Домохозяйка - Фрида МакФадден
С этими словами я удаляюсь под его непрерывные вопли. Придя в спальню, я сразу же гуглю:
Сколько времени человек может прожить без воды?
56
НИНА
Когда я приезжаю в лагерь за Сесилией, она выглядит такой веселой, какой я давно ее не видела. Она завела себе новых друзей, ее круглое личико сияет. Щеки и плечи подгорели на солнце, а царапина на локте залеплена пластырем, который наполовину отклеился. Вместо одного из тех ужасных платьев, которые ее заставлял носить Эндрю, она бегает в удобных шортах и майке. Я буду счастлива, если она никогда в жизни больше не наденет платье.
— Привет, мам!
Она кидается ко мне, волосы, собранные в конский хвост, болтаются за спиной. Сюзанна говорила, что когда ее младшенький начал звать ее «мам» вместо «мамочка», это было как если бы ей всадили кинжал в сердце. Но меня радовало, что Сеси растет, потому что это означало: скоро она станет достаточно взрослой, чтобы он потерял власть над ней. Над нами.
— Ты рано! — кричит мне Сеси.
— Да вот…
Ее макушка уже достает мне до плеча. Неужели моя дочь так выросла за время пребывания в лагере? Сеси обвивает меня тощими руками и кладет голову мне на плечо.
— Куда мы теперь поедем?
Я улыбаюсь. Когда Сеси укладывала свои вещи для поездки в лагерь, я велела ей взять побольше одежды, потому что, возможно, мы вернемся домой не сразу, а сначала отправимся куда-то в другое место. Вот почему в багажнике моей машины лежат несколько ее сумок.
Я не была уверена, что так случится. Не знала, что все пойдет точно по плану. Каждый раз, когда я вспоминаю об этом, на глаза наворачиваются слезы. Мы свободны!
— Куда бы ты хотела поехать? — спрашиваю я.
Она наклоняет голову набок:
— В Диснейленд!
В Калифорнию? С удовольствием проложу три тысячи миль между собой и Эндрю Уинчестером — на случай, если ему придет в голову, что нам опять нужно быть вместе.
На случай если Милли не сделает того, на что я рассчитываю.
— Поехали! — говорю я Сеси.
Лицо моей дочки сияет, и она принимается прыгать от восторга. В ней по-прежнему живет это детское свойство радоваться. Способность жить моментом. Он не украл у нее это свойство напрочь. Во всяком случае, пока еще не украл.
И тут она перестает прыгать, и ее лицо омрачается.
— А папа?
— Он с нами не поедет.
Облегчение на лице Сеси — как зеркало моего собственного. Насколько мне это известно, он никогда не трогал ее пальцем, а я-то уж смотрела в оба. Если бы обнаружила на своей дочери хотя бы намек на синяк, я велела бы Энцо пойти и убить его. Но я никогда не видела ничего такого. Зато она знает, что за некоторые из ее проступков наказание понесла я. Сесилия девочка сообразительная.
Разумеется, тот факт, что в присутствии отца от нее требовалось быть идеальным ребенком, означал, что, когда его не было рядом, она отыгрывалась на чем-то или на ком-то другом. Сесилия по-настоящему не доверяет никому из взрослых, кроме меня, и потому иногда бывает очень трудной. Ее называли избалованной соплячкой, но это не ее вина. У моей дочери большое сердце.
Сеси бежит в свой домик за сумками. Я иду за ней, но тут жужжит мой телефон. Нахожу его, прокопавшись сквозь залежи всякой всячины, скопившейся в моей сумочке. Звонит Энцо.
Не знаю, отвечать или нет. Энцо помог мне спастись, и, не могу отрицать, подарил мне фантастическую ночь. Но я готова оставить эту часть своей жизни позади. Не знаю, зачем он звонит, и не уверена, что хочу знать.
Но опять же — ответить на звонок будет наименьшей благодарностью ему с моей стороны.
— Алло? — говорю я, снизив громкость своего голоса на несколько делений. — Что происходит?
Голос Энцо тих и серьезен:
— Нам надо поговорить, Нина.
На протяжении всей моей жизни эти три слова означали, что меня не ждет ничего хорошего.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Нужно, чтобы ты вернулась. Ты должна помочь Милли.
— Не может быть и речи, — фыркаю я.
— Не может быть и речи? — (Я и раньше видела Энцо рассерженным, но его гнев никогда не был направлен на меня. Сейчас первый такой случай.) — Нина, она в беде. И это ты поставила ее в такое положение.
— Еще бы, она ведь спала с моим мужем. И я, по-твоему, должна ее за это пожалеть?
— Ты толкнула ее на это!
— Верно, она заглотила наживку. Но никто ей руки не выкручивал. Да ладно, с ней все будет хорошо. Энди первые несколько месяцев был душкой. Только когда мы поженились, тогда… — Я хмыкаю. — Ладно, уговорил, я напишу ей письмо сразу после развода, окей? Предупрежу насчет него. До того, как она выйдет за него замуж.
Несколько секунд молчания на том конце линии. Затем Энцо говорит:
— Милли уже три дня не выходит из дома.
Мои глаза устремляются на домик Сесилии. Дочка пока еще внутри — собирает вещи и, наверное, треплется со своими новыми друзьями. Я оглядываюсь на других родителей, приехавших за своими детьми. Быстро отхожу в сторону и еще больше понижаю громкость голоса.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я тревожился за нее. Поэтому поставил на шину ее автомобиля красную метку. Прошло три дня, а метка не сдвинулась с места. Она три дня никуда не выезжала.
— Пф-ф, — отзываюсь я. — Послушай, Энцо. Это может означать все что угодно. Может, они уехали куда-нибудь вдвоем.
— Нет. Я видел, как его машина ехала по улице.
Я закатываю глаза.
— Так может, они пользуются его автомобилем по очереди.
— На чердаке горит свет.
— На че… — Я прочищаю горло и отхожу еще дальше от других родителей. — Откуда ты знаешь?
— Заходил на задний двор.
— После того как Энди тебя уволил?
— Мне же нужно было проверить! На чердаке кто-то есть.
Я сжимаю телефон с такой силой, что пальцы начинают зудеть.
— Подумаешь, дело великое! У нее же спальня на чердаке. Ну, Милли там, и что с того?
— Понятия не имею. Тебе лучше знать.
Моя голова кружится. Когда я планировала все это — что Милли заменит меня собой, а потом и убьет этого ублюдка — я никогда, в сущности, не продумывала дело до конца. Я оставила ей перцовый баллончик и снабдила ключом от каморки, и всё.
