ограниченным числом компьютеров… — Его рот оказался прямо у моего уха. — Или предположим, что вы — страшно подумать! — представляете интересы не корпораций, а простых людей, которые не могут позволить себе компьютерное исследование стоимостью в несколько тысяч долларов…
Шалтай был близок к тому, чтобы не то поцеловать меня, не то откусить мне нос, но вдруг резко выпрямился и отошел, оставив нас с шепардовским шедевром.
В общежитие я возвращался через двор первокурсников. По обе стороны аллеи горели уличные фонари. Глядя, как летят по ветру опавшие листья, я вдохнул холодный воздух и туже запахнул воротник. Было уже поздно, редко за каким окном горел свет.
Впереди я увидел женщину, идущую мне навстречу с набитыми продуктами пакетами в руках. Когда мы поравнялись, я украдкой взглянул ей в лицо. Честно говоря, я неисправимый романтик. Колледж в маленьком городишке, где тебя знает каждая собака, и жизнь с родителями не способствуют активной личной жизни. Я не признался бы и себе, но сюда меня тянуло не в последнюю очередь тайное желание встретить героиню моих грез.
Я удивился, какая она хорошенькая. Девушка не была ослепительной, как Дафна с ее алыми губами и черными волосами, но не походила и на студенток, которых я видел. Те словно повелевали маленькой вселенной своими резюме и табелями успеваемости.
Я увидел мягкие карие глаза и темно-русые волосы, полные губы, скорее теплые, чем чувственные, ни следа макияжа, волосы, стянутые в «конский хвост». Под пальто, слишком теплым для осени, я заметил зеленый хирургический костюм. Когда мы поравнялись, она едва взглянула на меня.
Понимаю, это прозвучит неправдоподобно, но, когда наши глаза встретились, я почувствовал, как между нами протянулась невидимая нить. Я неисправимый романтик и уже говорил об этом. Мне захотелось завязать разговор, но расстояние между нами увеличивалось, а в голову лезла всякая чепуха. Что можно прокричать с двадцати футов — «Привет, подожди, я тебя люблю!»?
Покачав головой, я пошел своей дорогой.
Но вмешалась судьба. Я услышал треск и женский вскрик. Один из пакетов лопнул, и апельсины раскатились во всех направлениях — под гору, в кусты, за статую нашего почтенного основателя.
— Черт! — закричала девушка. — Черт, черт, черт! — Она начала собирать апельсины, роняя другие пакеты, откуда тоже сыпались покупки. Ее глаза наполнились слезами.
— Ну что вы так, — сказал я, — из-за апельсинов-то.
Девушка покачала головой и закрыла лицо руками.
— Сейчас соберу их. — Пожалуй, это было самым жалким из галантных обещаний в истории. Девушка расплакалась. — Что с вами?
Она не отвечала. Не зная, что делать, я начал собирать апельсины.
