Джон Гришэм - Партнер
Какая разница, если прилипнут к окнам соседи? Лучшая тактика — застать их спящими или в душе.
Чарлз Боген в пижаме открыл входную дверь и только негромко всхлипнул, увидев наручники в руках начальника полиции, человека, ему знакомого лично. Семью свою он уже потерял, так что особого позора и не было.
Возникшая на пороге супруга Дуга Витрано проявила характер. С треском захлопнув перед двумя молодыми сотрудниками ФБР дверь, она бросилась на второй этаж, чтобы вытащить мужа из ванной комнаты. Дети, к счастью, спали, когда их отца со скованными, как у обычного уголовника, руками посадили на заднее сиденье автомобиля. Плачущая женщина осталась на ступенях крыльца в одной ночной сорочке, она проклинала ФБР.
Джимми Хаварек, как обычно, улегся спать в стельку пьяным и на звонок в дверь не отозвался. Пришлось будить его, позвонив по телефону прямо из машины. Когда он все-таки поднялся, его тут же арестовали.
Итэн Рэпли сидел перед восходом солнца на чердаке, занятый составлением очередной служебной записки. Он не обращал никакого внимания на то, что происходило вокруг.
Снизу до него не доносилось ни звука. Стук в дверь разбудил его жену, которая и принесла дурную весть на чердак, успев, правда, надежно спрятать хранившийся в шкафу с одеждой пистолет мужа. Разыскивая пару подходящих носков, Итэн дважды пытался нащупать оружие. Спрашивать жену он не стал: боялся, что та скажет, куда положила пистолет.
Основавший фирму Богена юрист тринадцать лет назад получил назначение на пост федерального судьи. На повышение его выдвинул сенатор Ней, а освободившееся после ухода кресло занял Боген. У фирмы были прочные и тесные связи со всеми пятью членами федерального суда, поэтому телефоны зазвонили еще до того, как партнеры встретились в тюрьме. К половине девятого утра их привезли в суд Билокси, чтобы в спешном порядке представить судье первой инстанции.
Легкость и скорость, с которыми Боген успел привести в действие нужные винтики, раздражали Каттера. Он не вынашивал планов заставить всех четверых дожидаться суда в тюремной камере, но никак не ожидал, что его вытащат из постели ради неожиданного слушания. Раздражение заставило его не только проговориться о сути дела местным газетчикам, но и бросить весьма прозрачный намек телерепортерам.
Бумаги были оформлены и подписаны очень быстро, после чего все четверо получили полную свободу передвижения и возможность пешком добраться до своего офиса, находившегося в трех кварталах от суда. По пятам следовали неуклюжий, огромного роста, парень с видеокамерой и молоденький журналист, не совсем представлявший, о чем будет писать. В редакции ему сказали, что шум из-за этой истории поднимется небывалый. Суровые и мрачные партнеры-юристы не проронили ни слова. По Вью-Марше они прошагали до фирмы и заперли за собой входную дверь на ключ.
Первым делом Чарлз Боген направился к телефону, чтобы срочно связаться с сенатором.
* * *Рекомендованному Патриком частному детективу потребовалось менее двух часов, чтобы разыскать, пользуясь лишь телефоном, нужное лицо. Женщина проживала в Меридиене, около семидесяти километров к северо-востоку от Билокси. Звали ее Дина Постелл. Продавщица небольшого продовольственного магазина, она подрабатывала еще и кассиршей в баре только что выстроенного на окраине городка супермаркета.
Добравшись до супермаркета, Сэнди вошел туда и с восхищением стал рассматривать разложенные на витрине бара жареные куриные грудки и пакетики с картофелем фри, искоса поглядывая на сновавших за прилавком продавцов. Внимание его привлекла крупная дама с намертво схваченной лаком прической и звучным голосом. Подобно остальным, одета она была в блузку в красно-белую полоску. Дама приблизилась, и Сэнди прочитал на прикрепленной к блузке пластиковой карточке ее имя — Дина Постелл.
Решив завоевать доверие Дины, еще дома Сэнди облачился в джинсы и куртку, оставив галстук в шкафу.
— Я могу вам чем-то помочь? — спросила она приветливо.
Десять утра не самое подходящее время для жареного картофеля.
— Большую чашку кофе, пожалуйста, — улыбнулся Сэнди, и глаза Дины удовлетворенно блеснули.
Флирт приносил ей ни с чем не сравнимое наслаждение.
Она вернулась к кассе, однако вместо денег Сэнди протянул ей свою визитку.
Со стороны могло показаться, что женщина взяла карточку только для того, чтобы тут же уронить ее на пол. Для матери трех преступников подобные неожиданности таили лишь очередную неприятность.
