Гленн Купер - Хроники мертвых
Не успел Лука прибыть на Вектис, как другие послушники начали рассказывать ему о загадочных склепах. Будто бы под монастырем существовал целый подземный мир, где жили странные существа, которые занимались невесть чем. Ритуалы, таинственность, тайное сообщество, орден имен…
Все это ерунда, часть обряда инициации молодых людей с богатой фантазией. Лука считал, что лучше сосредоточиться на обязанностях и образовании и не позволять втягивать себя в подобную ересь.
Впрочем, он должен был признать, что на территории монастыря было полным-полно зданий, о предназначении которых можно только гадать. За монашеским кладбищем, например, находилось простое деревянное сооружение, размером с небольшую церквушку, которое соединялось с другой вытянутой невысокой постройкой. Некоторые послушники говорили, что это еще одна кухня. Из любопытства Лука иногда забредал довольно близко к этому зданию и видел, как туда привозили зерно, овощи и молоко. Одни и те же братья то входили, то выходили оттуда. А иногда в постройку, похожую на церквушку, приводили молоденьких девушек.
Лука в силу молодости и неопытности решил, что в мире существует нечто, что ему не нужно или что он не должен знать. Разве имеет он право отвлекаться от служения Богу, осознание которого становилось все сильнее день ото дня?
Спокойная, размеренная жизнь Луки закончилась в конце октября раз и навсегда. Необычно теплое и солнечное утро вдруг обернулось холодным, дождливым днем. На остров неожиданно налетел сильный шторм. Лука в раздумьях брел по двору монастыря, когда закружил ветер и начал накрапывать дождь. Обогнув стену, Лука оказался рядом с сестринскими спальнями и увидел молодых женщин, в спешке собиравших сохнувшее белье. Порыв ветра, подняв с камня детскую рубашку, отбросил ее на траву к ногам Луки. В тот же миг через поле за ней бросилась девушка. Под косынкой развевались длинные волосы, золотистые словно мед.
Она еще не монашенка, догадался Лука, иначе волосы были бы острижены. Девушка, проворная и стройная, будто олененок, остановилась как вкопанная, увидев молодого монаха. Лука поднял с земли рубашку и помахал ею. Дождь разошелся вовсю.
— Эй, вот она! — крикнул Лука девушке, улыбаясь.
Никогда не видел он лица прекраснее — идеальный подбородок, высокие скулы, зелено-голубые глаза, влажные губы и кожа, сияющая, как жемчуг, который он однажды видел в Лондоне на руке богатой дамы.
Элизабет только исполнилось шестнадцать. Она была олицетворением молодости и чистоты. Девушка приехала из Ньюпорта. Отец отдал ее в услужение графине Изабелле в Карисбрукский замок, когда девочке было всего девять лет. А два года спустя Изабелла подарила Элизабет монастырю. Сестра Сабелина лично выбрала девочку из всех предложенных. Сестра взяла ее за подбородок и, заглянув в глаза, сказала, что именно она больше всех подходит монастырю.
— Спасибо, — сказала Элизабет, когда Лука подошел к ней. Молодой голос звенел как колокольчик.
— Прости, она немного намокла. — Лука протянул рубашку Элизабет. Хотя их руки не соприкоснулись, он почувствовал вспыхнувшую искорку. Лука огляделся по сторонам. Рядом никого не было. — Как тебя зовут?
— Элизабет.
— А меня — брат Лука.
— Знаю. Я тебя видела.
— Где?!
Девушка опустила взгляд.
— Мне пора. — И убежала.
Лука смотрел ей вслед, и с тех пор прекрасный образ Элизабет часто затмевал мысли о его Боге и Спасителе, Иисусе Христе. Лука все чаще, будто бы случайно, проходил мимо сестринских спален. А Элизабет невзначай оказывалась поблизости: то раскладывала белье на камнях, то выливала воду. Увидев девушку, Лука не мог сдержать улыбку. Элизабет отвечала ему тем же. Они ни разу больше не разговаривали, но это не уменьшало очарования встреч. Только заканчивалась одна, как Лука уже мечтал о следующей. Он понимал, что такое поведение неприемлемо и мечты его нечисты, но никогда раньше он не испытывал ничего подобного и просто не мог вычеркнуть Элизабет из своих мыслей. Он раскаивался вновь и вновь, но все равно представлял, как проводит ладонью по ее шелковистой коже. Такие мысли чаще охватывали его перед сном, когда он лежал на кровати, силясь унять волнение в чреслах.
Лука возненавидел себя за это. С его лица исчезла улыбка. Душа металась. Он стал еще одним угрюмым монахом, медленно бредущим по монастырю. Лука знал, что заслуживает наказания, самого строгого, если не в этом мире, то после смерти уж точно.
