Ностальгия по крови - Дарио Корренти
– Но я действительно славная девушка!
– Я понимаю, но если назавтра ты окажешься убийцей, ясное дело, он этого не заметит.
В студии зажглись прожекторы, и Галассо попросил гостей прокомментировать репортаж.
– Когда у нас есть ДНК, весомая, как камень, то остальное – уже второстепенные детали.
– Ой, только не камень! – простонал Безана и закрыл лицо руками.
– Я бы не стал спешить с выводами, – вставил психоаналитик. – Есть случаи, когда тест ДНК оказывается ошибочным. Мы правовое государство, и у нас действует презумпция невиновности.
– Извините, что перебиваю, но сейчас я покажу вам исключительный документ, – снова зазвучал громкий голос Галассо, оборвав фразу гостя. – В вечер первого убийства камера видеонаблюдения зафиксировала одну машину. Вот она. Видите? «Ауди А4», точно такая же, как у Брешани.
Безана схватил пульт и выключил телевизор. Потом встал.
– Извини, Илария. Я хочу спать. Я очень устал сегодня.
13 января
Илария вернулась домой на такси. Ну да, убийца арестован, и ДНК говорит об этом достаточно ясно, но нервы за последние дни были изорваны в клочья. Лучше уж потратить десять евро, но зато подъехать прямо к подъезду. Ее все еще одолевал страх, и в вагоне метро она бы все равно без конца оглядывалась и выдумывала черт знает что.
Дома Илария сразу зажгла везде свет, чтобы освободиться от гнета этого мрака. Потом бросила пальто на диван и сняла обувь. Ей было необходимо почувствовать почву под ногами. Первый опыт выбил эту почву у нее из-под ног. Илария еще не научилась справляться с некоторыми ужасами своей работы. Вся загвоздка в том, что она и представить их себе не могла, а потому в голове у нее образовалась пустота. И она словно висела в этой пустоте. Не так-то легко представить себе зло и придать ему конкретные черты. Может, срабатывает инстинкт самосохранения, может, потребность самозащиты, но зло имеет тенденцию казаться нереальным, а значит, очень далеким. И так происходило даже с теми, у кого оно внутри.
Илария, к примеру, никогда не могла себе представить убийство матери. Пыталась много раз, но всегда получалось как-то фальшиво. Настоящей была только боль, засевшая в груди.
Илария пошла в ванную, почистила зубы и посмотрелась в зеркало. Ей необходимо хоть себя узнать, раз уж не получалось узнать других. Она разделась, оставив одежду на бортике ванны, и взяла пижаму: ей хотелось ощутить себя внутри чего-то знакомого и родного. Потом на кухне она налила в чайник воды и зажгла конфорку. Доставая с полки чашку, Илария подумала, что очень хорошо было бы сейчас позвонить маме и сказать: «Мама, я кругом ошибалась. Эта работа не по мне, и тетя оказалась права. Я погружаюсь в мир, которого не понимаю».
Илария уселась на табуретку, опустила в чашку с кипятком пакетик ромашкового чая и смотрела, как он медленно опускается на дно. И неожиданно почувствовала себя очень одинокой. Конечно, часть ее жизни заполнял собой Безана. Она никогда не делила с кем-то абсолютно все. Но она не может его грузить своими проблемами, не может сделаться его семьей.
Она решила позвонить тете, однако та не ответила, может, отключила телефон. А может, ушла в кино. Иларии не осталось ничего, кроме как представить себе их разговор:
– Милая, почему у тебя такой голос? Что случилось?
– Случилось то, тетя, что убийцу нашли, но легче мне от этого не стало. Я не умею представлять себе зло. Как мне передать зло словами?
14 января
На следующий день Безана встал с постели в дурном настроении. В груди давило. То ли вчера выкурил слишком много сигарет, то ли его мучила меланхолия. Он добрался до своего последнего дела, а оно выскользнуло из рук. Ощущение было именно такое: он ничего не сумел удержать. Может, Марко потому и считал его таким важным, что оно было последним? На самом деле такое ощущение было всегда, но теперь оно воспринималось по-другому.
Безана смотрел и пересматривал газеты с портретом убийцы на первой полосе. Совершенно незнакомое лицо. В этом и было все дело. Конечно, ДНК – доказательство неопровержимое, сомневаться нечего. Но тогда откуда это ощущение чужеродности?
Раньше, когда Марко работал над делом, он всегда испытывал сильные эмоции перед фотографией преступника. Вот он… Я потратил целые дни и ночи, чтобы добраться до тебя. Дай же теперь посмотреть тебе в лицо. А сейчас ему казалось, что он в тупике. Нет никаких эмоций. Что это, старость? Конец всем эмоциям? Он знает, что должен уйти из профессии, но не хочет это признавать?
Пришло время Милези, теперь его очередь испытывать эмоции. Безана закурил еще одну сигарету, перед тем как выпить кофе. Ему чего-то не хватало. Марко подумал об Иларии и улыбнулся. Теперь единственная его эмоция – думать о ее эмоциях. Завтра она посмотрит в лицо убийце с естественным напряжением. Она должна через это пройти. Эта мысль ему нравилась: она хоть как-то подняла настроение. На нем ничего не закончится, кто-то будет жить и продолжит поиски.
– Ну что за мерзкое ремесло, – проворчал он вслух, отвинчивая крышку кофеварки.
Он хотел засыпать туда кофе, но руки так дрожали, что кофе рассыпался по раковине и по полу. Да что ж это такое? Марко в ужасе уставился на пляшущую в пальцах ложку. Он уже ни с чем не может справиться, даже с какой-то гребаной ложкой. Уже и кофе ему не подчиняется.
Безана так и остался сидеть, потерпевший поражение на всех фронтах. Дело закрыто, а он чувствует себя побежденным. Но почему? Марко подумал о Мелиссе, которая всегда разговаривала, размахивая руками, как и подобает страстной женщине. Вспомнил ее острый, но циничный взгляд. Он изо всех сил стукнул кулаком по столу. Он не сумел ее защитить. Ему кажется, он виноват в том, что ее жизнь так внезапно оборвалась.
Мелисса расплатилась с этим захолустьем сполна, сверх всяких границ и ожиданий. И это его мучило. Потому что некоторые ужасы могут созреть только в таких захолустьях, где всего несколько метров отделяют стадо овец от торгового центра с игровыми автоматами. А потом это называют судьбой. Судьба так же запрограммирована, как игровые автоматы. И ты не получаешь удовольствия, потому что все происходит слишком быстро и финал