— Доллар двадцать, — проговорила Дина, нажимая кнопки кассового аппарата и украдкой оглядывая торговый зал.
— Я принес вам добрые вести. — Сэнди сунул руку за деньгами.
— Чего вы хотите? — едва слышно спросила она.
— Десять минут вашего времени. Подожду вас вон там, за столиком.
— Но что вам от меня нужно? — Взяв деньги, Дина отсчитала сдачу.
— Прошу вас. Это принесет вам радость.
Дина любила мужчин, а Сэнди был мужчиной интересным, причем одетым куда лучше, чем те, кого она видела каждый день. Повозившись у прилавка с куриными грудками, Дина налила вторую чашку кофе и сказала бармену, что ненадолго отойдет.
У небольшого столика, стоявшего за перегородкой между автоматом по продаже баночного пива и набитым брикетами мороженого холодильником, терпеливо дожидался Сэнди.
— Благодарю вас, — сказал он, как только Дина опустилась на стул.
Ей было лет сорок пять, на круглом лице — грубоватый макияж.
— Адвокат из Нового Орлеана, надо же, — проговорила она.
— Да. Вы, наверное, не читали, а может, и не слышали об истории на побережье, в которой фигурирует юрист, укравший в своей фирме огромные деньги?
Не дав ему закончить, Дина покачала головой:
— Я ничего не читаю, приятель. Работаю шестьдесят часов в неделю, поскольку со мной живут двое внуков. За ними следит муж, он у меня инвалид, что-то с позвоночником. Я ничего не читаю, не смотрю телевизор и работаю как лошадь, а возвратившись домой, едва успеваю менять грязные подгузники.
Сэнди мысленно выругал себя за вопрос. Какая досада!
Стараясь быть как можно более кратким, он рассказал Дине о Патрике Лэнигане. Слушала она с интересом, однако в конце заявила:
— Его приговорят к смертной казни.
— Но он никого не убивал.
— Так вы же только что говорили о чьем-то теле в его машине.
— Это был уже труп.
— Значит, он все-таки убил?
— Нет. Только украл мертвое тело.
— Гм… Послушайте, мое время закончилось. Я хотела узнать напоследок, какое это все имеет отношение ко мне?
— Тело, которое он украл, принадлежало Кловису Гудмэну, вашему дорогому почившему дедушке.
Голова Дины дернулась.
— Он сжег Кловиса!
Сэнди мрачно кивнул.
Глаза женщины сузились, она судорожно пыталась привести в порядок мысли.
— Зачем?
— Хотел инсценировать собственную смерть. Это вас устроит?
— Но почему Кловис?
— Патрик был его юристом и другом.
— Другом!
— Вот что, я не собираюсь говорить на темы морали. Все это произошло четыре года назад, и в то время ни вы, ни я ни о чем не подозревали.
Дина забарабанила пальцами по столу. Мужчина, сидевший напротив, производил впечатление человека, опытного в своем ремесле, так что попытка сыграть на любви к деду, похоже, ничего не даст. На кой черт краснеть? Пусть говорит, что ему надо.
— Я вас слушаю, — сказала Дина.
— В глазах закона глумление над трупом является преступлением.
— Так и должно быть.
— Подобные дела рассматриваются в гражданском суде. Другими словами, родственники Кловиса Гудмэна имеют право предъявить моему клиенту иск за уничтожение трупа их деда.
Ага, вот оно что! Дина сделала глубокий вдох, улыбнулась и кивнула:
— Теперь понятно.
Улыбнулся и Сэнди:
— Вот почему я здесь. Мой клиент хотел бы предложить семье решить проблему мирно.
— Что значит «семье»?
— То есть ныне здравствующим родственникам.
— В таком случае я — это семья.
— А как насчет вашего брата?
— Его уже нет. Лютер умер два года назад — наркотики и спиртное.
— В таком случае обратиться в суд сможете только вы.
— Сколько? — быстро спросила Дина и тут же смутилась.
Сэнди подался вперед:
— Меня уполномочили предложить вам двадцать пять тысяч долларов. Прямо сейчас. Чек лежит в моем кармане.
Женщина тоже начала наклоняться к столу, однако, услышав сумму, замерла. Глаза Дины повлажнели, нижняя губа задрожала.
— О Господи!
Сэнди оглянулся вокруг.
— Именно так. Двадцать пять тысяч.
Потянувшись за бумажной салфеткой, она опрокинула солонку, промокнула слезы и громко высморкалась.
— Всё мне одной? — Голос ее стал хриплым, дыхание участилось.
