Пи Трейси - Наживка
Джино с улыбкой зажмурился.
– Нет. Меня заставила притащить. Тридцать фунтов каждый. Боялся ноги протянуть.
– Образцовый сотрудник отдела убийств. Выполняешь черную работу для подозреваемой.
– Выполняю просьбу пожилой женщины. Уважаю старость. Ну, еще гордость мачо, раз она несет пятьдесят фунтов земли для рассады.
– По-твоему, и тело перенесла бы?
– По мере необходимости. Она его в тачке катила.
– Жуть какая. Взвалить мертвого мужа в тачку! Хотя не так жутко, как мыть и брить. Говорю тебе, меня с души воротит. Только не рассказывай про старые времена. Сам знаю. Но сейчас не старые времена, и все это настоящая дичь.
Магоцци пожал плечами:
– Может, для стариков еще старые времена. Впрочем, и мне это тоже не дает покоя. Думаю, тут что-то не так.
Джино поднял брови:
– Да?
– Вряд ли она его убила, просто мы чего-то не видим.
– Например?
– Не знаю. Чувствую, и точка. Откуда шоколадом пахнет?
– От мешков с мульчей из какао-бобов, которую сыплют вокруг растений, на клумбах, на грядках, во всяких местах. В дождик похоже на бар «Херши». Здорово, правда?
– Не знаю. Как удержать соседских детишек, чтоб они ее не съели?
– Пристреливать.
Оба взглянули на новенький «мерседес» с откидным верхом, свернувший на подъездную дорожку к теплице и с визгом затормозивший в дюйме от перегородившей ее патрульной машины. Водитель выглядел вполне безобидно – средних лет, с небольшим брюшком, в дорогом костюме, помятом, но все-таки с виду хорошем, – однако, когда охранявший дорожку коп попытался его не пустить, он заплясал, задергался, словно тролль.
– Сын, должно быть, – предположил Магоцци.
Джино таращился на мужчину с глуповатой усмешкой.
– Черт побери. Я даже не сообразил. Знаешь, кто это? Джек Гилберт.
– Ну да, сын. Я и говорю…
– Нет, тот самый Джек Гилберт. Частный адвокат по искам о возмещении финансового и морального ущерба, которого телевидение рекламирует с песнями-плясками. «Не оставайтесь с носом, держите нос по ветру, который дует в паруса Джека Гилберта!» Точно, он и есть. Господи, бедный Марти. Представь себе подобного слизняка своим шурином…
Гилберт уже орал на полицейского, акцентируя словесные оскорбления широкими буйными жестами, смахивая на взбесившуюся ветряную мельницу.
– Боже, только погляди на него! Хренов стряпчий вообразил себя владыкой мира.
Магоцци встал, махнул копу, чтобы тот пропустил вновь прибывшего.
– Уймись. Он только что узнал о гибели отца, причем родная мать даже не потрудилась об этом его известить.
– Все равно слизняк, – упрямо повторил Джино, глядя на шагавшего к ним кратчайшим путем Гилберта и быстро отступая, когда тот подскочил так близко, что стал виден каждый сосудик в налитых кровью глазах.
– Вы кто? Детективы? – Гилберт бросил подозрительный взгляд на бермуды.
– Да, сэр. Детектив Ролсет, детектив Магоцци.
Он протянул обоим липкую потную руку, топчась на месте.
– Джек. Джек Гилберт.
Магоцци приготовился принести стандартные соболезнования, но возможности не представилось.
– Что тут за чертовщина творится, ребята, как думаете? Ограбление? Наезд?
– Следствие только начато, сэр. Мы еще даже не опросили…
– Господи Иисусе. – Джек Гилберт закрыл глаза руками. – Не могу поверить. Сотни людей в городе, включая мою собственную жену, хотят убить меня, а убили отца…
Джино вздернул брови:
– Разрешите полюбопытствовать, мистер Гилберт, кто вас хочет убить? Кроме жены, разумеется.
– Меня, адвоката, частного поверенного по финансовым искам? Я вам список по факсу пришлю. Черт возьми, он же просто старик. Какому сукину сыну понадобилось в него стрелять? Где моя мать? Где Марти?
– Дома, мистер Гилберт, но, если не возражаете, у нас есть несколько вопросов… – Магоцци не успел закрыть рот на последнем слове, как собеседник, не оглянувшись, умчался.
– Интересный способ допроса, – заметил Джино. – Ты начисто выпотрошил это ничтожество. Однако, по-моему, кое-что упустил. Знаешь, позабыл задать рутинные вопросы, например, где он был прошлой ночью, не убил ли отца и так далее и тому подобное.
