Илья Бушмин - Дорога смерти
Бегин взял со стола бумажку и протянул Рябцеву. Опер пробежал глазами сухой и лаконичный текст. Печатника он поставил на контроль в тот же день, когда выяснилось, что тот скрылся со съемной квартиры в Белых Столбах — в рамках доследственной проверки. Информационный центр Домодедово, работающий с общей базой данных и ежедневно перерабатывающий тонны информации, выдал ответ на запрос, когда в сводках промелькнуло имя Артема Тимофеевича Паршутова по кличке Печатник.
— Его задержали во Владимирской области, — сказал Бегин. — Патрульные увидели чужое лицо и решили проверить. При себе пакет анаши. Скорее всего, заплатит штраф и все, но главное — он прошел по сводкам.
— Нам во Владимирскую область пиликать? Это не близко.
Бегин пожал плечами.
— Ты же хотел остыть.
* * *Их путь лежал к трассе М-7 «Волга». Рябцев достал из бардачка карту, принялся водить пальцем по дорогам, прикидывая маршрут и что-то бормоча себе под нос. Потом кивнул — и они отправились в дорогу. Рябцев погнал машину не вверх, к Москве, а вниз. На развязке съехал с М-4 на первую бетонку — Московское малое кольцо — и взял курс на восток. Окружая Москву и прилепленные к мегаполису городки огромным кольцом, автодорога А-107 соединяла все основные трассы. За Бронницами малая бетонка резко уходила на север, к М-7. Рябцев вел автомобиль уверенно, но было видно, что мысленно он далеко отсюда.
— Я бросил ее, — буркнул он.
— Кого?
— Ты понял, кого, е-мое.
— И она оказалась недовольна?
Рябцев криво усмехнулся.
— Она оказалась недовольна, потому что сложила дважды два. Потому что, Александр Ильич, нарисовались мы с тобой, прижали Потапа, встретились пару раз с Вороном, а потом Ворона расстреляли у ворот собственного дома. Так что отдувался я практически за тебя. Это ты общался с Вороном. Это тебе она должна была закатить истерику, а не мне.
— Я с ней не спал, — пожал плечами Бегин.
— И что? Отмазался типа?
— Она считает, что ты ее использовал. Ее можно понять. Никто не любит, когда его используют. Люди этого не выносят. Мы общаемся с другими людьми ради того, что нас кто-нибудь полюбит. В общении только это и важно. А вещами мы пользуемся. Не людьми, вещами. Наш мир в глубокой заднице, потому что у нас все с точностью до наоборот.
— Не начинай, — поморщился Рябцев. Он вздохнул. Оперу хотелось выговориться, поделиться с кем-то, но кроме Бегина не было никого, кто мог бы его выслушать. — Я решил ее бросить после той истории. Ну, которую ты рассказал. О себе. Я много думал потом. И понял, что так будет правильно. Жена, ребенок, семья — это важно.
Бегин задумчиво покосился на Рябцева.
— Володя, у меня своя история. У тебя своя. Мы разные, истории тоже разные. Не надо сравнивать.
— Да я не сравниваю, но…
— Ты не думал о том, что важнее всего, когда решил поразвлечься на стороне. А теперь бежишь от этого. Полтора года назад ты остался со своей женой, потому что просто привык, а не потому, что любишь. Но теперь бежишь и от этого. Володь, все, от чего мы убегаем, имеет одно свойство. Оно в конце концов все-таки настигает нас. И рушит все к чертям.
Рябцев почувствовал раздражение. Ехать было еще долго, и ругаться не хотелось.
— Вот и поговорили, — проворчал он, сердито сопя. — Ладно, проехали.
И демонстративно крутанул ручку магнитолы, резко добавляя звук музыки.
По малой бетонке они добрались до М-7 и поползли по трассе на восток. Они были в пути уже два часа, когда у обочины вырос указатель, объявляющий о въезде в Лакинск, а впереди показались дома и здания городка. Трасса М-7 упиралась в Лакинск и уже под другим именем — проспекта Ленина — прорезала его насквозь, уходя дальше в сторону Владимира. По обе стороны дороги потянулись городские постройки. Частные дома, пятиэтажные многоквартирки, придорожные магазинчики и мотели. Позади центральной улицы тянулся частный сектор.
Рябцев тормознул около строения, разношерстные вывески на котором возвещали, что внутри находились сразу несколько мелких магазинчиков. Выбравшись из машины, Рябцев перекинулся парой слов с местным жителем, который ковырялся под капотом автомобиля. Тот махнул рукой, объясняя и показывая дорогу.
Местное отделение полиции ОВД по Собинскому району Владимирщины располагалось на том же проспекте, ближе к центру города. Участок был маленьким. Пятачок перед строением был забит транспортом.
Дежурный предоставил гостям комнату в отделении, сразу за дежурной частью, которая выполняла роль и комнаты для общения с заявителями, и камеры для допросов.
