Энн Райс - Царица проклятых

Изо рта Хаймана невольно вырвался громкий крик и далеко разнесся над всей застывшей долиной. Значит, она забрала своего возлюбленного!

О, бедный возлюбленный, о, бедный прекрасный золотоволосый принц...

Но уже некогда думать, действовать или разбираться в собственном сердце. Он бросился к дому, ибо солнце уже пронзило облака, и горизонт превратился в пылающий ад.

Дэниел шевельнулся в темноте. Сон приподнялся, как одеяло, которое его чуть было не раздавило. Он увидел, как блеснули глаза Армана. Услышал, как Арман шепнул:

– Забрала.

Джесс громко застонала. Невесомая, она плыла в жемчужном полумраке. Она увидела две поднимающиеся в воздух фигуры: Мать и Сын словно слились в танце. Они походили на возносящихся к Небесам святых под куполом церкви. Губы шевельнулись и беззвучно произнесли лишь одно слово: «Мать».

Глубоко подо льдом Пандора и Сантино заснули в объятиях друг друга. Пандора расслышала звук. До нее донесся крик Хаймана. Она увидела Лестата с закрытыми глазами и запрокинутой головой – он поднимался вверх в объятиях Акаши. Черные глаза царицы не отрываясь вглядывались в его лицо. От ужаса у Пандоры замерло сердце.

Мариус закрыл глаза. Больше он не мог сопротивляться. Наверху выли волки; ветер рвал стальную крышу. Сквозь буран пробивались слабые лучи солнца, словно воспламеняя кружащийся снег, и он чувствовал, как через лед, слой за слоем, спускается вялое тепло, от которого немеет тело.

Он увидел в ее руках спящего Лестата; она поднялась в небо.

– Остерегайся ее, Лестат, – прошептал он с последним сознательным вздохом. – Опасность!

Хайман растянулся на прохладном ковре и уткнулся лицом в руку. Моментально начался сон, мягкий, шелковистый сон о летней ночи в красивом месте, где над городскими огнями простиралось огромное небо, и все они собрались вместе, эти бессмертные, кого он теперь знал по имени и кому отдал свое сердце.

ЧАСТЬ 3

И НЫНЕ, И ПРИСНО, И ВО ВЕКИ ВЕКОВ

Спрячь меня

от меня.

Скрой мое

унижение —

ведь большую

часть жизни

толку от меня,

что от мертвого.

Стань крылом,

заслони меня

от желания

быть рыбой,

пойманной

на крючок.

Это жалкое вино

кажется вкусным,

но делает меня

Слепым.

И еще, возьми

мое сердце,

чтобы оно

так не болело.

1

ЛЕСТАТ: В ОБЪЯТИЯХ БОГИНИ

Не помню, когда я проснулся, когда впервые пришел в себя.

Но я знал, что мы с ней уже долго пробыли вместе и что я с животным самозабвением пил ее кровь, знал о том, что Энкил уничтожен и теперь первородное могущество принадлежит ей одной. А главное, благодаря ей я увидел и понял многое из того, что не было доступно мне прежде.

Двести лет назад, когда я испил от нее в храме, кровь молчала – хранила мрачное и величественное безмолвие. Теперь она стала неиссякаемым источником образов, доводивших до исступления мозг так же, как сама кровь доводила до исступления тело; я познавал все, что произошло; я присутствовал рядом с теми, кто один за другим погибали столь ужасным образом.

И я слышал голоса – они возникали и исчезали на первый взгляд без всякой причины и цели, похожие на шепоты, звучащие в пещере.

Мне казалось, что наступил момент просветления, и все соединилось в единую цепь: рок-концерт, дом в Кармел-вэлли, ее светлый лик представший моим глазам. И сознание того, что сейчас я с ней, в этом темном заснеженном месте. Я пробудил ее. Скорее, как сказала она, я дал ей повод подняться. Я заставил ее обернуться и бросить пристальный взгляд на трон, где она раньше сидела, и сделать несколько первых неуверенных шагов.

«Знаешь ли ты, что для меня значило поднять руку и увидеть при свете, как она двигается? Знаешь ли ты, что для меня значило внезапно услышать звук собственного голоса, эхом отдающийся в мраморных покоях?»

Мы танцевали в мрачном, окутанном снегом лесу – точнее, просто обнимали друг друга.

Произошли ужасные вещи. Во всем мире творилось нечто страшное. Массовое уничтожение тех, кому вообще не следовало родиться, – порочного племени. Бойня на концерте была лишь финалом.

