Натан Барридж - Код каббалы
— Я не знаю, — призналась Элиз, — но и просто исчезать я не собираюсь. Я единственный ребенок. Для моих родителей это будет трагедией.
— Кто говорит, что надо исчезнуть? — спросил Джеймс. Он подумал о Лили и побледнел. Зачем бы еще каббале Чизвиков уничтожать эти бумаги?
— Видимо, Элиз права, — сказала Морган. — Она сейчас на больничном, правильно? Эшвин в очередном отпуске, Эрик тоже. Джеймс без работы, а я и в лучшие времена прихожу когда хочу. Было бы легко написать заявления об увольнении и послать их по почте, подписав их за нас с помощью сканированных с этих документов росписей. — Морган потрясла своей папкой. — А наши мобильные телефоны изжарились в пекле, так что никто не знает, как с нами связаться и где мы.
— К тому же ни у кого из нас нет детей, — добавила Элиз. — Мы все из небольших семей, так что родственников у нас немного. Так выбирают и преступников-камикадзе — людей без связей, правда?
— Черт! — сказал Джеймс с чувством.
ЭШВИН
Мистер Чизвик и Поррик вошли в открывшийся проход во внешней стене Храма. Эшвин смотрел, как они уходят, и его раздирали противоречия. Когда он снова предстал перед своим отражением, он понял, как далеко продвинулся. Храм Просветляющего Восхода и вдохновлял, и подавлял его одновременно, но тот душевный подъем, который он испытывал, был реален. Эшвин был насторожен, но все же полон уверенности, и уверенность эта была долгожданной и незнакомой гостьей.
Эрик и Эшвин вошли в отверстие-крест вместе. Края прохода были гладкие, без видимых швов, и за шесть шагов они дошли до конца. Насколько Эшвин мог судить, стена была сделана из цельного куска гранита. Может, это была лишь облицовка, которой строители прикрыли отдельные камни кладки, но Эшвину в это не верилось.
Внутри территория Храма выглядела на удивление обыденно. Аккуратно подстриженные газоны простирались от огромной внешней стены до подножия группы строений из песчаника, расположенных в тридцати-сорока метрах от нее. Дорожки, усыпанные блестящими белыми камушками, прорезали лужайку, соединяя между собой здания. Кроме стены, единственной видимой странностью был широкий канал, выкопанный в земле. Он шел от самой стены в сердце Храма.
Гордон и Поррик ждали их на верхней площадке лестницы, спускающейся к каналу.
— Куда нам теперь? — спросил Эшвин, желая нарушить необычно гнетущую тишину.
— В зал Великой Пентаграммы, — ответил мистер Чизвик. — До него можно дойти только по одному из пяти каналов.
Мистер Чизвик и Поррик стали спускаться по лестнице, не оставив Эрику и Эшвину другого выбора, кроме как последовать за ними.
Канал был выложен тем же гранитом, что и внешняя стена. По обеим сторонам были двери, но все они были закрыты и ни на одной не было ручки.
Мистер Чизвик и Поррик шли впереди, беседуя так тихо, что Эшвин и Эрик не слышали их. Ирландец казался взволнованным, и это было необычно. Его ведь должно радовать возвращение домой или нет? Разве здесь они не в безопасности?
В стенах Храма было так тихо, что Эшвину это совсем не нравилось. Он замедлил шаг и схватил Эрика за локоть:
— Что тут происходит?
— Что ты имеешь в виду? — Взгляд Эрика блуждал по Храму, вбирая каждую его черточку.
— Давай обойдемся без этого, — ответил Эшвин. — Я тебя знаю достаточно хорошо, чтобы понять, когда ты встревожен.
Эрик улыбнулся Эшвину жалкой улыбкой.
— Я лишь готовлю себя к тому, что предстоит, вот и все. Пот каплями выступил на лбу Эрика, и Эшвин почувствовал себя много хуже прежнего.
— Мне уже волноваться?
— Просто будь настороже, — сказал Эрик тихо. — Что-то не так, но не знаю, что именно.
— Согласен. Где все люди?
— Гордон сказал нам, что они скроются от нас, помнишь? Они не хотят, чтоб прислуга браталась с гостями, и все такое.
— Да, я помню. — Эшвин оглянулся. — Необычайно удобно, не правда ли?
— Отступать уже поздновато, Эшвин.
— Ага, знаю, но давай туда не пойдем.
Эрик понимающе хмыкнул. Чуть дальше в русле канала мистер Чизвик и Поррик остановились и повернулись друг к другу. Ирландец сказал что-то, чего Эшвин не расслышал, и мистер Чизвик ответил, резко его обняв. Поррик зарыдал и вцепился в своего пожилого спутника, как ребенок, которого отнимают у отца.
Эрик в замешательстве посмотрел на Эшвина, и тот в ответ пожал плечами.
Поррик отпустил мистера Чизвика и отер слезы с лица. Он легонько кивнул мистеру Чизвику, и тот свистнул. Одна из дверей в стене канала распахнулась, и пять человек в мантиях вышли из нее. Низко надвинутые капюшоны скрывали их лица, но Эшвину не нужно было видеть выражения их лиц, чтобы угадать их намерения. Они окружили Поррика, который не сопротивлялся, и сопроводили его к разверстой двери.
