Стивен Хантер - Я, Потрошитель
Мы устроились поудобнее, но я мог различить под пальто Вудраффа очертания здоровенного револьвера, готового к действию. Подполковник в одно мгновение мог выхватить оружие и выстрелить в меня.
– Что связывает вас с Дэйром?
– Мы с ним вместе занимались Потрошителем. Наши исследования показали, что это вы и что вы сумасшедший. У вас кольца Энни Чэпмен, я видел их у вас в руке в опиумной курильне. Вы сознались в том, что убили ее. «Кровь, – сказали вы, – ее внутренности вспороты». Далее, у вас определенная проблема с правописанием, следствием которой явилась лишняя буква «у» в надписи на стене на Гоулстон-стрит.
– Ты клоун! – ответил Вудрафф. – Жалкая соломинка с великими чаяниями и рассудительностью лягушки на раскаленной сковородке! Эти кольца подарила мне моя суженая Эмили Стэндуик, да будет благословенна ее добрая душа, которая была зверски убита и изуродована сипаями по дороге в Лакхнау в первый день Великого восстания одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года, тридцать один год тому назад. С тех самых пор я ношу эти кольца при себе, как я ношу воспоминания о том, что было с нею сделано. Да, я курю опиум, потому что порой воспоминания становятся слишком жуткими и мне хочется положить им конец с помощью свинца, выпущенного из револьвера!
– Очень удобный рассказ.
– Его легко проверить!
– Профессор Дэйр…
– Безумец!
– Сэр, у него высокоморальный взгляд на мир, пусть он и скрывает это под циничным остроумием. Но он верит в возможность всеобщего мира и равного распределения материальных благ. Профессор Дэйр считает, что нас разобщает то, что мы говорим на разных языках.
– Я читал его книгу, – заметил подполковник.
– Он верит в единый язык, единую культуру, без национальных различий, когда не будет оснований для войн и бедности, для ненависти и зависти. Согласен, это утопия, но в этом проявляется его высокая моральная позиция.
– О том, какая у него высокая моральная позиция, спроси у девушки, сидевшей на цепи в подвале его дома!
Я оставил это зловещее заявление висеть в воздухе. Незачем провоцировать Вудраффа. Пауза получилась театральной, и когда подполковник, с его великолепным умением выбрать подходящий момент, выдоил ее досуха, он продолжал:
– Позволь кое-что рассказать тебе про моральные принципы профессора Дэйра. Лет пять назад ему надоела чистая теория. Он надумал поставить эксперимент. Мысль заключалась в том, чтобы взять с улицы какую-нибудь несчастную, которая говорит безграмотно, моется тогда, когда у нее получается, и, быть может, даже время от времени не отказывается от трех пенсов, предложенных добропорядочным английским джентльменом за любовную утеху в темном переулке.
Я молчал.
– И вот он находит девушку из лондонских низов – и принимается за работу. Должен сказать, ему действительно пришлось поработать. Это было нелегко. Речь шла не просто о нескольких уроках произношения. Дэйру требовалось разрушить девушку до основания, а затем построить заново. Это был чуть ли не смертельный поединок: крики, угрозы, истерики, бессонные ночи и даже цепи в подвале.
Слушая подполковника, я воочию представлял все это. За сарказмом и мечтательностью Дэйра мог скрываться неистовый безумец. Остроумие, изящество, сарказм – быть может, это была маскировка, за которой скрывался истинный Томас Дэйр…
– Чем все это закончилось?
– Через шесть месяцев напряженной работы Дэйр познакомил девушку со звуком «х». «Хартфорд, Херефорд и Хэмпшир, похоже, охватили дожди», снова и снова, день за днем, до тех пор пока у бедняжки не начиналась истерика. Дэйр вернул ей волшебство английских гласных. «Того и жди, пойдут в Испании дожди»[67]. Снова, снова и снова. Сам сумасшедший, Дэйр и бедное дитя сделал наполовину сумасшедшей: беззащитная, некуда бежать, нет внутренних сил. Но в конце концов он добился своего. Должен признать, избивая девушку до полусмерти, он добился-таки того, что она стала говорить, как истинная леди. Больше того, отмытая, одетая в модные платья, она оказалась, видит Бог, красавицей. Дэйр таскал ее по всему городу, упиваясь своим торжеством. Использовал ли он ее для каких-либо аморальных целей? Ты мужчина, ты и скажи.
Я промолчал. Мне нечего было сказать. К ужасу своему, я должен был признать, что все это звучало так справедливо применительно к Томасу Дэйру.
– Надеюсь, ты не ждешь счастливого конца, – сказал подполковник.
– Пожалуйста, продолжайте!
– Похоже, тут не обошлось без другого мужчины.
