Клиффорд Ирвинг - Следствие защиты
Уоррен не представлял, как ответить Рику со всей искренностью. Рик был энергичный мужчина, постоянно стремящийся к успеху. И к тому же он не был моралистом. Молодой адвокат из его офиса однажды спросил у Рика: “Ваши клиенты называют вас Риком или мистером Левиным?” Рик ответил: “Это зависит от размеров гонорара. Если он достаточно высокий, то они могут называть меня хоть дыркой в заднице”.
Здесь, в ресторане, Уоррен отставил в сторону эспрессо и спросил:
– Ты помнишь то время, когда мы только начинали? Когда мы прошли за барьер и дали клятву. Помнишь ты, что мы при этом чувствовали?
– Я боялся, – ответил Рик.
– И я тоже, но сейчас я говорю не об этом. Тогда мне казалось, что я где-то среди ангелов, настоящий маленький Дон Кихот. Мы собирались помогать людям и в то же время жить честно. Быть гордыми. Мы часто говорили о философии правосудия, помнишь? Я чувствовал, что мне предстоит сделать так много. То же самое переживал и ты.
– Да, – сказал Рик. – Я это помню.
– А теперь мы имеем дело с подлецами, мы помогаем этим подлецам уйти от тюрьмы. Потому что за это нам платят. Потому что это и есть наша работа.
– Твой клиент, Гектор Куинтана, не похож на подлеца…
– Он – нет. Конечно, он с незаряженным пистолетом пытался ограбить “Секл-К”, но все же он порядочный человек. Хотя, разумеется, когда-то я так же думал и о Верджиле Фрире. Но теперь я стал взрослее. Возможно, я научился лучше разбираться в людях.
– Вот это ответ, – глубокомысленно кивнул Рик. – Стал взрослее. Научился лучше разбираться в людях.
Уоррен продолжил:
– Я жалею, что не сделался владельцем обувной мастерской, как мой дед. Самое большое зло, которое я мог бы причинить людям, – это заставил бы их мучиться от мозолей.
– Нет, тебе не стоит жалеть об этом. Ты любишь свою работу, точно так же, как и я, даже когда начинаешь ее ненавидеть. Не превращайся в обывателя. Просто тебе хочется, чтобы все в жизни делилось на черное и белое. Но так не бывает. И никогда не будет. – Вздохнув, Рик тихо добавил: – Я понимаю, что ты имеешь в виду, но если ты будешь думать над этим слишком много, то можешь рехнуться. Делай свое дело и наслаждайся жизнью. Как говорится, наша жизнь – это не генеральная репетиция. Это все, что у нас есть. И не своди меня с ума, мальчик!
Уоррен согласно кивнул, мысленно попытавшись отделить представления о том, что считается этичным и практичным, от того, что нужно человеку, чтобы сохранить разум и самоуважение.
– Позволь мне кое-что тебе напомнить, – сказал Рик. – Клиент адвоката на процессе не может быть виновным до тех пор, пока этого не скажет суд. Виновность – это формальная, юридическая концепция. Адвокат говорит своему подзащитному: “Я советую вам рассказывать только правду. Но вы можете давать показания так, как считаете нужным”.
Уоррен ничего не ответил: ум его по-прежнему находился в смятении.
– Господи Иисусе! – встревожился Рик, прочитав на лице Уоррен отражение его мыслей. – Надеюсь, ты не собираешься сдать ее со всеми потрохами, не так ли?
– Нет. Я хочу выиграть дело. Я поговорю с ней.
– Тогда подготовь ее, как нужно. – Рик поднял бровь. – Такие пути есть, – сказал он тихо.
– Я знаю, что они есть.
– Ты хочешь, чтобы это сделал я?
Уоррен решительно покачал головой.
– Я же сказал, что сам сделаю это.
* * *Когда Уоррен шел к зданию тюрьмы, чтобы еще раз встретиться с Гектором, целые столбы дождя немилосердно хлестали его по голове. Уоррен продолжал размышлять о словах Гарри Т. Морзе, который случайно упомянул, что видел, как Джонни Фей стреляла из пистолета, из которого впоследствии был убит Дан Хо Трунг. На какое-то время Уоррен впал в состояние нервной дрожи и ни о чем другом думать не мог. Но если бы он привел Морза в суд Лу Паркер, чтобы идентифицировать “Даймондбэк-кольт”, он тем самым признал бы, что ему все известно. Этого он сделать не мог.
– Такого не может случиться, – громко сказал он в шуме дождя. – Это настоящее безумие.
Позднее из спальной комнаты Мари Уоррен позвонил к себе в номер, проверяя, нет ли каких сообщений. Трубку взял Педро.
– Какого черта вы там делаете? – сердито спросил Уоррен. – Еще нет даже десяти часов!
– Не волнуйтесь, patron.
