Лорел Гамильтон - Кафе лунатиков
Гретхен упала на колени, воздев руки – не чтобы отвести удар, а умоляя, тянясь к нему.
– Прошу тебя, Жан-Клод, я только хотела на нее посмотреть! Увидеть смертную, которая крадет тебя у меня!
Я не хотела этого видеть, но зрелище было – как столкновение машин. Я не могла заставить себя уйти.
– Она ничего не крадет. Я тебя никогда не любил.
Неприкрытая боль поразила ее лицо, и даже под слоем грима оно стало совсем не человеческим. Оно утончилось, кости выступили резче, будто кожа села.
Он схватил ее за руку и грубо поднял на ноги. Пальцы в белых перчатках впились в ее руку выше локтя. Будь она человеком, остались бы синяки.
– Держи себя в руках, женщина! Ты забываешься.
Утончившиеся губы отступили, обнажив клыки. Она зашипела, выдернула руку и закрыла лицо ладонями – почти клешнями. Я видела, как вампиры показывают свою истинную форму, но никогда – случайно, никогда – при всех, где их может увидеть кто угодно.
– Я люблю тебя! – вырвались у нее искаженные и заглушенные слова, но чувство за этими словами было настоящее. Очень... человеческое.
– Скройся с глаз, пока ты нас всех не выдала, – сказал ей Жан-Клод.
Она подняла к свету лицо – уже совсем не человеческое. Бледная кожа светилась внутренним светом, и грим – тон, тени у глаз, помада – плавал над этим светом, будто его больше не принимала кожа. Когда она повернулась, стали заметны кости челюстей под кожей, как тени.
– Мы еще не закончили с тобой, Анита Блейк, – выпали слова из ее клыков.
– Вон отсюда! – эхом раздалось шипение Жан-Клода.
Она бросилась в небо – не прыгнула, не взлетела, – просто ушла вверх. И исчезла в темноте с дуновением ветра.
– Я прошу прощения, ma petite. Я ее услал сюда, чтобы этого не случилось. – Он приблизился в своей элегантной пелерине. Из-за угла вырвался порыв ледяного ветра, и Жан-Клоду пришлось вцепиться в цилиндр, чтобы его не сдуло. Приятно знать, что хотя бы одежда не подчиняется его малейшим капризам.
– Мне пора идти, Жан-Клод. Меня ждет полиция.
– Я не хотел, чтобы это сегодня случилось.
– Вы всегда не хотите, чтобы что-то случилось, Жан-Клод, а оно случается. – Я подняла руку, чтобы предупредить его слова. Они мне сегодня уже надоели. – Мне пора.
Я повернулась и пошла к своей машине. Перейдя обледенелую улицу, я переложила пистолет в кобуру.
– Еще раз прошу прощения, ma petite.
Я обернулась послать его ко всем чертям, но его не было. Фонари отсвечивали на пустом тротуаре. Наверное, Жан-Клоду, как и Гретхен, машина была не нужна.
7
Как раз перед поворотом на сорок четвертое шоссе справа мелькнули величественно старые дома. Они прячутся за коваными решетками и воротами с охраной. Когда их строили, это был верх элегантности, как и вся округа. Теперь дома стали островком в поднимающемся потопе типовых домов и пацанов с пустыми глазами, стреляющих друг в друга из-за старых кроссовок. Но старые богатства решительно отстаивают свою элегантность, пусть она даже их убьет.
В Фентоне завод Крайслера по-прежнему самый крупный работодатель. Боковая дорога вьется мимо ресторанов быстрой еды и местных мелких предприятий, но шоссе обходит их стороной. Прямое, уходящее вперед и назад не оглядывающееся. Здания Маритца тянутся вдоль хайвея, и крытые переходы там такого размера, что в них можно разместить деловые офисы. Они привлекают внимание, как излишне назойливый кавалер на свидании, но зато мне знакомы названия этих контор, а только о немногих зданиях на сорок четвертом я могу это сказать. Иногда назойливость приносит плоды.
Горы Озарк поднимаются по обеим сторонам дороги, пологие и закругленные. Ласковые горы. В солнечный осенний день, когда разными цветами горят деревья, они поражают своей красотой. В холодную декабрьскую ночь, освещаемую только луной и огнями моих фар, они как спящие великаны, пододвинувшиеся к дороге. Снегу было как раз столько, чтобы он блестел между облетевшими деревьями, и черные силуэты вечнозеленых отбрасывали лунные тени. В карьере по добыче гравия бело светились известняковые обрывы.
У подножия гор теснились дома. Аккуратные фермерские домики с террасами – небольшими, только чтобы посидеть. Не столь аккуратные домики из некрашеного дерева с ржавеющими железными кровлями. Коррали в пустых полях, и поблизости не видно ферм. Одинокая лошадь посреди ледяного холода, с опущенной головой, выискивает верхушки замерзших трав. За Эврикой многие держат лошадей – те, кто не может себе позволить жить в Ледью или в Честерфилде, где дома по полмиллиона, зато у тебя там амбары, тренировочные конюшни и корраль на заднем дворе. Здесь у тебя только сараюшка, корраль и мили, которые надо проехать, чтобы навестить свою лошадь. Зато она у тебя есть. Да, держать лошадь – хлопоты немалые.