— Эй! — Крик Эшвина расколол тишину.
Он побежал вперед, и Эрик не успел его удержать. Эшвин сперва врезался в плечо одной из фигур в капюшоне. Та упала, и Эшвин закружился на месте, отчаянно размахивая кулаками, чтобы сдержать остальных.
— Стой! — прогудел над суматохой голос Поррика. Эшвин остановился и понял, что ни одна из фигур в мантии не попыталась защититься или напасть.
Эрик схватил Эшвина сзади и потащил назад, подальше от этой группы.
— Эш, не вмешивайся. Мы здесь не за этим.
Эшвин сопротивлялся, пока не увидел, что упавший человек был не мужчиной, а женщиной. Белокурые волосы обрамляли миловидное лицо, только она до сих пор не могла отдышаться. Она неуверенно поднялась на ноги и снова закрыла лицо капюшоном.
— Бога ради, Эшвин, — сказал Поррик, — оставь их в покое.
— Но они собираются... причинить тебе боль. — Эшвин с трудом подыскал слова, которые описали бы его интуитивное ощущение.
— Я знаю, что ты хочешь мне добра, но просто не вмешивайся. — Поррик взглянул на мистера Чизвика, равнодушно следящего за происходящим. — Пожалуйста, я тебя прощу.
Эшвин беспомощно смотрел, как женщина снова заняла свое место в круге и как они проводили Поррика в открытую дверь. Ирландец был для Эшвина как магнит, их братство в таинстве ощущалось как притяжение. Эрик не отпускал Эшвина до тех пор, пока дверь не захлопнулась с глухим грохотом и они не услышали, как засов с другой стороны встал на место.
Поррик не обернулся ни разу.
— Что происходит? — Эшвин обратился к мистеру Чизвику. — Куда они его увели?
В глазах Чизвика стояли слезы, но его звучный голос не выдавал волнения:
— Поррик знал, что так и будет. Он предпочел это судьбе изгоя. Это было только его решение.
Эшвин схватил мистера Чизвика за лацканы пиджака и притянул к себе, их лица оказались совсем близко.
— Что они с ним сделают?
— Порриком владел один из Падших, — ответил мистер Чизвик. — Попытайся представить, на что это похоже, Эшвин. Такое ты не сможешь ни забыть, ни пережить. Я не знаю, что он говорил тебе об этом, но, верь мне, слова не могут передать мучений, выпавших на его долю, и они все еще терзают его.
— Ответь, черт побери, на мой вопрос — Эшвин встряхнул мистера Чизвика.
— Остынь, Эш, — запротестовал Эрик.
— Они попытаются очистить его.
— Очистить его? Что это значит? — Эшвин отпустил мистера Чизвика, который спокойно поправил на себе пиджак.
— Люди в мантиях, которых вы видели, — это адепты из другой каббалы, — сказал мистер Чизвик. — Их задача — изгнать тень, оставленную Падшим в душе Поррика. Иначе его ждет участь Ричарда.
— Что это должно означать? Говори яснее.
— Проще говоря, они используют соединенную мощь пяти таинств, чтобы выжечь метку Гамалиэля из души Поррика.
— Ты сказал, они «попытаются»? Так пока не ясно, преуспеют они или нет?
— Нет.
— Какие у них шансы? — спросил Эшвин.
— Фактически никаких. Никто до сих пор не пережил ритуала.
Эшвин уставился на пожилого человека, не веря своим ушам. Поррик избрал для себя смертный приговор, и мистер Чизвик отступил и дал ему уйти.
— Но я спас его. Там, в горах. Мы стали друзьями.
— Эшвин, — Эрик положил руку ему на плечо, — Поррик знал, на что шел. Он просил тебя не вмешиваться.
— Что, обязательно погибнуть всем? — Эшвин едва говорил сквозь слезы, от которых перед глазами стояла пелена. — Так все и должно быть?
— Так, верно, и кажется, друг мой, — сказал мистер Чизвик. — Твои слезы делают тебе честь, но ты можешь воздать ему почести лучшим способом. Доведи дело до конца. Пусть его жертва будет не напрасной.
— Вы все на свете используете как инструмент для достижения цели? — Эшвин пытался говорить гневно, но весь гнев превратился в горе. — Даже смерть одного из вас?
Лицо мистера Чизвика ожесточилось.
— Если бы я мог позволить себе роскошь иного выбора, неужели ты думаешь, я бы его не сделал? — Горечь в его голосе была, наверное, самой сильной эмоцией, которую они могли заметить. — Ты потерял человека, которого знал меньше месяца, и друга, с которым был близок три дня, — продолжил мистер Чизвик. — Я потерял товарищей, которые были со мной дольше, чем ты живешь на свете, не говоря уже о сестре, так что не смей говорить мне о том, что я использую горе как инструмент! Я гораздо лучше знаком с его бесконечной болью, чем ты.