Но я находился в ее объятиях в этой леденящей душу темноте, с наслаждением вдыхал знакомый запах зимы, и ее кровь снова стала моей – она порабощала меня. Когда она отстранялась, я испытывал невыразимую муку. Мне необходимо было привести в порядок свои мысли, узнать, жив ли Мариус, пощадила ли она Луи и Габриэль, а также Армана. Я должен был каким-то образом снова обрести самого себя.

Но эти голоса, шквал голосов смертных! Неважно, звучали они издалека или где-то поблизости – расстояние не имело значения. Мерой служила их интенсивность. Когда-то я мог остановиться на городской улице и слушать в свое удовольствие, как в каком-нибудь доме с погашенными огнями разговаривают, думают, молятся в своих комнатах жильцы. Но теперь мой слух обострился в миллион раз.

Но как только она заговорила, все остальные звуки смолкли, и наступила тишина.

– Но я же сказала: Габриэль и Луи в безопасности. Неужели ты думаешь, что я смогу причинить зло тем, кого ты любишь? Смотри мне в глаза и слушай. Я пощадила намного большее их число, чем требуется. Это я сделала не только для тебя, но и для себя – чтобы видеть свое отражение в бессмертных глазах, слышать, как ко мне обращаются мои дети. Но я выбрала тех, кого любишь ты, тех, с кем ты хотел бы встретиться вновь. Я не могла лишить тебя такого утешения. Но теперь ты со мной и должен увидеть и познать все, что тебе открывается. Твое мужество должно сравняться с моим.

Я не мог выдержать видения, которые она мне посылала: последние секунды этой ужасной маленькой Беби Дженкс и вереница образов, в последний миг мелькнувших в ее умирающему мозгу... Они походили на сон доведенного до отчаяния существа. Невыносимо! А Лоран, мой старый спутник Лоран, искушаемый пламенем на тротуаре; а на другом конце света – Феликс, с кем я также был знаком по Театру вампиров – пламя протащило его по переулкам Неаполя и швырнуло в море. А другие... Неисчислимое множество других по всему миру – я оплакивал их, оплакивал их всех. Бессмысленные страдания.

– Разве это жизнь? – говорил я о Беби Дженкс и плакал.

– Вот почему я показала тебе всю картину целиком, – ответила она. – Вот почему все кончено. Нет больше Детей Тьмы. Отныне у нас будут только ангелы.

– Но остальные? – спросил я. – Что стало с Арманом?

И вновь послышались голоса, тихое бормотание, грозившее превратиться в оглушительный грохот.

– Иди ко мне, мой принц, – прошептала она. И снова тишина. Она протянула руки и взяла в ладони мое лицо. Ее черные глаза расширились, белое лицо почти смягчилось. – Если тебе это нужно, я покажу тебе тех, кто остался в живых, чьи имена войдут в легенду наравне с нашими.

– В легенду?

Она чуть-чуть повернула голову, а когда закрыла глаза, произошло чудо – она словно лишилась всех видимых признаков жизни, превратившись в мертвое и совершенное создание с изящно загнутыми вверх тонкими черными ресницами. На горле под кожей отчетливо выделилась бледно-голубая артерия, как будто она хотела, чтобы я ее увидел. Жажда моя стала поистине невыносимой. Богиня! Моя богиня! Я грубо схватил ее с силой, которая причинила бы боль смертной женщине. Ее ледяная кожа казалась абсолютно непроницаемой, но я вонзил в нее зубы, и горячий фонтан снова хлынул мне в рот.

Послышавшиеся было голоса мгновенно стихли, как только я приказал им убраться. И не осталось ничего – только тихое журчание крови и ее сердце рядом с моим.

Темнота. Кирпичные стены подвала. Дубовый гроб, отполированный до блеска Золотые замки. Волшебный миг замки щелкают, словно отпертые невидимым ключом, и крышка поднимается, открывая атласную обивку. В воздухе чувствуется слабый запах восточных благовоний. Я увидел, что на мягкой атласной полушке лежит Арман – серафим с длинными, густыми каштановыми волосами; голова повернута в сторону, глаза пусты, как будто пробуждение неизменно его удивляет. Я наблюдал за тем, как он поднимается из гроба – медленно, элегантно, как это свойственно только нам, ибо мы единственные создания, для которых вставать из гроба – привычный ритуал. Я увидел, как он закрыл крышку и направился в другой конец подвала, где стоит еще один гроб. Этот гроб он открыл с благоговением, как шкатулку, где хранится редкий трофей. Лежащий внутри молодой человек казался безжизненным, его сон еще не завершился. Ему снятся джунгли, и идущая по ним рыжеволосая женщина – ее я не смог разглядеть отчетливо. А затем – удивительная сцена, и мне она чем-то знакома... Но где я мог видеть ее раньше?.. Нет, не помню. Две женщины у алтаря. Во всяком случае, мне показалось, что это алтарь...