Рябцев сходил за Печатником в крохотный ИВС, состоявший лишь из одной камеры-клетки, утопленной в здание отделения сразу за помещением дежурки. Привел его в допросную и плюхнул на стул напротив Бегина. Печатник испуганно смотрел то на Рябцева, то на Бегина, не понимая, что происходит.
— Что? Когда меня к судье повезут?
— Зачем?
— Как зачем? — Печатник непонимающе уставился на Бегина. — Штраф. За коробок…
— Ошибочка. Не коробок. А конвертик. Конвертик в виде треугольника. Как я понимаю, у твоего поставщика это что-то типа отличительной особенности. Знак качества. Или как это называется, забываю все время, Володь?
— Брэнд.
— Точно. Брэнд.
— Какого… поставщика? — глаза Печатника забегали. Он начал подозревать, что визитеры были здесь не просто ради формальности. — Я этот коробок… конвертик, то есть, купил у чувака на автовокзале в Собинке. Я же рассказал вашим все.
— Ты купил анашу, Артем, не в Собинке. Местным можешь дурить голову, сколько влезет. Но тебе не повезло. Мы не местные.
Бегин достал удостоверение. Раскрыл и поставил перед Печатником, чтобы он мог внимательно прочесть все, что там написано. Печатник непонимающе уставился на вкладыш удостоверения с фотографией Бегина и названием ведомства, отдела, звания и должности. Чем больше Печатник читал, тем больше терялся.
— Погодите… Вы из Москвы? Здесь?
— Мы с тобой чуть-чуть разминулись в Белых Столбах. Когда мы пришли за тобой, ты уже успел свалить. И вот ты здесь. Давно мы хотим поговорить с тобой, парень. И да, мы здесь из-за тебя. Потому что у тебя проблемы.
Печатник окончательно растерялся. За ним в глубинку приехал московский следователь по особо важным делам. Который, оказывается, чуть не поймал его в Подмосковье. Печатник был сбит с толку. А Бегин, видя это, решил ковать железо, пока горячо.
— В Белых Столбах — кто тебе дал знак, чтобы ты сваливал?
— Никто, — пробормотал парень. — Я… Я в окно увидел. Там, в отстойнике… Решил свалить, чтобы не нарываться…
— Печатник, мозги мне не парь, — Бегин говорил жестко. — Ты мог спрятать анашу где-нибудь на улице, или на чердаке. Где угодно в одном из тайников, которых у тебя, как и у любого барыги, наверняка немало. На случай палева. Спрятал траву — и все, ты чист. Ты знал, что к тебе придут. И что придут не из-за анаши. Так вот, ты был прав. На долбанную щепотку анаши в твоем кармане нам наплевать. Мы работаем по банде ДТА, в дела которой ты вляпался по самые помидоры. В курсе, что за банда?
Печатника перекосило.
— Я не знаю никакой… Я тут вообще не при делах!
— Теперь это уже не тебе решать, — отметил Бегин и рявкнул, чеканя каждое слово: — Кто сказал тебе, чтобы ты сваливал?
Печатник закусил губу. Глаза бегали. Проскулив что-то жалобное, он взмолился:
— Пожалуйста. Мне не нужны неприятности!
— У тебя УЖЕ неприятности. Кто тебе позвонил?
— Гоблин… Это был Гоблин.
— Кто? Что еще за Гоблин?
— Это… поставщик мой. Тот, у кого я закупаюсь. Кликуха его.
С каждым словом Печатника все запутывалось еще больше, хотя предполагалось, что парнишка даст ответы на очень многое. Теперь вдобавок к угонщикам, банде ДТА, Сергееву и Печатнику добавился и некий Гоблин.
— Он тебе позвонил — а дальше? Что сказал?
— Просто сказал: «Потапа взяли менты, срочно вали, за тобой придут». И все. Только это. Намекнул, типа вали как можно дальше. Я сразу собрал манатки и прыгнул на маршрутку. Вот и все.
Бегин сразу же воспрянул духом, услышав знакомое «Потап». Однако не подал виду, а продолжал давить:
— При чем здесь Потап? Какое отношение ты имеешь к Потапу? Ты работал с ним и его бригадой по машинам?
— Нет! То есть… да, но давно. Я пробовал. У меня не пошло это дело. Меня на подхвате держали: помочь, когда много рук нужно было. Параллельно я в Москву за травой гонял иногда и толкал в Домодедово через корешей. Вот Потап и решил свести меня с Гоблином.
Мозг Печатника пылал, рисуя кошмарные перспективы, одна была хуже другой. Все после волны информации, которую следователь выплеснул на парня, и без того находившегося в стрессовой ситуации. Бегин хорошо знал это пограничное состояние, схожее с воздействием сыворотки правды, когда под большой перегрузкой мозг не успевает перерабатывать информацию, как в обычном режиме, и вынужден идти по пути наименьшего сопротивления. То есть — говорить правду.
