Кэтти Райх - Смерть дня
Я резко разогнулась и ударилась головой о дерево, крик захлебнулся в горле.
"Черт, Бреннан, держи себя в руках. Ты специалист в криминалистике, а не истеричка-свидетельница".
Я нагнулась, все еще парализованная ужасом. Не из-за похожего на гробницу места, а из-за того, с кем я его разделила. Пока я ждала признаков жизни, рождались и умирали поколения. Ничто не говорило, ничто не двигалось. Я глубоко вдохнула, чуть подползла и снова дотронулась до ноги.
Кожаные ботинки, маленькие, на шнуровке, похожи на мои. Я нашла вторую ногу и проследила ее до верха. Тело лежало на боку. Я осторожно перевернула его и продолжила свои исследования. Край одежды. Пуговицы. Шарф. В горле встал ком, потому что пальцы узнали материю. Даже не дотрагиваясь до лица, я знала, кто это.
Но такого не может быть! Не может.
Я стащила шарф и потрогала волосы. Да. Дейзи Жанно.
Боже! Что происходит?
"Двигайся!" – приказал мозг.
Я потащилась вперед на одном колене и одной руке, ощупывая другой стену. Пальцы натыкались на паутину и еще что-то, о чем даже думать не хотелось. Я ползла по туннелю, а со стен крошился и падал на пол мусор.
Через несколько метров темнота почти рассеялась. Рука на что-то наткнулась, я ощупала предмет. Деревянные перила. Подмостки. Подняв голову, заметила тусклый квадрат янтарного света. Шаги наверху.
Я встала на лестницу, проверяя каждую ступеньку. Через три шага очутилась под потолком. Руки нащупали доски крышки, но, когда я нажала, она не поддалась.
Я прильнула ухом к дереву, и рычание собак наполнило страхом каждую клеточку моего тела. Звук казался приглушенным и далеким, но понятно было, что псы возбуждены. Человеческий голос отдал какую-то команду. Тишина. Потом рычание возобновилось.
Прямо над головой ни голосов, ни шагов.
Я налегла плечом, и крышка немного отошла, но не откинулась. Изучив полоски света, я заметила тень с правой стороны посредине. Попыталась поддеть ногтями, но дыра оказалась слишком узкой. Я в отчаянии сунула пальцы в щель чуть выше и повела дальше по щели. В кожу вонзались занозы, ногти обламывались о доски, но я все равно не могла добраться до щеколды. Слишком узко.
Черт!
Я подумала о сестре и собаках и Дженнифер Кэннон. О себе, собаках и Дженнифер Кэннон. Пальцы замерзли так, что уже ничего не чувствовали, и я сунула их в карман. Правая рука наткнулась на что-то твердое и плоское. Я удивленно вытащила предмет и поднесла к щели.
Разбитый скребок!
Пожалуйста!
С немой молитвой я вставила лопатку в проем. Подошла! Дрожа, продвинула ее к щеколде. Кажется, скрежет разносился на километры вокруг.
Я застыла и прислушалась. Над головой ничего. Едва дыша, я продолжила. За пару миллиметров до цели скребок выскользнул из рук и упал в темноту.
Черт! Черт! Черт!
Я спрыгнула с лестницы и уселась на землю. Проклиная свою неловкость, начала просеивать комочки влажной земли. Через мгновение пальцы наткнулись на скребок.
Обратно на лестницу. Теперь каждое движение заставляло полыхать огнем всю ногу. Я втолкнула скребок обеими руками и нажала. Ничего. Я вынула и переставила лопатку, подвигала из стороны в сторону в щели.
Что-то щелкнуло. Я прислушалась. Тишина. Налегла плечом. Крышка поддалась. Ухватив ее по краям, я подняла панель и тихо опустила на пол. Сердце билось как бешеное, я подняла голову и выглянула наверх.
Комнату освещала единственная масляная лампа. Что-то вроде кладовой. На трех стенах – полки, на одних стоят коробочки, на других – банки. Кипы картонок загромождали углы слева и справа от меня. Оглянувшись, я затряслась от страха так, как не дрожала даже от холода.
Вдоль стены выстроились несколько десятков пропановых баков, их эмаль поблескивала в скудном свете. В голове появился образ: военная пропаганда – фотография боеприпасов, сложенных в аккуратные ряды. Трясущимися руками я оперлась на пол и встала на последнюю ступеньку.
Как их остановить?
Я посмотрела вниз на лестницу. Квадрат желтоватого света падал на земляной пол, едва задевая лицо Дейзи Жанно. Я вглядывалась в застывшие холодные черты.
– Кто ты? – пробормотала я. – Я думала, ты командуешь представлением.
Абсолютная тишина.
Я несколько раз глубоко вздохнула и поднялась в кладовую. Радость от освобождения сменилась страхом неизвестности.
Кладовая вела в похожую на пещеру кухню. Я похромала к двери в дальнем конце, прижалась спиной к стене и вобрала в себя все звуки. Скрип дерева. Свист ветра и льда. Хруст замерзших веток.
