Эл Ригби - #Тени приходят с моря

Да, тот человек сошел с пути, послав вместо себя других, послабее и поглупее: скорее всего, у него были не менее важные дела. Девушка даже догадывалась как минимум о двух таких. Но также она почти наверняка знала, что ки вернется за ней. Она задела его. Она сильно задела его, и им еще придется сказать друг другу пару слов.

Что ж… они попробуют.

Сейчас девушка дремала: рыцарь плыл так, чтобы держать ее над водой. Привычная к холоду, она даже не чувствовала его. Ей было хорошо, несмотря на пулю, засевшую в левом плече. Два теплых рогатых комочка грели ее с обеих сторон, а на шее слабо светилась зеленая подвеска. Над головой горела звездная Ладья.

Человек с неприметной внешностью и неприметным именем, курящий на маленьком балконе своей старой, видавшей виды квартиры в Нижних районах Аджавелла, с самого утра испытывал свербящее, неопределенное беспокойство, а ныне, к вечеру, оно стало почти невыносимым. Детектив не мог уснуть, не мог читать и часто курил, хотя давно уже старался ограничивать себя сигаретой в день.

Тем не менее эта сигарета была уже шестой по счету. Детектив вглядывался в Небесный сад, в котором постепенно проявлялись сияющие лики сестер Зуллура. Одно из осевых созвездий – созвездие Щита – и вовсе казалось выложенным из ярких тлеющих угольков. На нем детектив задержал свой взгляд.

Странное беспокойство перерастало в столь же странное предчувствие, которое вовсе не казалось дурным. Впервые за несколько дней, в течение которых он пытался что-то узнать о судьбе детского приюта на острове Четырех Ветров, оно действительно не было дурным.

И все же детектив еще не догадывался, что живой поезд Белый Олень неспешно пробирается по направлению к его городу сквозь густой массив леса.

Юноша, сидевший у окна купе этого поезда, тоже смотрел вверх и тоже видел именно его – Щит, подсвеченный особым сиянием. Сиянием надежды.

Девушка, свернувшаяся в углу своей постели и беспокойно вздрагивавшая от каждого звука, тревожила его. Когда она вцепилась в его руку, прыгнув на ступеньки, она казалась очень испуганной. И все же…

У юноши тоже было предчувствие.

И его тоже нельзя было назвать дурным.

Сын товура Лирисса, полукровка лавиби, проводил ночь на верхней палубе своего живого корабля. Он смотрел на воду, ощущая дробный стук в висках и мучаясь от головной боли. Он думал о произошедшем с непривычными ему страхом и беспомощностью. Он тоже ощущал себя загнанным животным. Как еще никогда раньше.

Он хотел броситься в погоню. Куда? За кем? Отец вразумил его, предложив выждать хотя бы несколько дней, – вскоре наступало его официальное совершеннолетие. Он вступал в полные права сына товура и становился неприкосновенным для всех, кроме то-син.

И он собирался многое сделать, но прежде всего…

– Я вас найду, – прошептал он совсем тихо. Вероятно, корабль услышал это: его деревянный корпус успокаивающе скрипнул.

Мы найдем.

Полукровка лавиби улыбнулся и посмотрел на линию горизонта. А потом на небо – на созвездие Моста. Ему правда стало немного лучше.

Если бы только он мог хотя бы знать, где сейчас она…

Мади Довэ ощутила боль в затылке еще до того, как открыла глаза. Вскоре боль немного притупилась, но женщина все равно непроизвольно скривилась. Тем не менее… способности чувствовать и воспринимать она не лишилась. Равно как и способности слышать: вокруг гудело что-то напоминающее мотор самолета. Был и запах – пресноватый, неопределенный запах медикаментов. Оставалось только…

Мади Довэ с усилием разлепила отяжелевшие веки и увидела над собой потолок. Рассматривать его как следует она не стала, в этом не было необходимости. Все потолки всех служебных самолетов алопогонных были одинаковыми. Доктор тяжело вздохнула и перевела глаза на человека, который сидел рядом в кресле. Заметив, что она пришла в себя, он улыбнулся и облизнул губы раздвоенным языком.

– Ну-ну. Не надо так. Мне даже приятно видеть вас живой и почти в добром здравии… очаровательная Чара.

Женщина не позволила себе вздрогнуть. Да и сделать это было трудновато: ее тело, казалось, потеряло подвижность, хотя пальцы, как она тут же отметила, уже снова шевелились. Она еще раз вздохнула и произнесла:

– Жаль, не могу ответить вам тем же, Жераль.

Сладкая улыбка не сошла с бледного лица. Голубые глаза не выражали особого раздражения. Взгляд был… пожалуй, скорее задумчивым. Даже рассеянным. И доктор, к некоторому своему страху, понимала почему.

