Роберт Ротенберг - Старая ратуша
На какое-то мгновение в зале воцарилась полная тишина. Точно короткая пауза между вспышкой молнии и ударом грома во время грозы. У Саммерса отвисла челюсть. Пэриш, повернувшись в сторону Фернандеса, невольно громко выдохнула.
Кенникот услышал, как зашевелились, выходя из ступора, репортеры.
Неожиданно, перекрывая нарастающий шум, из зала прогремел голос. Это вскочил Фил Каттер.
— Минуту, ваша честь! — крикнул он. Его голос отчетливо прозвучал на фоне уже нарушенной тишины.
— Это противоречит принципам прокуратуры. — Барб Гилд тоже вскочила на ноги.
Одергивая мантию, поднялся секретарь.
— Тишина в зале суда!
— Благодарю, — произнес Саммерс, постепенно приходя в себя.
Кенникот посмотрел на Фернандеса. Тот методично расправлял уголки своих бумаг. Затем, не торопясь, убрал ручку в карман. Развернувшись, Кенникот взглянул на скамью подсудимых.
Брэйс был на ногах, в его глазах царило смятение. Он поднял голову. Кенникоту было видно, что он напрягался, пытаясь говорить.
— Не… я… я… — словно выдавливал он.
— Тишина! — раздался голос Саммерса. — Офицер, — обратился он к молодому полицейскому, дежурящему возле скамьи подсудимых, — существуют ли другие основания для задержания мистера Брэйса?
Тот полез в нагрудный карман, вытащил оттуда маленький клочок бумаги и взглянул в него.
— Нет, ваша честь.
— Обвинения в преступлении, не учтенном при предании суду?
— Нет, ваша честь.
— Другие ордеры на арест?
— Нет, ваша честь.
— Имеются ли какие-то причины для дальнейшего содержания этого человека под стражей?
Полисмен вновь взглянул в свою бумажку.
— Нет, ваша честь.
— Освободите заключенного. Мистер Брэйс, вы свободны. Объявляю заседание закрытым. «Боже, спаси королеву».
Брэйс выглядел ошарашенным. Когда дежурный полицейский открыл дверь, за которой тот находился на скамье подсудимых, Брэйс даже не понял, что делать. Вместо того чтобы выйти, он повернулся к нему спиной, отводя руки назад в ожидании наручников.
Краем глаза Кенникот видел, как репортеры шумно поднимались с мест. Он взглянул на невозмутимо собирающего свой портфель Фернандеса. Они на мгновение встретились взглядами, и Фернандес кивнул. Кенникот повернулся к Нэнси Пэриш. Та, обхватив голову руками, сидела за своим столом, чуть не рыдая от счастья. Он бросил взгляд на Саммерса. Едва заметно улыбнувшись ему, тот быстро покинул свое место.
И вдруг Кенникот почувствовал, будто его окатило волной очищения. Казалось, он ощутил мощный приток свежей крови в жилах вместе с чувством, которое ему так хотелось испытать и сохранить хотя бы на короткий момент в связи с потерей брата. То, что Майкл заслуживал больше чего-либо другого — справедливости.
Часть IV
ИЮНЬ
Глава 64
— Я приготовила тебе чай, — открывая дверь в спальню, сказала Дженнифер Рэглан.
Она вновь скользнула в постель рядом с ним.
Грин сел, подложив под спину подушку.
— И не кипятила, чтобы кислород не исчез, — засмеявшись, добавила она, пристраивая между ними поднос, на котором стояли чайник, кружка и тарелочка с красиво уложенными дольками апельсинов.
— Спасибо, — ответил он и потянулся к чайнику.
— Я налью, — возразила Дженнифер.
Грин подождал, пока она наполнит и передаст ему чашку.
— А ты не будешь? — удивился он.
Рэглан покачала головой. На ней была одна из его черных маек, и ее рукава свисали почти до локтей.
— Вчера написала заявление. — Она смотрела куда-то перед собой. — Ухожу в отпуск на все лето. А когда вернусь, больше на этой должности не останусь. Хочу опять заняться обычной прокурорской работой, вести судебные дела.
Стенки кружки были довольно толстыми. Он крепко сжал ее в руках, но тепла так и не ощутил.
— С детьми черт знает что творится, — продолжала она, качая головой. — Саймон поговаривает, что бросит хоккей. Уильям оставил свою научную работу у меня, когда поехал на очередную неделю к отцу. Я уезжала на конференцию, а Дана терпеть не может…
Грин взял ее за руку. Она наконец повернулась к нему. Ее нижняя губа подрагивала.
— Ничего, — успокаивал он.
— Это… я… просто… — Рэглан разрыдалась. — Дети это ненавидят. Боюсь, они и меня возненавидят. — Она вновь потрясла головой. — Он неплохой человек.