– Эта девушка кого-то встретила?
– Он жил у Дэйра. С виду невзрачный, весь день напролет просиживал у себя в комнате наверху, работая. Так или иначе, похоже, точно так же, как Дэйр влюбился в свое творение…
– Пигмалион, – подсказал я.
– Дурачина безмозглый, это не литература! Это произошло в действительности! Вот что самое страшное. Вся суть в том, что Дэйр влюбился в эту девушку, однако в конечном счете тот, второй мужчина, не смог терпеть то, что Дэйр с нею делает. Быть может, она напоминала ему кого-то другого, кого он знал и любил тридцать один год назад. И вот однажды вечером этот второй мужчина дает девушке денег и заставляет ее бежать от Дэйра, потому что она превратилась в игрушку в руках негодяя и он ее сломает. Дэйру нужна не жена, а статуя. Девушка сама поняла это. Поэтому накануне оглашения о своей помолвке с Дэйром мисс Элизабет Литтл исчезла.
Я попытался оправдать это. Если Вудрафф говорил правду, это означало лишь то, что Дэйр – мерзавец; но он и так демонстрировал склонность быть мерзавцем, что так часто является расплатой за гениальность.
– Я стараюсь понять, какое это имеет отношение к делу. Тут речь идет о характере, а не о поступках.
– Характер определяет поступки! – решительно заявил подполковник.
Только тут идиот у меня в голове наконец додумался спросить об этом таинственном «соседе», похоже ставшем движущей силой всего этого смятения.
– Должен сказать, что, несмотря на всю свою начитанность, ты непроходимо туп, – ответил Вудрафф. – Я и был тот человек!
Наверное, я ахнул, сглотнул комок в горле или заморгал, ибо я обязательно должен был как-либо выразить свое смятение. Однако подполковник, обратив ко мне свое бесстрастное лицо профессионального вояки, не выказал никаких чувств.
– Если вы… – с трудом выдавил я, – если он… если… – После чего «если» у меня иссякли, и осталось только одно: – Если Дэйр был знаком с вами, профиль убийцы был составлен до убийств, – выпалил я. – Ему было известно все: ваша военная карьера, ваши навыки, острое зрение, проблемы с правописанием, ваше мужество… Ему было известно о кольцах, о воспоминаниях о зверски убитой женщине. Убийства были составлены, оформлены, построены так, чтобы соответствовать этому профилю. В таком случае… кто их совершил?
Ответ мог быть только один.
Глава 47
Воспоминания Джеба
Через три дня я предложил профессору Дэйру встретиться в Датфилдс-ярде, на месте убийства Элизабет Страйд. Я назначил встречу на четыре часа дня. Стояла холодная и ясная декабрьская погода, хотя я и оставался бесчувственным ко всей этой слащавой рождественской чепухе.
Профессор показался мне весьма бодрым. По-видимому, он оставил позади весь ужас убийств, и я постарался настроиться на такой же веселый, жизнерадостный лад. Как всегда, он был в своем твидовом пальто, а его блистательную голову защищала от холода теплая шерстяная шляпа. Профессор курил трубку, щеки у него раскраснелись, и он излучал счастье и удовлетворенность. Кажется, я еще никогда не видел его таким умиротворенным, в полном согласии со всем миром.
– Да, Джеб. Будьте добры, объясните, что вам нужно. Я всецело в вашем распоряжении.
– Сэр, – начал я, ежась от холода. Мы стояли у калитки в деревянных воротах, ведущих во двор, где, кажется, уже целую вечность назад была убита бедняжка Лиз. – В ту ночь меня здесь не было, поэтому мне требуется определенная помощь, чтобы я смог составить связный рассказ. Это самое слабое мое место.
– Да, да, – сказал профессор. – Но только не забывайте, что и мне также еще не приходилось здесь бывать. Впрочем, надеюсь, вдвоем мы что-нибудь сообразим.
С этими словами мы вошли в калитку и оказались там, где встретила свою смерть Долговязая Лиз. Сейчас здесь все было прозаично и пусто: простой стык кирпичной стены с покрытием двора. Заглянув внутрь, мы увидели тесное пространство, едва ли заслуживающее название «двор», размерами вряд ли больше Миллерс-корт – лишь пустота между беспорядочным нагромождением строений, характерным для Ист-Энда, где каменщики возводили город без какого-либо плана, как им вздумается. Две маленьких мастерских, а чуть дальше – лестница, ведущая на балкон маленького жилого дома. Совсем ничего примечательного.
– Полагаю, это здесь, – сказал я, указывая на место, где, по всей видимости, была обнаружена Лиз, сразу за пределами дуги, описываемой открывающейся направо калиткой.
