Дин Кунц - Предсказание
Мой милый Джимми, мой человек-блин, лежал на спине, не шевелился, а эти громилы хохотали. Потом один из них сложил руки рупором у рта и что-то крикнул на цирковом жаргоне.
Когда я опустилась на колени рядом с Джимми, воздушные гимнасты ворвались в шатер, в тех же костюмах, пронзительно крича, как птицы.
Глава 69
Несколько дней грудь и живот сильно болели, и я, можно сказать, не верил, что пули расплющились о кевларовый бронежилет под рубашкой и не проникли под ребра и в брюшину. А отвратительные синяки окончательно сошли только через четыре недели.
Как Лорри и сказала вам, после ухода из дома родителей мы переоделись, готовясь к встрече, не исключая варианта, что судьба сведет нас с очередным маньяком. Кевларовые бронежилеты мы приобрели через Хью Фостера годом раньше.
Ладно, мы снова разыграли вас, как и в главе двадцать четвертой вам бы не доставило никакого интереса читать о том, что произошло в большом шатре, если бы вы заранее знали, что я останусь в живых.
Кевлар остановил сами пули, но сила ударов была столь велика, что из меня вышибло дух и я упал на землю. Мне даже успел присниться короткий и неприятный сон о том, что у меня подгорел творожный пудинг с шоколадом и амаретто.
Когда я пришел в себя, какие-то люди громко хохотали, а кто-то даже визжал от восторга.
Взрослые, подростки, дети подходили к телу Виргильо. Ни у кого его смерть не вызывала ни злости, ни сожаления.
С одной стороны, они никак не могли поверить, что их патриарх умер, с другой — уже начинали радоваться обретенной свободе.
Вивасементе не верил, что может умереть. Не верила в это и его труппа, члены которой дрожали от одного взгляда великого воздушного гимнаста. Так что крушение Советского Союза удивило их куда меньше, чем смерть Виргильо Вивасементе.
Однако, когда воздушные гимнасты поняли, что увиденное ими не сон, их вдруг начала распирать энергия. В едином порыве по канатам и лестницам они подняли на свои платформы и трапеции. И когда издалека донесся вой полицейских сирен, а Лорри помогла мне подняться, артисты вновь выступали, пусть на этот раз никто на них не смотрел, даже мы.
Глава 70
Ранее я написал, что месть и справедливость разделены лишь линией, тонкой, как натянутая под куполом струна, по которой должен пройти воздушный гимнаст, и, не удержав равновесия, человек обречен упасть, а куда падать, вправо или влево, значения не имеет. Сдержанная реакция на зло аморальна, как и избыточное насилие.
После случившегося Лорри мучило только одно; следовало ли ей только ранить и обездвижить Виргильо Вивасементе или она имела полное право всадить в него все четыре пули с полой передней частью.
Она размышляла об этом добрых двадцать четыре часа, но за десертом в доме моих родителей вечером 17 апреля, когда Вивасементе еще лежал в морге, сумела разрешить эту нравственную дилемму. Если бы она выпустила в этого сукиного сына пять пуль, включая четыре после того, как он умер, а не три, как было в действительности, то, конечно, перегнула бы палку и действия ее подпадали под категорию «избыточное насилие». А поскольку пятый патрон остался в стволе, она могла не сомневаться (я вот точно не сомневался), что ей удалось сохранить равновесие и не свалиться со струны.
С любой нравственной дилеммой, когда человек старается проанализировать свои мотивы и поступки, ее разрешению очень способствует потребление большого количества сахара.
Что же касается меня, то меня моральная сторона дела совершенно не волновала. И пусть я узнал о себе многое, новая информация нисколько не изменила моих представлений о том, кем я был, кем стал. Я по-прежнему считал себя сыном Руди и Мэдди и не собирался менять полученную профессию.
А самое главное состояло в том, что последний из пяти дней, предсказанных дедушкой Джозефом, миновал и мне удалось его пережить. Собственно, все члены моей семьи по-прежнему здравствовали, за исключением бабушки Ровены, которая мирно умерла во сне.
Мы, конечно, настрадались по пути в эту безопасную гавань, но разве кому-то удается пройти по жизни без страданий? Боль в конце концов проходит, а пирог есть всегда.
Страховые компании рассчитывают суммы ежемесячных выплат на основании множества факторов. Они применяют сложные формулы для определения продолжительности жизни клиента и быстро бы разорились, не имея таких формул.
