Ранульф Файнс - Профессионал
– Вы полагаете, затея с книгой – это серьезно? – спросил Спайк.
– Вряд ли он пошел бы на это, если бы мог отчетливо представлять себе последствия, – ответил Макферсон. – Однако этот человек уже явно не в своем уме. За себя я не боюсь, но мы не можем допустить, чтобы доброе имя Основателя было замарано искаженным и неточным изложением событий, – а ничего другого от Блетчли ждать не приходится. Его измышления, попав в руки какого-нибудь члена парламента, которого меньше всего интересует истина, нанесут огромный вред и заставят забыть о великих заслугах Основателя перед родиной.
– Что же нам делать? – спросил Спайк.
– Я приватно обращусь за советом к лучшему специалисту по делам о клевете Питеру Картеру-Раку. Надеюсь, такую книгу можно запретить под каким-нибудь юридическим предлогом. Буду держать вас в курсе, однако есть еще одна причина, которая, возможно, не позволит Блетчли написать ни эту книгу, ни любую другую. – Макферсон вручил Спайку лист бумаги с машинописным текстом. – Прежде чем вы ознакомитесь с этим, позвольте рассказать кое-что о прошлом Блетчли. Его родители погибли в железнодорожной катастрофе в начале двадцатых, после чего он был усыновлен. Окончив академию в Сандхерсте, Блетчли в тридцать восьмом поступил в стрелковый полк и в начале сороковых участвовал в боевых действиях против итальянцев Африке. Он был одним из немногих офицеров с опытом войны в пустыне, переведенных в Каир, в главный штаб, и во многом благодаря его усилиям чаша весов в противостоянии с Роммелем склонилась в нашу пользу. После окончания войны Блетчли ожидало понижение из подполковников в капитаны, поэтому он оставил военную службу и стал бухгалтером.
– Долгий путь до его нынешнего блестящего положения в Сити, – заметил Спайк.
– Совершенно верно, – согласился Макферсон. – Однако Блетчли верно выбрал время для смены профессии, и на волне послевоенного экономического бума он вскоре стал финансовым директором одной независимой компании. Он никогда не оглядывался назад и удалился на покой в семьдесят втором в возрасте пятидесяти пяти лет, чтобы получить места в правлении многочисленных фондов и благотворительных организаций. До тех пор пока не дала о себе знать его болезнь, им все восторгались. Блетчли был идеальным председателем: авторитетным, дотошным и надежным, бесспорно умным и обладающим массой влиятельных друзей.
– Что за проблемы у него со здоровьем? – спросил Спайк. – Кто-нибудь знает?
Макферсон кивнул на бумагу, которую дал Спайку.
– Прочтите сами, – сказал он. – Если я прав, а все симптомы налицо, то первые признаки заболевания проявились в начале семидесятых. Речь идет о воздействии на головной мозг; физические признаки стали заметны только в прошлом году. Этот краткий документ подготовил мой знакомый, профессор медицинского факультета Эдинбургского университета.
Спайк прочитал вслух:
– В тысяча восемьсот семьдесят втором году американский врач Джордж Гентингтон впервые описал заболевание, которое назвал «наследственной хореей» («хорея» по-гречески означает «танец»). Гентингтон объяснил: «Этот недуг ограничивается несколькими семействами и передается из поколения в поколение, начиная с глубокого прошлого. Те, чья кровь заражена семенами болезни, говорят о ней с ужасом. В настоящее время заболевание изучено значительно лучше, и определенные лекарства способны существенно замедлить его смертоносное течение, однако оно до сих пор считается неизлечимым. В мире ему подвержен один из каждых двадцати тысяч человек.
Двадцать или даже сорок лет могут отделять первые незаметные перемены в поведении, сигнализирующие о начале болезни, от хронического умственного и физического расстройства до смерти, как правило, из-за удушья во время еды.
Болезнь способна поразить в любом возрасте, и если первые признаки начинаются только после пятидесяти лет, жертва еще в течение длительного периода может продолжать заниматься умственной деятельностью, при условии, что эта деятельность для нее привычна.
Если больны один или оба родителя, то рано или поздно болезнь проявится и у одного или нескольких детей. Поскольку человек может выглядеть здоровым до среднего возраста, вполне вероятно, что он успеет завести семью и заразить новые поколения.
Как только болезнь впервые проявляет себя, разложение личности, хотя и незаметное при повседневном общении, становится необратимым. Иногда больной не испытывает физических проблем на протяжении нескольких лет, однако тем временем его головной мозг подвергается невидимому разрушению. Друзья и родственники с ужасом и болью наблюдают за переменами. Распадаются семьи. Рано или поздно определенные мышцы начинают непроизвольно сокращаться, постепенно это распространяется на все тело, и в конце концов все до одного мускулы дергаются спазматически, как конечности у марионетки».