Едва дыша, я повернула ручку двери и выскользнула в длинный темный коридор.
Звуки шторма ослабели. Я почувствовала запах пыли, горящего дерева и старого ковра. Похромала вперед, придерживаясь за стену. В эту часть дома не проникал ни единый луч света.
Где ты, Гарри?
Я подошла к двери и прижалась к ней. Ничего. Коленка болела; я гадала, сколько еще смогу пройти. Потом услышала приглушенные голоса.
"Прячься!" – закричал разум.
Ручка повернулась, и я окунулась во тьму.
* * *В комнате пахло приторной сыростью, как от цветов, покинутых умирать в вазе. Казалось, волосы у меня встали дыбом. Вроде что-то двинулось? Снова. Я затаила дыхание и услышала какие-то звуки.
Кто-то дышал!
Во рту пересохло, я сглотнула и попыталась уловить малейшее движение. Кроме ритмичных вдохов и выдохов, ничего не было слышно. Я медленно прокралась вперед, пока из темноты не стали появляться отдельные предметы. Кровать. Человеческое тело. Тумбочка со стаканом воды и вазочкой с таблетками.
Еще пара шагов, и я рассмотрела длинные светлые волосы на лоскутном одеяле.
Неужели правда? Неужели Бог ответил на мои молитвы так быстро?
Я кинулась вперед и повернула голову лежащей женщины, чтобы увидеть лицо.
– Гарри!
Боже, да. Гарри.
Голова качнулась, сестра глухо застонала.
Я тянулась к вазочке с таблетками, когда за запястье меня поймала чья-то рука. Она схватила меня за горло, сжимая гортань и перекрывая доступ воздуха. Другая рука зажимала рот.
Я дернула ногами и попыталась ногтями выцарапать свободу. Каким-то образом мне удалось стряхнуть чужие пальцы с запястья и выкрутить руку, зажимающую лицо. Прежде чем она ушла за спину, я заметила кольцо. Черный квадрат с мальтийским крестом и мелкозазубренными краями. Вырываясь, я вспомнила рану в мягкой бледной плоти и поняла: этот человек без колебаний заберет мою жизнь.
Я пыталась кричать, но убийца Малахии сжимал мне горло и закрывал рот. Потом мою голову повернули в сторону и прижали к костистой груди. В полутьме я увидела бледный глаз и полосу белых волос. Несколько световых лет прошло, пока мне удалось вдохнуть. Легкие горели, пульс бился как бешеный, я то теряла сознание, то приходила в себя.
Послышались голоса, но мир уже проваливался в пустоту. Боль в коленке таяла, разум перестал различать ощущения. Похоже, меня тащили. Я ударилась обо что-то плечом. Мягко под ногами. Снова твердо. Мы миновали еще одну дверь, безжалостная рука сжимала мою трахею.
Меня поставили на ноги, что-то жесткое обхватило запястья. Руки рвануло вверх, но голова и горло освободились, я могла дышать! Я услышала собственный стон, когда легкие начали наполняться драгоценным воздухом.
С восстановившейся чувствительностью вернулась и боль.
Ныло горло, дыхание давалось с трудом. Плечи и локти вытянулись вверх, ладони замерзли и онемели высоко над головой.
"Забудь о теле! Думай!"
Большая комната, как в гостиницах и на постоялых дворах. Дощатый пол и тяжелые бревенчатые стены освещает единственная лампа. Я подвешена на балке, моя тень с высоко поднятыми руками похожа на творения Джакометти.
Я повернула голову, и яйцеобразная тень от черепа удлинилась в мерцающем свете. Двухстворчатая дверь впереди. Каменный очаг слева. Венецианское окно справа. Я запомнила расположение.
Услышав голоса позади, я повернулась одним плечом вперед и оттолкнулась ногами. Тело извернулось, и я на мгновение, пока веревка не вернула меня назад, увидела их. Узнала полосатые волосы и глаза мужчины. Но кто с ним?
Разговор прервался, потом продолжился на пониженных тонах. Послышались шаги, за ними – тишина. Я поняла, что осталась одна. Задержала дыхание и начала ждать.
Когда она появилась передо мной, я удивилась, но не сильно. Сегодня она уложила косички на голове, а не распустила их по плечам, как тогда, на улице Бофорта с Катрин и Карли.
Женщина стерла слезу с моей щеки.
– Боишься?
Ее глаза оставались холодными и жесткими. Мой страх раззадорит ее, как гончего пса!
– Нет, Элли. Только не тебя и не твою кучку фанатиков.
Боль в горле мешала говорить.
Она провела пальцем по моему носу, губам. Я почувствовала шершавую кожу.
– Не Элли. Je suis Elle[38]. Я – Она. Женское начало.
Я узнала глубокий голос с придыханием.
– Высочайшая жрица смерти! – сплюнула я.