В свете фар вспыхнула верхушка дорожного знака. Я сбавила скорость. В этот знак когда-то въехала машина и сковырнула его, как сломанный стебель цветка. Под углом шестьдесят градусов знак трудно было прочесть. Наверное, поэтому Дольф и велел мне искать сломанный знак, а не название улицы.
Я свернула на узкую дорогу. В Сент-Луисе, бывает, выпадает три дюйма снега. Здесь, кажется, было все шесть. Дорогу не чистили. Она уходила круто вверх, забираясь в холмы. В снегу были две колеи от машин, как от колес фургона. Полицейские машины забрались наверх – значит, и мой джип сможет. Будь я сейчас на старой “нове”, пришлось бы идти вверх по свежему снегу на высоких каблуках. Хотя в багажнике у меня лежала пара найковских кроссовок. Правда, они в такую погоду немногим лучше. Наверное, стоит купить пару сапог.
В Сент-Луисе снег выпадает не часто. Таких глубоких сугробов я уже четыре года не видела. Так что сапоги казались излишней роскошью. Но не сейчас.
Дорогу обступили деревья, размахивая в свете фар голыми ветвями. Мокрые обледенелые стволы наклонялись к шоссе. Летом эта дорога должна быть просто туннелем из листьев, а теперь – черные кости, выступающие из белого снега.
На гребне холма стояла высокая каменная стена – футов десять, – и она скрывала все, что было слева от дороги. Наверное, монастырь.
Еще через сто ярдов мне встретилась табличка, закрепленная на стене возле украшенных шпилями ворот. Выпуклыми буквами – металл на металле – она извещала меня, что это и есть монастырь св. Амвросия. Вверх и в сторону за холм уходила подъездная дорожка, а как раз напротив въезда была гравийная дорога поменьше. Следы колес поднимались в темноту передо мной и уходили за следующий холм. Если бы не ворота в качестве ориентира, я бы эту дорогу проглядела. Только когда я повернула джип, фары осветили следы, уходящие вправо.
Я подумала, какое там может быть интенсивное движение впереди... Не мои проблемы. И свернула на малую дорогу. Ветви заскрежетали по джипу, соскребая блестящую краску, как ногти с классной доски. Отлично. Лучше не придумаешь.
У меня никогда раньше не было новой, с конвейера, машины. Первый стук, когда я наехала на скрытый снегом могильный камень, был хуже всего. После первой царапины остальные переносятся куда легче. А как же!
По обеим сторонам узкой дороги открылся ландшафт – обширный луг с замерзшей травой по пояс. На снегу мелькали отсветы красно-синей мигалки, пытаясь отогнать тьму. Луг обрывался идеальной прямой линией – там прошла сенокосилка. У конца дороги виднелся белый фермерский дом с крытым крыльцом. Повсюду стояли машины, как будто их ребенок разбросал. Я надеялась, что дорога поворачивает там вокруг – иначе все эти машины стоят на траве. Моя бабушка Блейк ненавидела людей, которые ставят машины на траве.
У многих машин были включены моторы, в том числе у “скорой помощи”. В машинах сидели люди и ждали. Чего? Обычно к моему прибытию на место преступления уже все бывало сделано, только кто-нибудь ждал, чтобы увезти тело, когда я его осмотрю. Но все эксперты уже давно должны были закончить и уехать. Значит, что-то случилось.
Я остановилась возле машины шерифа округа Сант-Джерард. Возле водительской дверцы стоял полисмен, опираясь на крышу. Он разглядывал группу людей, стоящих возле дома, но повернулся поглядеть на меня. То, что он увидел, ему явно не понравилось, форменная шляпа с медведем Смоки закрывала его лицо, но открывала морозу уши и затылок. Был он бледен, с веснушками и не ниже шести футов двух дюймов. Плечи в темной зимней куртке были очень широкими. Выглядел он как крупный мужчина, который всегда был крупным и считая, что от этого он круче всех. Волосы у него были какого-то бледного оттенка, но отражали цвета мигалок и потому казались то синими, то красными. Как и его лицо, и снег, и вообще все вокруг.
Я очень осторожно вышла из машины. Нога ушла в снег, он стал пропитывать чулок, набиваться в туфлю. Было холодно и мокро, и я изо всех сил держалась за дверцу автомобиля. Туфли на высоких каблуках не очень сочетаются со снегом. И меньше всего мне хотелось бы сесть на задницу на глазах у помощника шерифа округа Сант-Джерард. Надо было попросту взять в джипе кроссовки и переобуться, но теперь поздно. Помощник шерифа направлялся ко мне очень решительно. Он был обут в сапоги, и потому снег ему нисколько не мешал.