У нее не было нужной вещи.

Она не имела понятия, где находится Быстрокрыл.

И алопогонный прекрасно это знал.

– Признаюсь… вы сделали мне сюрприз. Я привык думать о вас как о мертвой, а ведь я крайне редко изменяю привычкам. И… – его голос едва уловимо похолодел, – не люблю, когда кто-то пытается изменить их без моего ведома.

Она поняла смысл этих слов, но не испугалась. Кое-что успокаивало ее и ободряло. Тэсс в безопасности. И Ласкез тоже. И все остальные, кроме, разве что…

– Белобрысая малышка тоже вполне могла бы быть вашим ребенком, Чара. Она… очень упряма и непредсказуема. И очень хитра. Как вы.

Ву. Что сделали с ней, зачем вообще она вмешалась?

Грэгор Жераль, вероятно, догадался о ходе ее мыслей и не преминул это показать. Женщина поджала губы, а потом все же усмехнулась и слабо покачала головой:

– Она не хитра. Она просто всегда понимает, что и зачем делает. Даже если не знает.

Точеные ноздри слабо затрепетали. Грэгор Жераль наклонился. Одна из тонких длинных кос выбилась из-за уха и качнулась.

– Я сомневаюсь, что вы сами понимаете, с кем имеете дело. Впрочем… я не о том. Откуда ей известно о манке́? – вкрадчиво спросил он. – Чья она дочь?

Доктора не смутили эти вопросы. Лгать не было нужды, в данном случае правда была вполне уместна. Поэтому она просто попыталась пожать плечами, поморщилась из-за невозможности это сделать и наконец отчеканила:

– Я не знаю. Об этой девушке я не знаю вообще ничего. Вам… – она красноречиво взглянула на кольцо у Жераля на пальце, – есть кого спрашивать. Или…

…уже нет?

– Да. Он пока еще может отвечать на вопросы. Пока. Что будет дальше, во многом зависит от вас.

Жераль произнес эти слова особенным тоном. Тоном, от которого побежали бы мурашки… не знай доктор кое-чего. И она усмехнулась, осмелившись даже уточнить:

– А от вас?

Ки быстро выпрямился, его горло пару раз дернулось. Зрачки сузились. Да, вне всякого сомнения, вопрос ему совсем не понравился. Но вместо того чтобы показать свою досаду, он просто перевел тему.

– Где вы прятали манок все это время? Его многие искали еще…

– После Травли?

Жераль кивнул. Доктор криво усмехнулась. Она опять могла не изворачиваться, по крайней мере, с помощью этой дешевой правды у нее был шанс выторговать что-то чуть подороже.

– Я ничего не прятала. Отец и Конор велели мне взять его, чтобы в случае чего я могла рассчитывать на Странника. Хотя, знаете ли, никто из них не планировал…

…погибать.

– А потом я просто оставила его… на память. И в итоге решилась подарить.

Грэгор Жераль кивнул. По всей видимости, он ей поверил. Во всяком случае, он не казался удивленным. В его глазах промелькнуло легкое разочарование:

– Значит, не прятали?

– Даже интересно, с чего вы взяли, будто он ценен. По свойствам он ведь мало отличается от висюлек на вашей собственной шее… – Она указала взглядом на красный искрящийся камень у Жераля на шнурке. – Вы рассчитывали, что все… так просто? Только потому, что мой отец – гений?

Ки совладал с собой. Он даже развел руками – так непринужденно, будто они вели исключительно дружеский разговор о ерунде.

– Знаете, с моей работой иногда очень хочется позволить себе немного наивности. О да… вы-то знаете.

Покачав головой и усмехнувшись, он замолчал. Доктор Довэ напряженно смотрела в его точеное лицо, ожидая новых вопросов. Но ки, казалось, слишком глубоко задумался.

– Куда направляется девчонка? Вы знаете? – наконец очнулся он.

– Нет.

– А… ваши дети? Брат с сестрой…

– Вы их не найдете. И у них ничего нет. И они…

Холодный когтистый палец коснулся ее губ. Ки осклабился, показав острые зубы:

– …Совсем невинные крошки. Да-да. Я понимаю, Чара.

Эта улыбка никогда ей не нравилась. Едва ли вообще кому-то может понравиться улыбка человека, который арестовывает и выносит приговор, но улыбка Грэгора Жераля была совершенно особенной. От нее по-настоящему стыла кровь. Как и от его способности произносить самые простые и даже теплые слова так, что они звучали как угроза.

Алопогонный убрал палец, скрестил руки на груди и деловито поинтересовался:

– Ваша сыворотка, та, которой вас снабжали… несомненно, ее нет? Вы стремительно бледнеете, а ваш лоб…