Магоцци испепелил его взглядом и в ту же минуту заметил, как полицейский постарше, которого он раньше не видел, ныряет под ленту ограждения на подъездной дорожке и приближается к ним.
– Знаешь, кто это?
Джино прищурился на стоянку.
– Конечно, черт возьми. Эл Вигс. Про волосы не спрашивай.
– Что с ними?
– Купился на рекламу. Вид жуткий. Жалкие клочки на лысине.
Магоцци невольно уставился на голову подходившего копа.
– Будь я проклят, все равно что не думать о белом медведе.
– Точно. Привет, Вигс.
Полицейский мрачно поздоровался под пристальным взглядом Магоцци, устремленным на розовый скальп, причудливо испещренный пучками волос.
– Мы с Берманом закончили обход квартала. Попозже вернемся, опросим, кого не застали, хотя почти все дома. Воскресенье и прочее.
– Хочешь, угадаю, – вызвался Джино. – Никто ничего не слышал, никто ничего не видел.
Вигс кивнул:
– Точно. Только… вот что странно. – Он огляделся, прокашлялся, пошаркал начищенными ботинками. – Побывали в двадцати местах, в частных домах, в заведениях… Ничего не пойму.
Магоцци оторвался от головы, посмотрел в глаза Вигсу:
– Что такое?
Тот беспомощно пожал плечами:
– Все плачут. Многие. Как только услышат о гибели мистера Гилберта, принимаются слезы лить. Мужчины, женщины, дети… Ужас и кошмар.
Взгляд Магоцци стал тверже. Действительно интересно.
– Просто не знаю, – бормотал Вигс. – В таком большом городе половина живущих поблизости не знает соседей в лицо, а только посмотрите, что там происходит, – кивнул он по направлению к улице, – с ума можно сойти.
Джино поднялся, выглянул через его плечо на пустую подъездную дорожку.
– Ты о чем это?
– Давно выходили на улицу?
– Не выходили с тех пор, как приехали.
– Тогда идите, сами посмотрите.
Джино с Магоцци вышли со стоянки через проем в живой ограде и ошеломленно замерли на месте. Оба тротуара запружены людьми всех мыслимых рас и возрастных категорий. Одни тихо плачут, другие хранят стоическую суровость, стоят неподвижно и молча. У Магоцци волосы на затылке встали дыбом.
Джино оглянулся на тех, кто выходил на улицу, вливаясь в ряды скорбящих.
– Господи боже, – шепнул он, – кем же был старик, черт возьми?
Высокий светловолосый паренек за лентой ограждения слегка поднял руку, привлекая внимание детективов. Магоцци подошел, наклонился к нему:
– Чем могу помочь, сынок?
– Э-э-э… Вы из полиции?
– Правильно.
В принципе симпатичный мальчишка, но сейчас лицо в красных пятнах, глаза припухли.
– Я Джефф Монтгомери? Это Тим Мэтсон? Мы здесь работаем? Мистер Пульман велел сидеть дома, на случай, если вы пожелаете с нами поговорить? Только… мы не могли не прийти, понимаете?
Магоцци поднял ленту, поманил жестом ребят, которые сильно смахивали на брошенных щенков, подавляя инстинктивное желание погладить их по головке, пообещать, что все будет хорошо.
7
В отсутствие очевидного подозреваемого расследование убийства в первый день сводится к беспорядочной череде опросов, к бездумному формальному сбору фактов, на что безнадежно тратится драгоценное время между совершением преступления и возможностью его раскрытия. Если повезет – вспыхнет искорка, попадется крошечная песчинка информации, способная указать верное направление, но сегодня Магоцци и Джино не повезло. За четырнадцать часов в деле Гилберта не возникло никакого просвета.
Магоцци поставил машину на улице рядом с муниципалитетом, и они минуту сидели в темноте.
Знаешь, в чем твоя основная проблема, Лео? Ты принимаешь каждое убийство чертовски близко к сердцу.
Единственное заявление бывшей жены, которое до сих пор вызывает у него недоумение. Даже признание в конце игры в бесчисленных изменах потеряло со временем остроту, а это по-прежнему остается занозой. Впервые его услышав, он недоверчиво заподозрил, что, возможно, не все принимают убийство слишком близко к сердцу, и до сих пор об этом раздумывает.
Может быть, дело в сочувствии к жертве. Он не способен смотреть на труп с мысленной дистанции, видя перед собой «просто труп». Некоторые полицейские способны, иначе сошли бы сума. А ему ни разу не удавалось. Он видит не труп, а убитого человека – большая разница.
На этот раз еще хуже. В первый же день пришла жалость не только к жертве, но и к самому себе, не знавшему погибшего. Такого еще никогда не бывало.
– Долгий выдался день, – вымолвил наконец Джино.