– К счастью, – заметил Макферсон, – Блетчли так и не женился.
– Бедняга, – пробормотал Спайк. – Никому не пожелал бы таких ужасов.
– Но он еще может написать книгу, – сказал Макферсон. – Есть вероятность, что у него еще несколько лет будет частичная ясность ума.
Глава 44
Через одиннадцать лет после встречи с шейхом Амром де Вилльерс в декабре 1987 года вернулся в Дубай, чтобы получить у его сына Бахайта последнюю выплату в размере двух миллионов долларов. Это задание стоило жизни обоим его коллегам из «Клиники». Люди из «Таднамса» провели доскональное расследование, но так ничего и не узнали о судьбе Дэвиса. Де Вилльерс решил не тратить ни времени, ни душевных сил на бесполезные догадки.
В определенном смысле гибель коллег, если предположить, что Дэвис умер, явилась для де Вилльерса неожиданным подарком. Теперь не только все деньги достанутся ему одному, но и угроза со стороны призраков прошлого будет минимальной.
Младший брат Бахайта, партнер в торговой империи, доставшейся в наследство от отца, радушно встретил де Вилльерса, однако не проявил никакого интереса к цели его визита. Все это дело имело отношение к одному только Бахайту, который отсутствовал.
– Он в Иране вот уже семь месяцев. Я сделал все возможное, чтобы добиться его освобождения.
– Освобождения? – недоуменно переспросил де Вилльерс.
– Да. Он сидит в тюрьме Гохар-Дашт. Его арестовали стражи исламской революции, якобы за шпионаж в пользу Ирака. Разумеется, Бахайт не шпион, хотя действительно по делам проводил много времени в обеих странах. На самом деле им нужна иностранная валюта.
– То есть? – недоуменно спросил де Вилльерс.
– В Иране знали, что я заплачу за освобождение брата. Эти муллы хитрые бестии. Каждый раз на связь со мной выходит новый человек, и каждый раз он требует новых денег. По их словам, доказать невиновность моего брата – дело очень дорогостоящее.
– Так когда же Бахайт выйдет на свободу?
Дхофарец покачал головой, и по его дружелюбному лицу пролегли тревожные складки.
– Пока что я получаю одни обещания. Уже и надеяться не смею, но продолжаю отдавать деньги и заботиться о семье брата. Он не страдает в тюрьме и, если будет на то воля Аллаха, однажды возвратится к нам.
Де Вилльерс с трудом сдержал свои чувства. Ему должны заплатить два миллиона долларов, и как только это произойдет, он будет свободен от обязательств. Больше никаких заказов, никаких контактов с посредниками. Только Анна и Ла-Перголь. Де Вилльерс понимал, что судьба завела его в патовую ситуацию, – ничего другого не оставалось, как набраться терпения и ждать. Один лишь Бахайт имеет право подписывать чеки, и де Вилльерс не собирался вытаскивать его из тюрьмы аятоллы Хомейни.
Он покинул Дубай, получив от младшего брата Бахайта заверения в том, что иранский узник свяжется c ним, как только вернется домой. Де Вилльерс оставил себе видеозапись, сделанную в спальне Мэка, а также отчет о последующих действиях «Клиники» и некролог на смерть Мэка в херефордской газете «Ивнинг ньюс».
Глава 45
В июле 1990 года, чудесным прохладным днем, они ехали верхом через виноградники к развалинам Вриде-Хойса, наслаждаясь закатом и беседуя о том, как возведут на пустыре летний домик.
Похоже, Анна подхватила простуду – так вначале решил де Вилльерс. Но затем последовал грипп, с сильным кашлем и приступами удушья.
Вызвали врача, но антибиотики оказались бессильны. Де Вилльерс отвез Анну с двусторонним воспалением легких в больницу, и рентгеновское обследование показало, что ее легкие поражены пневмоциститом. Поскольку у нее прежде не было проблем со здоровьем, врачи заподозрили СПИД. Через два дня де Вилльерсу сообщили, что Анна действительно ВИЧ-инфицирована. Врачи сошлись в том, что заражение страшным вирусом вероятнее всего произошло во время переливания крови после аварии, четыре года назад.
Де Вилльерс был сражен наповал. Он считал себя лично виновным в трагедии. Анна, напротив, отнеслась к известию спокойно.
