Всадник. Легенда Сонной Лощины - Кристина Генри
Всадник возник из меня, из моего стремления к чему-то большему, чем знакомый мне мир, из моей потребности в прекрасном задолго до того, как мне открылось это чувство. Для жителей Лощины он был кошмаром, а для меня – мечтой, мечтой о полете и свободе.
Шепотки меж тем стихают. Не исчезают совсем, но отступают, возвращая, по крайней мере, возможность соображать. И едва я так думаю, гул снова набирает громкость.
Всадник. Думай о Всаднике, больше ни о чем.
Шепот опять отдаляется.
Значит, нужно просто думать о нем, считать его истинным севером – и он сам притянет меня к себе.
Бен. Бен.
Сосредоточься на его голосе и иди к нему. Здесь больше ничего нет. Ни шепчущих гоблинов, ни призраков из твоего прошлого. Нет даже покрова тьмы. Все это – препятствия, подброшенные тебе Шулером де Яагером. Он пытается помешать тебе. Пытается остановить, не подпустить к Всаднику. А почему он пытается не подпустить тебя к Всаднику?
И истина ослепляет меня, как вырвавшаяся из-за туч луна: «Потому что он боится».
Шулер де Яагер боится Всадника, боится того, что может случиться, когда я дойду.
А значит, мы со Всадником способны навредить Шулеру.
Да, способны – если будем вместе. Возможно, мы даже сумеем победить его.
«Скорее, скорее», – понукает меня уже мой собственный голос, бьющийся в голове. Мне нужно добраться до Всадника, потому что он слаб, он страдает, он нуждается во мне. Нужно добраться до него вовремя. Необходимо. Шулер пытается не допустить этого, а то, чего хочет Шулер, не может быть хорошо для меня или Лощины.
Тропа неожиданно выводит меня на большую поляну. Наверху темнеет ночное небо, усыпанное ярчайшими звездами. Свет их льется на темную фигуру, скорчившуюся в центре поляны – фигуру человека или кого-то, похожего на человека, хотя в моем воображении он никогда не представлялся мне без лошади. Он стоит на коленях, склонив голову, сгорбив спину, как будто держа на себе всю тяжесть мира.
– Всадник, – выдыхаю я и бегу к нему.
Он поднимает на меня взгляд – и оказывается совсем не таким, каким являлся мне в прошлый раз. Сейчас он более земной: не могущественное существо, но почти человек.
– Бен, – в его голосе звучит усталость и облегчение. Он тянет ко мне руку.
Тьма окутывает его. Сначала я думаю, что это его плащ, но, приблизившись, понимаю, что тьма окружает его черной тучей и что эта туча постепенно рассеивается, утекает. Только сейчас я осознаю: Всадник ранен. Что бы ни случилось, как бы это ни случилось, он ранен достаточно тяжело, чтобы истекать кровью – или что там заменяет кровь волшебным созданиям.
Я тоже протягиваю руку, но за миг до того, как кончики наших пальцев соприкасаются, натыкаюсь на что-то. Раздается треск, в лицо бьет запах, как после удара молнии, и меня отбрасывает назад, от Всадника.
Кто-то смеется – тихо, долго, злобно смеется. Я поднимаюсь и вижу Шулера де Яагера – или, скорее, ту тварь, что выдавала себя за Шулера де Яагера, – появляющуюся из-за деревьев.
– Ты же не думала, что сможешь освободить его вот так запросто, а, крошка Бенте?
Он выглядит старым, сгорбленным, хрупким, но голос его звучен, а глаза горят, совсем как тогда, когда он был частью Хенрика Янссена.
– Меня зовут Бен.
Он ухмыляется.
– О да, маленькая гусеница, желающая стать бабочкой. Но ты никогда не преобразишься, как бы долго и сильно этого ни желала. Ты всегда будешь девочкой, а не мальчиком, как хотела, внучкой, а не внуком Брома.
– Не смей говорить о Броме! – Ненависть закипает во мне. – Это ты сделал из Крейна монстра. Это ты – причина смерти Брома.
Шулер пожимает плечами:
– Даже не думай, что я стану рыдать по этому великому болвану.
– Зачем? – Гнев бурлит под моей кожей, и я не знаю, что с ним делать, куда его выплеснуть. – Зачем ты сгубил Брома? И Бендикса? Почему позволил умереть собственной дочери? Зачем превратил Крейна в чудовище? Зачем причиняешь боль ему?
Я указываю на Всадника, который, окаменев в противоестественной неподвижности, наблюдает за нами. Поток, отделяющийся от его тела, не ослабевает, и Всадник с каждой секундой выглядит все менее и менее материальным. Нужно быстрее что-то сделать, освободить его из заточения, но я не знаю как.
Шулер де Яагер следит за моим взглядом, и лицо у него такое самодовольное, что мне хочется накинуться на него, избить до потери сознания, как Дидерика Смита. Смит не заслуживал моей ярости – а вот Шулер вполне заслуживает. Это из-за него Смит похитил меня в тот раз.
– «Зачем?» – повторяет Шулер. – Ты спрашиваешь – «зачем»? Затем, милая Бенте, что такова моя природа.
Я знаю, он пытается поймать меня на приманку, заставить огрызаться и спорить, потратить энергию на попытки убедить его называть меня тем именем, которое я считаю своим настоящим. Но я не попадусь и возмущаться не стану. Мне нужно думать о Всаднике, о том, как освободить его и сбежать от Шулера де Яагера.
Он ждет, что я отвечу, а когда я не отвечаю, на лице его, кажется, мелькает разочарование.
– Помнишь тот день, когда ты заглянула ко мне в гости, давным-давно, а?
По его словам вроде как выходит, что это было моим сознательным решением – прогуляться в деревню, навестить его, выпить с ним чаю.
– Конечно.
Пусть болтает. Пусть болтает, а ты думай, как помочь Всаднику.
– Я рассказал тебе тогда об одном существе, перебравшемся сюда из Старого Света.
– Клудде, – вспоминаю я.
– Я сказал, что оно привязалось к людям Лощины и забирает жертвы в обмен на благополучие деревни.
Я киваю, хотя на самом деле почти не слушаю его. Разум мой лихорадочно перебирает варианты спасения, один другого абсурднее.
– Ты поверила мне. – Смех в голосе Шулера де Яагера вырывает меня из раздумий. – Ты действительно поверила – я видел это по твоим глазам. Ты ушла с таким серьезным видом, как будто собиралась решить все проблемы Сонной Лощины разом. Я и сам с трудом смог поверить, как легко получилось тебя убедить.
– Ты не убедил меня, – говорю я, чувствуя себя глупо. – Ничто из сказанного тобой не имело смысла. Не вязалось с фактами. Ты просто хотел отвадить меня от леса, не подпустить к Всаднику.