Миссия, как объяснил Педро, была закрыта с раннего утра. Полна policia. Прошлой ночью там в туалете был убит какой-то бродяга. Застрелен насмерть. Никто не знал почему. Двое, сидевшие в тот момент в открытых кабинках, видели все это, видели даже мужчину, который стрелял. Тоже какой-то бродяга, как решили мексиканцы, но они его не знали и, похоже, раньше никогда не встречали. Полицейские весь день опрашивают всех и каждого.
Уоррен глубоко вздохнул. Он прислушался к шуму дождя, все еще барабанившего по крыше и стекавшего по водосточным трубам. Различил отдаленный раскат грома. Спросил:
– Но это был не Джим?
– Нет, – ответил Педро, – я же говорю вам, что его никто раньше не видел.
– Я имею в виду того человека, которого застрелили.
И это тоже был не Джим. Педро такая мысль тоже приходила в голову. Множество людей знало Джима, но ни один не видел его в последние дни. Может быть, он уехал из города. Он иногда это делал, как сказал один парень. Ездил куда-то на юг, ближе к границе, там у него была сожительница. Никто не знал, где именно.
– А тот парень, с которым ты разговаривал, не называл фамилии Джима? – спросил Уоррен.
– Только его прозвище. Все зовут его Джим Денди. Наверно, это что-то означает, но я не знаю что.
Мексиканцы пообещали вернуться в миссию на следующий день, если уйдут полицейские.
– Да, совсем недавно вам звонила ваша жена, – сказал Педро, и в интонации его голоса прозвучал косвенный намек на понимание. – Просила передать, чтобы вы ей перезвонили.
– Моя жена? Ты в этом уверен? Она назвала свое имя?
– Нет, она просто сказала: “Попросите его перезвонить жене”.
Уоррен положил трубку. Еще одно убийство. Слишком много смертей, слишком много лжи. Человек не для того рождается на свет, чтобы всю жизнь копаться в этом дерьме. Он пришел в этот мир, чтобы сеять и стричь газон перед домом и делать что-то такое, что доставляло бы ему удовольствие. Размышляя над тем, сбудется ли когда-нибудь все это, Уоррен вышел в гостиную, где Мари смотрела телевизор. Подумал он и о том, что могло понадобиться от него Чарм, но поймал себя на мысли, что его это, собственно говоря, мало волнует.
22
Дождь кончился, циклон повернул на север, и утром в четверг весь город изнемогал под тяжестью девяностоградусной жары в пропитанном влагой воздухе. Зной словно наложил свою липкую руку на лоб Уоррена. По его щекам катились капельки пота.
Рик уже дожидался своего партнера в коридоре пятого этажа перед входом в отделанный ореховыми панелями зал 342-го окружного суда.
– Ты говорил с ней? – спросил Рик.
– Еще нет! – раздраженно ответил Уоррен. – Но я поговорю. Дай мне маленькую передышку, хорошо?
Из кондиционеров тянуло прохладой. Пот на Уоррене медленно подсыхал, оставляя на лице и пояснице тонкую клейкую пленку. Жокейские трусы облегали тело, будто доспехи.
Первым свидетелем защиты, вызванным Уорреном, был Джордж Свейз, молодой врач из госпиталя Хермана, который лечил Джонни Фей в декабре прошлого года. Четким и ясным голосом Свейз прочитал свой диагноз, некогда поставленный пострадавшей, и предписание, назначенное им в связи с переломом у пациентки скуловой кости, а затем, когда ему задали вопрос, заявил:
– Она сказала мне, что это сделал ее дружок.
– Она описала вам этого “дружка”? – спросил Уоррен.
– Она сказала, что это был большой и сильный человек. И что он был пьян.
На перекрестном допросе Альтшулер поинтересовался у доктора:
– Не говорила ли она, который именно из нескольких ее дружков так ее ударил?
Уоррен выступил с протестом против “нескольких дружков”.
– Пожалуйста, перефразируйте вопрос, мистер Боб, – сказал судья.
Когда Альтшулер сделал это, доктор ответил:
– Нет, имени она ни разу не называла.
Следующей свидетельницей была Кэти Льюис, бывшая официантка из “Гранд-отеля”. Рик в конце концов разыскал ее через Департамент автомобильного транспорта и выставил девушку на перекрестный допрос.
На фоне постоянных протестов Альтшулера, что они собрались здесь для слушания дела об убийстве, совершенном Джонни Фей, а не для того, чтобы разбирать прошлые неразумные поступки доктора Отта, Кэти Льюис рассказала историю своей любовной связи с доктором и о том, как тот ударил ее по лицу “своей большой волосатой лапой”, выбив ей три передних зуба, которые потом пришлось вставлять.
Кэти Льюис сообщила, что Клайд оплатил ее счет дантисту и дал ей впридачу 25 тысяч долларов наличными.
