Майкл Коннелли - Тьма чернее ночи
Босх смотрел во тьму и молчал.
– Надеюсь только, что не ты настучал Таферо, что Ганн оказался в вытрезвителе. Скажи мне, что это не ты позвонил ему, Гарри. Скажи мне, что не ты помог вытащить Ганна, чтобы они смогли убить его вот так.
И снова Босх промолчал.
Маккалеб кивнул.
– Если хочешь пожать кому-то руку, Гарри, пожми себе.
Босх опустил голову и посмотрел во тьму внизу. Маккалеб внимательно наблюдал за ним и увидел, что тот медленно качает головой.
– Мы делаем то, что должны делать, – тихо сказал Босх. – Иногда выбор есть. Иногда выбора нет – только рок. Видишь, что что-то происходит, и знаешь, что это неправильно… но каким-то образом все-таки правильно.
Он долго молчал. Маккалеб ждал.
– Я не звонил, – сказал Босх.
Он повернулся и посмотрел на Маккалеба. И снова Маккалеб увидел блестящие точки света в черноте его глаз.
– Три человека – три чудовища – ушли навек.
– Но не таким образом. Мы не делаем это таким образом.
Босх кивнул.
– А как насчет твоей игры, Терри? Протолкнуться в кабинет мимо младшего братца. Вероятно, ты не подумал, что завариваешь кашу. Своим маленьким ходом ты подтолкнул действие – и знаешь это.
Маккалеб почувствовал, что краснеет под пристальным взглядом Босха. Он не ответил. Не знал, что сказать.
– У тебя был свой собственный план, Терри. Так в чем же разница?
– Разница? Если ты не видишь ее, значит, ты сбился с пути.
– Что ж, может быть, сбился, а может, наоборот. Надо подумать. А ты тем временем просто ступай домой. Возвращайся на свой маленький островок, к своей маленькой девочке. Спрячься за тем, что, по-твоему, ты видишь в ее глазах. Притворись, будто мир не таков, каков он есть.
Маккалеб кивнул. Он сказал то, что хотел сказать. Отступил от перил, оставив пиво, и пошел в дом. Уже в дверях его настигли слова Босха – как удар в спину.
– Думаешь, если назвать ребенка в честь девочки, до которой никому не было дела, которую никто не любил, это может что-то поправить для той, неизвестной? Ну, так ты ошибаешься, приятель. Так что просто иди домой и продолжай грезить.
Маккалеб оглянулся:
– До свидания, Гарри.
– До свидания.
Маккалеб прошел через дом. На подлокотнике кресла, рядом с которым был включен свет, он заметил распечатку составленного им психологического портрета Босха. Не остановился. Вышел через парадную дверь и закрыл ее за собой.
47
Босх стоял, сложив руки на перилах и опустив голову. Он думал о словах Маккалеба – и произнесенных, и напечатанных. Они пронзили его, словно осколки раскаленной шрапнели. Казалось, что-то схватило его изнутри и тащит в черную дыру, пробитую им же самим в ничто.
– Что я наделал… – прошептал он. – Что я наделал…
Выпрямился и увидел на перилах бутылку без наклейки. Взял ее и швырнул как можно дальше во тьму. Смотрел, как она летит, – полет можно было проследить, потому что лунный свет отражался в коричневом стекле. Бутылка разбилась в кустах на каменистом склоне холма.
В доме на подлокотнике кресла он заметил распечатку и в клочья порвал обе страницы. Пошел на кухню, пустил воду и бросил обрывки в раковину. Включил размельчитель отходов. Потом просто стоял, глядя, как льется в раковину вода.
Медленно поднял взгляд и посмотрел через кухонное окно на перевал Кахуэнга. Огни Голливуда мерцали в распадке – зеркальное отражение звезд всех галактик Вселенной. Босх подумал обо всем, что там было плохого. Город, где дурного больше, чем хорошего. Место, где земля может разверзнуться под человеком и засосать во тьму. Город утраченного света. Его город. Все так, и однако – вечное однако – место, где можно все начать сначала. Его город. Город второго шанса.
Босх кивнул и нагнулся. Закрыл глаза, подставил руки под воду, потом поднес к лицу. Вода была холодной и бодрящей, как, мелькнула мысль, и должно быть при очищении, при крещении – в начале второго шанса.
48
На яхте еще чувствовался запах порохового дыма. Маккалеб стоял в капитанской каюте и оглядывался. На полу валялись резиновые перчатки и прочий мусор. Повсюду были черные пятна от пальцев. Дверь в каюту исчезла, как и дверной косяк, вырезанный прямо из стены. В коридоре также сняли целую дверную панель. Маккалеб посмотрел на пол, где умер от его пуль Таферо-младший. На чередующихся светлых и темных деревянных дощечках засохла кровь. Коричневатое пятно навсегда останется здесь как напоминание.
