Джонатан Рабб - Заговор
— Оттого мы и пустились с вами в эту милую болтовню? — Притчард прищурился и добавил: — Вы сделали все, чего я от вас ожидал, пришло время отойти в сторону.
— Только и всего? — Сара покачала головой. — Им известно, кто я, откуда появилась и что о них знаю. Вряд ли они пойдут на то, чтобы оставить все как есть.
— Не исключено, что здесь вас кое-что удивит.
— И что же это должно означать?
Он вновь выдержал паузу.
— Вы и в самом деле хотите, чтобы я на это ответил? — Притчард выждал, пока его слова будут восприняты. — В данный момент выбор у вас весьма невелик. Лучше всего проявить сообразительность.
— Джасперсу устроили западню, и вы об этом знаете.
— Да, полагаю, вы правы. Только он либо убит, либо разыскивается как убийца. Таковы приносимые нами жертвы. — Не дожидаясь ответа, Притчард повернулся и зашагал к машине.
Сара смотрела ему вслед: легкость поступи выдавала его уверенность. Второй кивок, и двое из эскорта направились к ней. У нее было меньше минуты — достаточно, чтобы подумать, вернуть на его лицо сомнение, уже виденное однажды. Лучше всего проявить сообразительность. Он почти ничего не сказал, ничуть не больше, чем дразнилки в игре кошки-мышки, но она расслышала это, выявила несообразность. Вы и в самом деле хотите, чтобы я ответил на это? Ему нужно было, чтобы она убралась, а как — не имело значения: то ли заговор в КПН выдумать, то ли страх возобновления Аммана пробудить. Сколько иных возможностей он отбросил, прежде чем принести ей условия лично? Чем же таким, по его мнению, она располагала?
Утреннюю тишину разорвал звук мотора, раздражающая прелюдия явления чудища, выкатившегося из-за гаража. Четыре шины, каждая почти пятифутовой высоты, трамбовали щебень, оси, приводы и выхлопные трубы — все торчало наружу у всех на виду под маленькой кабинкой этого четырехприводного дива. Поперек дверей намалевана надпись: ПУГАЛО, причем «П» вздымалась красно-голубой с металлическим блеском волной. За баранкой восседал лыбящийся Джефф и знаками (слов при таком реве расслышать было невозможно!) звал Сару к себе. Люди Притчарда припустили бегом, на ходу, как по команде, запуская руки во внутренние карманы пиджаков. Не раздумывая, Сара стремглав обежала чудо-машину, рванула дверь кабинки и прыгнула на красное кожаное пассажирское кресло. Мощь двигателя качала «Пугало» из стороны в сторону, Джефф отпустил сцепление, щебенка градом полетела от бешено закрутившихся колес. Сара дотянулась до тяжелой дверцы (дорога внизу бешено неслась сплошным пятном) и, собрав все силы, притянула ее к себе. В следующее мгновение она, невредимая, оглядывала юношу, который спас ее.
— Не, вы видели их рожи! — Улыбка во весь рот. — Не, говорю, вы видели их рожи?! Особливо того пожилого. Вот это гонка!
— Вот это гонка, — повторила Сара, отыскивая взглядом в заднем оконце темную легковушку.
Преследователи только-только дверцами захлопали, машина наконец-то рванула в погоню, ее хрупкая оболочка отстала на добрую сотню ярдов, и расстояние увеличивалось с каждой секундой. Какую бы нелепицу ни сотворил Джефф под кабинкой, но тягаться с ней госмашине было не по силам. Сара подалась вперед и смотрела, как лихо катили по бетонке чудовищные колеса, причем их бег был ровным и даже плавным, несмотря на зигзаги дороги.
— А вы полны сюрпризов, — произнесла она.
— Ага. А пожилой-то малость перемудрил, себе ж во вред. Государственное дело. Как будто я сам не разобрался, что к чему. Он ведь один из тех, кто с вами спорил, верно?
— Верно… он один из тех, — кивнула Сара.
— Я это просек! — От восторга парень обеими ладонями шмякнул о баранку. — А Микк себя с ним официально повел. Боже, этот пожилой здорово его в оборот взял. Видели б вы выражение лица Микка: весь из себя серьезный, как будто я не секу, что тут лепится. Послушали б, что он сказал, когда велел мне отсидеться в каптерке, пока они не уедут. Ага, будто я так прям и дал бы ему одному позабавиться.
— Я рада, что вы…
Резкий поворот вправо — и Сара, умолкнув, схватилась рукой за приборный щиток, чтобы не упасть. Чудо-машина соскочила с шоссе и теперь неслась вниз по еле заметной тропке, подминая заросли ежевики и перескакивая через разбросанные бревна. Четырехприводному «Пугалу» все было нипочем, хотя ехать стало совсем неудобно. Подскакивая, как на пружинах, Джефф обратился к Саре:
— Так мы миль двенадцать срежем. Ни одна легковушка на такое не сподобилась бы. Им нас не догнать, слово даю. Извините за тряску.