* * *Аббат Болдуин заканчивал молитву в храме Иосифа, когда Лука подошел к сестринским спальням, надеясь хоть мельком увидеть Элизабет. Утренний воздух звенел от холода, ветер щипал кожу, но Луке даже нравилось подобное самоистязание. На дворе не было ни души. Хоть бы она заметила его из окна на покатой крыше!
Его терпение вознаградилось. Когда Лука подошел ближе, дверь распахнулась, и на пороге возникла Элизабет, закутанная в коричневый плащ. Дыхание Луки перехватило. Как она прекрасна! Он выдохнул воздух, поплывший легким облачком по ветру, и чуть замедлил шаг, чтобы заметить, как дрожат ее ресницы.
И тут случилось невероятное. Элизабет пошла прямо к нему. Лука замер в нерешительности. Девушка остановилась. Стоило протянуть руку, и он мог бы дотронуться до нее. Неужели это сон? Элизабет плакала, порывы ее прерывистого дыхания касались шеи Луки. Нет, все на самом деле. Он так испугался, что даже не посмотрел, не следит ли кто-нибудь за ними.
— Элизабет, что с тобой?
— Сестра Сабелина сказала, что я следующая, — задыхаясь от слез, прошептала девушка.
— Следующая?!
— Меня отведут в склеп! Лука, пожалуйста, спаси меня!
Он хотел крепко обнять ее, успокоить, но это было бы непростительным грехом.
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Что может произойти в склепе?
— Ты не знаешь?!
— Нет, объясни мне!
— Не здесь. Не сейчас! — Рыдания душили Элизабет. — Давай встретимся вечером после службы?
— Где?
— Понятия не имею! — воскликнула Элизабет. — Решай скорее, а то меня хватится сестра Сабелина.
— Хорошо-хорошо. На конюшне. После вечерней службы. Приходи туда, если сможешь.
— Приду. Мне пора бежать. Да благословит тебя Господь, Лука!
* * *Болдуин нервно мерил шагами комнату. Настоятель Феликс сидел на стуле, набитом конским волосом. Обычно ему здесь — в личной приемной аббата — очень нравилось. Приятное потрескивание дров в камине, кубок доброго вина, мягкий стул… Но не сегодня. Болдуин метался по комнате, будто муха в жару. Его волнение передавалось настоятелю. Во внешности аббата ничто не выдавало его священного сана — ни внешнее хладнокровие, ни мудрое спокойствие. Если бы не мантия, отороченная горностаем, его можно было бы принять за деревенского торговца или купца.
— Я молился о том, чтобы Господь дал мне ответ, но он молчит, — недовольно проговорил Болдуин. — Может, ты мне объяснишь?
— Вряд ли, отец, — ответил Феликс с сильным бретонским акцентом.
— Тогда придется собрать совет.
Совет ордена имен не встречался уже многие годы. Феликс и не помнил, когда это было. Наверное, лет двадцать назад. Тогда обсуждался вопрос о расширении библиотеки. Феликс в ту пору только пришел в монастырь. Молодой ученый и переплетчик рукописей, он многое слышал о Вектисском скриптории. Болдуин — тогдашний настоятель — заметил незаурядный ум, честность и выдающиеся способности юноши и предложил посвятить его в орден имен.
Болдуин проводил дневную службу в кафедральном соборе. Радостное пение братьев и сестер наполняло святую святых. Зная наизусть порядок службы, Болдуин позволил себе задуматься о склепе. Все как всегда — «Поспеши, Боже, избавить меня», затем гимн, псалмы сто двадцать пятый, сто двадцать шестой и сто двадцать седьмой, стихира, возглас «Господи, помилуй!», «Отче наш», оратория и в завершение семнадцатая молитва святого Бенедикта. Закончив службу, Болдуин первым вышел из алтаря и прислушался к шагам членов ордена, направляющихся в дом капитула — многоугольное здание с остроконечной крышей.
За столом разместились все: Феликс, брат Варфоломей — старый седой монах, возглавляющий скрипторий, брат Томас — толстый, вечно сонный смотритель подвала и кладовой, сестра Сабелина — мать-настоятельница всех сестер — горделивая аристократическая дама в преклонных летах.
— Кто может сказать, как сейчас обстоят дела в библиотеке? — спросил Болдуин у собравшихся монахов. Каждый из них часто заходил туда, но никто лучше Варфоломея не знал досконально состояние дел. Старик большую часть жизни провел под землей и даже внешне стал напоминать крота. Черты лица заострились. Он избегал света и выразительно жестикулировал худощавыми руками.
— Их что-то беспокоит. Я наблюдаю за ними много лет. Много-много лет… — Он вздохнул. — И впервые вижу какое-то подобие чувств.