Глядя на кровь, он снова проиграл в уме, как стрелял в человека; мысленные образы двигались гораздо медленнее, чем в реальности. Вспомнил слова Босха, сказанные на террасе. О том, что он позволил младшему братцу проследить за ним. Маккалеб размышлял о своей вине. Могли он быть виновным меньше, чем Босх? Они оба заварили кашу. Каждое действие равно противодействию. Нельзя войти во тьму без того, чтобы тьма не вошла в тебя.
– Мы делаем то, что должны делать, – произнес он вслух.
Маккалеб поднялся в салон и посмотрел через стеклянную дверь на стоянку. Репортеры еще не разъехались. Десятью минутами раньше он припарковался вдалеке, позаимствовал на чьей-то яхте лодку, чтобы добраться до «Попутной волны», залез на борт и незаметно проскользнул внутрь.
Башенки СВЧ-связи на фургонах журналистов заработали: все команды готовились к одиннадцатичасовому репортажу; камеры были установлены под таким углом, чтобы «Попутная волна» вновь оказалась во всех кадрах. Маккалеб улыбнулся и открыл телефон. Нажал кнопку скоростного набора и услышал ответ Бадди Локриджа.
– Бадди, это я. Слушай, я на яхте и отправляюсь домой. Хочу, чтобы ты оказал мне услугу.
– Пойдешь вечером? Ты уверен?
– Уверен. Вот что мне от тебя надо. Как услышишь, что я включил двигатель, подойди и отвяжи меня. И быстро. Остальное я сделаю сам.
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
– Нет, я сам. В пятницу сядешь на «Экспресс». У нас в субботу утром туристы.
– Хорошо. По радио говорили, что нынче вечером будет довольно спокойно и без тумана, но все же будь осторожен.
Маккалеб закрыл телефон и пошел к двери салона. Большинство репортеров и их команды были поглощены делом и не смотрели на яхту, потому что уже убедились, что там никого нет. Он открыл раздвижную дверь, вышел, закрыл дверь за собой и быстро поднялся по трапу на мостик. Расстегнул пластиковую занавеску и скользнул внутрь. Убедившись, что оба дросселя стоят в нейтральном положении, открыл воздушную заслонку и вставил ключ в зажигание.
Маккалеб повернул ключ, и стартеры громко взвыли. Оглянувшись через пластиковую занавеску, он увидел, что все репортеры повернулись к яхте. Двигатели наконец начали вращаться, и он дал им поработать на холостом ходу, чтобы разогреть. Снова оглянулся и увидел, что Бадди спускается по причалу к корме яхты. Пара репортеров спешила по сходням к причалу следом за ним.
Бадди быстро отвязал два кормовых линя и забросил их в кокпит. Потом спустился на боковой пирс, чтобы отдать носовой линь. Маккалеб потерял его из виду, затем услышал голос:
– Свободен!
Маккалеб перевел дроссели из нейтрального положения и отвел яхту от причала. Поворачивая на фарватер, он оглянулся. Бадди стоял на боковом пирсе, а репортеры – позади него на причале.
Оказавшись вдали от камер, Маккалеб расстегнул молнию на занавесках и опустил их. На мостик проник прохладный воздух, остужая разгоряченную кожу. Мигающие красные огни фарватерных буйков выводили лодку на курс. Маккалеб смотрел вперед, мимо буйков, во тьму, но ничего не видел. Включил радар и разглядел то, что не мог заметить сам. Остров.
Через десять минут, уже подходя к выходу из порта, он вытащил из кармана куртки телефон и нажал одну из кнопок ускоренного набора – домашний номер. Для звонка, конечно, слишком поздно и можно разбудить детей, но что поделаешь. Грасиела ответила шепотом.
– Прости, это только я.
– Терри, ты в порядке?
– Теперь – да. Возвращаюсь домой.
– Ты вышел в море в такую тьму?
Мгновение Маккалеб обдумывал вопрос.
– Все будет в порядке. Я прекрасно вижу во тьме.
Грасиела ничего не ответила. Каким-то образом она всегда знала, когда он говорит одно, имея в виду нечто совсем другое.
– Зажги свет на террасе, – попросил Маккалеб. – Я буду искать его, когда подойду ближе.
Он закрыл телефон и увеличил ход. Нос яхты начал подниматься, потом выровнялся. Последний фарватерный буек остался в двадцати ярдах слева. Почти полная луна высоко поднялась и расстилала впереди пенистую тропу из жидкого серебра, указывая путь домой. Маккалеб крепко сжимал штурвал и думал о мгновении, когда по-настоящему верил, что сейчас умрет. Вспоминал, как ему явился образ дочери, принеся утешение и покой. По щекам покатились слезы, но ветер с воды вскоре высушил их.
Благодарности
Автор с благодарностью признает помощь многих людей в процессе написания этой книги. Это Терри Хансен, Джон Хоктон, Джерри Хутен, Камерон Риддел, Доусон Карр, Террилл Лэнкфорд, Линда Коннелли, Мэри Лавелль и Сьюзен Коннелли.