Сара подтянула ремень безопасности и уперлась рукой в щиток. Что бы ни вдохновило ее юного друга пуститься во все тяжкие, чтобы помочь ей, она не собиралась ставить под сомнение ни его восторги, ни способы, какими он их выражал.
— Пустяки! Это здорово!
Через четыре минуты, когда они выехали на мощеную дорогу, Джефф поддал газу, и «Пугало» понеслось с крейсерской скоростью — почти восемьдесят миль в час.
— Ну, — спросил он, — куда? В Тихуану?
Сара опешила. Мелькнуло: «А может, на север штата Нью-Йорк… вы, случаем, не знакомы с одним сенатором?»
— Так хорошо, что можно опять ехать и ехать. Посмотрим, куда это нас заведет, а?
Джефф хмыкнул и довел скорость до девяноста миль в час.
* * *Вотапек отступил от бара, цепко обхватив пальцами рюмку водки с тоником — уже четвертую. Алкоголь возымел на него действие, о чем свидетельствовал румянец на щеках. Теребя свободной рукой мочку уха, он вернулся на свое место у рояля. Седжвик никак не мог управиться с фразой из этюда Шопена, пассажем, который как бы повторял себя в бесконечной спирали арпеджио.
— Нота «до» естественна для левой руки, — буркнул Вотапек, сердито цепляя пальцами несколько волосиков, росших из уха. — Естественна. Почему у тебя она не выходит?
— Антон, у тебя своя утеха, — ответил Седжвик, который никак не мог выбраться из спирали, — а у меня своя. И твоя должна стать для тебя последней.
— Буду признателен, если ты не будешь указывать, что мне делать. — Вотапек залпом выпил водку и поставил рюмку на столик справа от себя. Потом откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и закрыл глаза. — Ты знаешь, что это неверно, — сказал он и принялся слегка покачиваться взад-вперед. — Я не могу позволить ему делать это. Просто не могу.
— Она подвергла нас опасности, — откликнулся Седжвик, наконец-то перешедший к следующей музыкальной фразе. — А, вот как! Ты прав, «до» тут и впрямь естественна.
— Ты слышал, что я сказал?
— Да. Ты не можешь позволить ему делать это. Не думаю, чтобы у тебя было из чего выбирать. Она слишком опасна, пока эта баба, Трент, все еще в бегах. Даже на этой стадии. — Он стал играть с большим напором, желая поскорее покончить с пьесой. — Впрочем, мне до сих пор покоя не дает, как она ее разыскала…
— Как ты можешь так говорить? Она дитя. Так до конца и не поправилась. Ты же знаешь, что даже тогда она мало что понимала. Как же могла сейчас что-то понять? Это все Трент. Есть у нее способность…
— Нам обоим известно, что она способна сделать. — Седжвик опять запутался в пассажах и в сердцах прекратил играть. Все еще глядя на клавиши, добавил: — Мы оба вели себя глупо, и ты, и я. — Ни следа обычной бравады не было в этом признании. Медленно опустив крышку рояля, он поднял голову. — Впрочем, какая, в сущности, разница. Боюсь, Элисон не знает, во что ей теперь верить. Кому верить. В здравом уме или нет, но она располагает серьезной информацией, которая может сильно навредить. Мисс Трент наделила ее ответственностью и сделала помехой.
— Понимаю, — сказал Вотапек. — Тридцать лет назад мы сломали ей жизнь, а теперь попросту ее забираем. Только и всего. — Слова эти произнес человек, смирившийся с поражением. — Не этого ли мы и добивались всегда?
— Только для того, чтобы можно было построить что-то поистине значимое…
— О, Лэрри, перестань! — Вотапек встал. — Она часть нас, первопричина, по которой мы все это и затеяли. А теперь…
— Первопричина, по которой ты все это затеял. — Тиг появился на ступенях, ведущих вниз, в гостиную. — Она потеряла право на наше доверие.
— Говорю тебе, она не знала…
— Не имеет значения, — перебил Тиг. — С этим делом следовало покончить давным-давно.
— Решительно и твердо! — Вотапек бешено затряс головой. — Так значит, мы говорим о себе самих, о детях, которые пожертвовали…
— «Чувствительность есть слабость», — снова перебил Тиг. — Сколько раз я слышал это от тебя? Что ж, пришло время осознать это как реальность, Антон, а не как некую отвлеченную теорию, которая служит педагогическим приемом у тебя в классе.
— Отлично, — ответил Вотапек. — Еще я знаю, что ей никто не поверит.