Для меня самое важное не продолжительность жизни, а ее качество, что я рассчитываю получить и что получаю. И от моего истинного отца, Руди, моей истинной матери, Мэдди, моей обожаемой жены и любимых детей я научился следующему: чем больше ты будешь ожидать от жизни, тем в большей степени будут реализовываться твои ожидания. Когда человек смеется, он же не использует смех, а, наоборот, увеличивает его запасы. Чем больше ты любишь, тем больше любят тебя. Чем больше даешь, тем больше возвращается тебе.
Жизнь доказывает мне эту истину каждый час, каждый день.
И продолжает удивлять.
Через четырнадцать месяцев после смертельной схватки с Вивасементе Лорри забеременела. Ей говорили, что детей у нее не будет, врачи настолько не сомневались в ее бесплодии, что мы не предохранялись.
Учитывая ранения, полученные Лорри, и наличие только одной почки, доктор Мелло Мелодион предложил нам подумать об аборте.
В постели, после того, как стало известно о беременности, Лорри сказала мне:
— Пятерых детей у нас не будет. Четверо — это все, на что мы можем надеяться. Это наш последний шанс. Возможно, это риск. Может, и нет.
— Я не хочу тебя терять, — прошептал я в темноте спальни.
— Ты и не сможешь, — ответила она. — Я буду преследовать тебя в этой жизни, а в следующей дам пинка за то, что ты так долго не присоединялся ко мне.
— Я не знаю, что и сказать, — вырвалось у меня после долгой паузы.
— Ответь на вопрос.
— Какой?
— С того момента, как судьба свела нас и мы поняли, что это навсегда, после того, как каждый из нас осознал, что может полностью положиться на другого, когда мы хоть раз дали слабину?
Я задумался, но смог ответить только вопросом:
— Когда?
— Никогда. Так чего начинать сейчас?
Беременность протекала гладко, роды — тоже, и Ровена выпрыгнула на свет божий, как гренок из тостера. Ростом в восемнадцать дюймов. Весом ровно в восемь фунтов. Без синдактилии.
Мы все еще находились в «родилке», и Шарлей Коулман (она через несколько месяцев уходила на пенсию) протягивала Лорри спеленатую малышку, когда открылась дверь, вошла молодая медсестра и попросила разрешения переговорить с доктором Мелло.
Он вышел с ней в коридор, провел там несколько минут, вернулся с медсестрой, подвел ее ко мне.
— Ее зовут Бриттани Уолтере. Она работает в отделении интенсивной терапии, и я хочу, чтобы ты выслушал ее историю.
По словам Бриттани Уолтере, сорок восемь часов тому назад в отделение интенсивной терапии доставили Эдну Картер, пожилую женщину, перенесшую обширный инсульт, который парализовал ее и лишил дара речи. Но этим вечером Эдна, более не парализованная, села на кровати, за несколько минут до того, как Лорри родила, и заговорила.
К тому моменту, когда медсестра Уолтере добралась до этой части своей истории, я уже не решался взглянуть на Лорри. Не знал, что увижу в ее глазах, но боялся ужаса, который она увидела бы в моих.
А медсестра продолжала:
— Она настаивала на том, что через несколько минут в больнице родится девочка по имени Ровена. Ростом в восемнадцать дюймов и весом ровно в восемь фунтов.
— Господи, — выдохнула Шарлей Коулман.
Медсестра Уолтере протянула мне вырванный из блокнота листок.
— Эдна настояла на том, чтобы я записала пять дат. Едва я это сделала… она упала на кровать и умерла.
Моя рука тряслась, когда я брал у нее листок.
Я посмотрел на Мелло Мелодиона, лицо его не было таким печальным, как я ожидал увидеть. Все-таки он был нашим другом.
С неохотой я просмотрел все пять дат и просипел:
— Пять ужасных дней. — От волнения у меня сел голос.
— Что вы сказали? — переспросила медсестра Уолтере.
— Пять ужасных дней, — повторил я. Сил объяснять не было.
На лице медсестры отразилось недоумение.
— Но она сказала мне, что это будут прекрасные дни, пять особо радостных дней в благословенной жизни. Это странно, не так ли? Вы думаете, ее слова что-то значат?
Наконец-то я встретился взглядом с Лорри.
— Ты думаешь, ее слова что-то значат? — спросил я.
— Скорее да, чем нет, — ответила Лорри.
Я сложил листок, сунул в карман. Вздохнул.
— Просто мурашки бегут по коже.
— Но уже от радости.
— Это так загадочно.
— Как и всегда.
— Но приятно.
— Это точно, — согласилась Лорри. — Приятно.
