Мощи Распутина. Проклятие Старца - Валтос Уильям М

— Обычный симптом для таких случаев. Кто был следующим?

— Затем мне сообщили, что умер директор банка Гарольд Зиман. Он скончался за своим рабочим столом вчера утром в 10:42.

— То есть, — доктор снова что-то записала, — через сорок один час и двенадцать минут после открытия сейфа.

— Врач Зимана сказал, что это кровоизлияние в мозг. Сам я тела не видел.

Это она тоже записала.

— Но Зиман умер не вторым. Вторым был Отто Бракнер, один из офицеров полиции. Его тело было найдено после Зимана, но умер он еще ночью. Коронер сказал, что из-за разрыва брюшной аорты. Кровь была повсюду.

— Вы видели тело Бракнера?

— Да, — кивнул Росток. — У него почернели пальцы — так же, как у Франклина. По словам коронера, из-за тога, что труп пролежал там всю ночь.

— Тело полицейского было обнаружено, — она перевернула страницу, — в доме Даниловичей. Что он там делал?

— Охранял Николь… миссис Данилович.

— Зачем?

— Из-за смертей, которые произошли до этого. Ивана и двух его друзей убили, а муж Николь умер при подозрительных обстоятельствах. Я подумал, что она может быть следующей — особенно учитывая находку в сейфе.

— Ваши волнения были не напрасны, однако причины неверные, — сказала Чандхари. — Вы знаете, где она сейчас?

— Хотел бы знать. Она исчезла в ту ночь, когда умер Бракнер.

Росток мог себе представить, как она испугалась, увидев такого гиганта, истекающего кровью. Неудивительно, что она убежала. Николь была одинокой вдовой в чужом городе, где никто ей не сочувствовал, хотя она так в этом нуждалась. Если бы он был добрее и сострадательнее, а не изображал из себя недоверчивого полицейского, возможно, она пришла бы к нему, а не убежала бы неизвестно куда.

— Николь Данилович вчера днем доставили в медицинский центр Скрантона.

Мыслями Росток был далеко и едва ли слушал доктора. Ему потребовалось мгновение, чтобы осознать ее слова. Его словно встряхнули:

— Николь? Что… что случилось?..

— Ее нашли на тротуаре Скрантона без сознания. Она лежала в лихорадке. Ее доставили в больницу, где врачи обнаружили у нее на правом бедре необычно обширную гематому… — Заметив замешательство Ростока, Чандхари объяснила: — Гематома — это подкожный отек, образованный кровью из поврежденных сосудов. Вся жидкость, которую выкачали доктора, в объеме составляла больше литра. Потеряв такое количество крови, любой человек упал бы в обморок. Ей ввели плазму, но, к несчастью, гематома снова начала набухать.

Росток отчаянно пытался скрыть свою реакцию. Он не знал, можно ли верить Чандхари и как она связана с загадочным генералом Шерманом. По собственному опыту он знал, что Николь могли опознать неверно. А может быть, слова Чандхари были намеренной ложью, сказанной с неизвестной ему целью.

— Вам сообщил об этом Уинфилд? — спросил он. — Вы уверены, что здесь нет ошибки?

— Никаких ошибок. Девушкой была Николь Данилович. Один из наших людей сейчас в больнице — он сообщил нам, что ей ввели плазму и дали кровоостанавливающие препараты, но тщетно.

Росток отказывался в это верить. Ему было сложно соотнести эти холодные медицинские термины с воспоминаниями о теплом и нежном теле Николь, когда она прижалась к нему на крыльце тем вечером. Почти умоляя обнять ее. Сколько раз этот образ возникал в его сознании, сколько раз он представлял, что мог бы сделать тогда, как легко мог воспользоваться ее одиночеством. Или на следующий день, когда она в розовом платье пришла в полицейский участок, готовая обменять свое тело на кисть из сейфа. Но оба раза, поддавшись своему желанию, он поступил бы неправильно. В конце концов, ее муж умер всего несколько дней назад. Дважды Росток совершил благородный поступок. Но память о том, каким сладким был ее запах и как приятно было обнимать ее, не покидала его до сих пор.

— Насколько плохо ее состояние? — спросил Росток.