— Ну и слава Богу, — отозвался Грин.
— Я должна попробовать начать заново. Прости. — Она уткнулась головой ему в плечо.
— Все в порядке, нечего извиняться. — Он помог ей усесться.
Рэглан вытерла слезы рукавом его майки.
— Не волнуйся, — уже с улыбкой ответила она, — я не Ингрид Бергман, которая собирается сесть в самолет.
Он рассмеялся в ответ.
— А я не уходящий в туман Хамфри Богарт.[32]
— И что же ты будешь делать?
Грин пожал плечами. Ответ казался ему очевиден. Но не хотелось говорить, чтобы не обижать ее.
— Будет очередное убийство… — неуверенно произнес он вместо этого.
— И очередная женщина, — продолжила она, в шутку толкая его локтем.
— Ну-ну… Все сразу не бывает.
Тяжело вздохнув, она погладила его по щеке.
— Мне за детьми еще только через полтора часа.
Он отвел ее руку.
— А я еду в Хэлибертон на завтрак. Путь неблизкий.
Сжав его руку, она кивнула.
— Не можешь успокоиться, да?
— Всегда что-то упускаешь, — ответил он.
Подавшись к нему, она нежно поцеловала его.
— Я обманула тебя. Я все-таки Ингрид Бергман. Обними меня, Ари.
Глава 65
«Ари Грин — детектив по жизни», — подумал Дэниел Кенникот, наблюдая в окно своей квартиры, как большой «олдсмобил» проехал мимо его дома. Даже несмотря на то, что перед зданием было полно места, Грин припарковался дальше по улице и вернулся пешком.
Это было в стиле настоящего полицейского и, вероятно, происходило на подсознательном уровне, — проехать мимо и, бросив взгляд, оценить обстановку перед своим непосредственным появлением. К тому же он прибыл на десять минут раньше, что тоже выдавало профессионала.
Кенникот застегнул на сумке «молнию». Несколько минут ушло на то, чтобы проверить, все ли в квартире выключено и закрыто. Он оставил мистеру Федерико записку, чтобы тот в течение двух недель, пока его не будет, поливал растения.
Когда спустился вниз, Грин уже беседовал с домовладельцем. Тема разговора, естественно, помидоры мистера Федерико, которые уже вовсю цвели благодаря необычно жаркой весне.
— Сегодня полнолуние. — Мистер Федерико указал на горизонт, где над крышами домов маячила круглая утренняя луна. — Лучший день для садовых посадок.
Поймав взгляд Кенникота, Грин с улыбкой кивнул.
— Домовладелец очень горд своим садом, — сказал Кенникот, садясь в машину к Грину. — Сегодня в 19:30 у меня рейс.
— Полно времени. Нам нужно-то всего несколько часов, — ответил Грин, заводя машину.
Дороги были почти свободны. Промчавшись через город в северном направлении, они выехали на живописное шоссе, где фермерские усадьбы чередовались с кукурузными полями.
Грин позвонил ему накануне поздно вечером и предложил отвезти в аэропорт, предварительно совершив эту шестичасовую поездку. Кенникот с готовностью согласился. Ему, как и Грину, было любопытно узнать, что они увидят в конечном пункте. К тому же рейс только вечером.
Оба понимали, что предстоящая поездка Кенникота в Италию была сейчас лучшей зацепкой в деле его брата. А в машине он мог бы без помех все обсудить с детективом. Однако вместо этого Кенникот просто смотрел в окно и думал.
Ллойд Грэнуэл, наставник Кенникота с его прежней работы на Бей-стрит, частенько говорил, что люди разучились думать и этот забытый процесс уже превратился в искусство. У лично принимавшего его на работу Грэнуэла была своя система. Прежде чем новые юристы получали возможность работать в суде, он просил их прийти к нему в офис со всеми своими конспектами, как всегда, вежливо приветствовал и затем так же вежливо забирал у нервничающих молодых адвокатов все, что у них было с собой, включая ноутбуки и вездесущие блэкбери.
— А теперь, — говорил он, подводя очередного юриста к боковой двери, — прошу вас занять место в этой комнате. — Он открывал дверь в маленькое уютное помещение, где из мебели стоял всего один стул, а на стенах было написано всего одно слово: «думай».
— Проведите здесь час без сотового телефона, ноутбука, ваших тетрадей и бумаг, — говорил он, — наедине с мозгами, которыми наделил вас Господь. Займитесь тем, что большинство людей разучилось делать, — подумайте.
Адвокаты всегда заходили в «камеру Грэнуэла» с ужасом. И неизменно выходили оттуда раскованными и уверенными в себе. С чувством благодарности.