— Врачи думали, что она не переживет эту ночь, — сказала Чандхари.

— Это было ночью? — спросил он, с трудом заставляя себя произносить слова. — Как она сейчас… утром?

— Не знаю. Пока мы ничего не слышали о ней.

— Боже мой, нет! Только не она, нет, — он закрыл лицо руками, пытаясь избавиться от образа Николь, лежащей в одиночестве, на больничной койке.

— Я должен был быть там, — простонал он. — Быть с ней.

— Мне жаль, — сказала доктор. — Я не знала…

Она не договорила, но Росток понял, что она имела в виду.

Она почувствовала глубину его чувств к Николь еще до того, как он признался в них самому себе.

66

По просьбе доктора Зарубина, после начального этапа лечения Николь перевели в отдельную палату. Она спала неспокойно — лекарства оказались недостаточно сильны, чтобы усыпить ее.

В ночной тишине, когда суета больницы улеглась и свет приглушили, в ее палату скользнула тень. В темноте невозможно было распознать, кем был молчаливый гость. Работники больницы постоянно ходили туда-сюда, поэтому посетитель не встревожил Николь. Она решила, что это медбрат пришел дать ей очередные таблетки, которые она с таким трудом глотала. Николь сказали, что это лекарство работает как загуститель крови, хотя как-то раз она случайно услышала слова одного из врачей о том, что, таблетки, похоже, не помогают.

Николь почувствовала, как с нее медленно стягивают простыню. Дрожа всем телом, она напряглась и приготовилась к очередному болезненному обследованию.

— Этого я и боялся, — раздался глухой голос.

Над ее кроватью склонилась огромная темная тень. Николь инстинктивно попыталась сдвинуть ноги, чтобы защититься.

— Тише, девочка моя. Я пришел, чтобы освободить тебя от боли.

Сквозь туманный полусон, вызванный лекарствами и усталостью, она наконец узнала голос.

Это был отец Сергий.

Он выследил ее.

Николь была слишком слаба и не могла не то что сопротивляться, а даже просто отвернуться. Оставалось лежать и позволить ему получить свое удовольствие, каким бы извращенным оно ни было.

Она услышала, как шуршит его ряса. Что он делал? Его дыхание было тяжелым и глубоким — знакомый звук, который издавали все мужчины, что приходили к ней в темных комнатах. Николь ждала его следующего шага, ждала, что он заберется на нее. Но по звуку его дыхания она поняла, что у него на уме что-то еще.

Он встал на колени, поняла она. Вот что он сделал. Он преклонил колени в темноте перед ее кроватью.

— У тебя кровь, девочка моя. Я видел подобное много раз, и в России тоже. Это кровоизлияние, которое убило у нас очень много людей.

— Чего вы хотите? — прошептала она.

— Я пришел, чтобы помочь тебе.

— Вы не в силах помочь мне. Доктора делают все, что могут, но мне не становится лучше. Чем же вы мне поможете?

— Я могу остановить кровь.

— Как?

— Молитвой.

— Это смешно.

— Ты должна верить.

Но едва ли Николь верила в этого дурно пахнущего священника с его древними ритуалами. Она не желала признавать, что он обладает силами, не доступными ее пониманию. Он был либо шарлатаном, либо мошенником, либо и тем и тем, думала она. Николь видела таких, как он, на сценах Лас-Вегаса. Эти люди делали вид, будто читают мысли и предсказывают будущее. Но все было трюками, обманом. И священник был таким же. Она не сомневалась, что прошлой ночью он как-то загипнотизировал ее. И этот гипноз никак не был связан с мистической силой русских священников, о которой ей рассказывала мать. Обыкновенный обман. А странные рассказы об испытании воли и столкновении с искушением? Просто предлог, чтобы использовать женщин для удовлетворения своих желаний.

Что вообще этот странный человек мог ей дать?

— Спасение, — сказал он, отвечая на ее невысказанный вопрос. — Я могу дать тебе спасение.

Он снова делает это, в ужасе поняла она, то же, что делал раньше, — отвечает на вопросы, которые она даже не задает.

— Нет нужды говорить, — сказал он. — Я читаю твои мысли еще до того, как рот оформит их в слова…