Кристофер Райх - Банкир дьявола
— Итак, — спросила она, — куда теперь?
— Найдем Клода Франсуа — найдем и Кана, — заявил он.
— Так просто?
Конечно, это было непросто, но больше им ничего не оставалось. Чапел пожал плечами:
— Ты мне веришь?
Сара протянула ему руку, и он в ответ протянул свою.
— Верю, — сказала она, крепко ее пожимая.
Они оставили машину на парковке у терминала «А», оставив ключи на солнцезащитном щитке. Затем купили три билета на двенадцатичасовой парижский рейс. Один для Сары, другой для него и третий для трех огромных коробок с документами, добытыми в банке «Дойче интернационал».
Пройдя паспортный контроль, они направились к нужному выходу и там купили кофе с парой жареных колбасок.
— Нельзя побывать в Швейцарии и не попробовать жареных колбасок, — заявил Чапел, садясь на кожаную банкетку.
— А как насчет швейцарского шоколада?
— Я взял одну шоколадку для Глена. Чтобы он на нас не сердился.
— Сахар? — предложила Сара.
— Нет, я пью несладкий.
— Ну, как хочешь.
Она открыла три пакетика сахарозаменителя и высыпала их содержимое в свой бумажный стаканчик.
— Фи, — прокомментировал Чапел, скривившись.
— Ужасная сладкоежка. Например, схожу с ума по ирискам.
— Сосиски с пюре?
— Обожаю.
— Стейк и пирог из говяжьего фарша с почками тоже?
— Объеденье!
— Рыба с картошкой фри?
— Мм!!!
— «Спайс Гёлз»?
— От них меня тошнит, но Робби Уильямс душка.
— Ты настоящая английская роза.
— Спасибо за комплимент, сэр.
Около минуты они ели молча. Затем объявили посадку на их рейс, и они переглянулись, будто договариваясь о том, что им не обязательно быть в первых рядах штурмующих самолет пассажиров. Чапел ощутил, что между ними выросла некая связь, куда более значимая, нежели просто проведенная вдвоем ночь. И это чувство ему нравилось. Они наблюдали за тем, как последние отставшие пассажиры исчезают в переходе-рукаве, соединяющем салон самолета с залом ожидания.
— Пойдемте, мисс Черчилль?
— Конечно, мистер Чапел. — Встав, она повесила на плечо дорожную сумку. Подойдя к Адаму, прижалась к нему и одарила легким поцелуем в губы. — Ну и как мы его найдем?
— Мне требуется сесть и поработать с имеющейся информацией, пробежаться по номерам счетов, идентифицировать их владельцев и получателей переводов, сопоставить их со своей базой данных. Что-нибудь да найдется… какая-то зацепка, какой-то намек, ниточка, за которую можно будет ухватиться. Начнем с самого начата. Этот Доден, он же Франсуа, открыл свой счет двадцать лет назад, указав, что родился в тысяча девятьсот шестьдесят первом году. Готов держать пари, тогда он был не таким осторожным, как сейчас. Терроризму ведь тоже учатся.
— Как ты думаешь, кто он?
— Франсуа? Он связан с финансами. Банкир… Брокер… Может быть, трейдер, кто-нибудь в этом роде. Это человек, хорошо знающий все хитросплетения мира международных финансов. Все входы и выходы. Нужно быть настоящим профи, чтобы вот так жонглировать счетами.
Сара пошла к проходу, ведущему на самолет.
— Свой своего видит издалека, так?
— Что-то в этом роде.
В этот момент мобильный телефон Чапела зазвонил.
— Алло?
— Алло, мон ами, — проговорил Леклерк, — куда ты запропастился?
Чапел замедлил шаг:
— Уже на пути в Париж.
— Надеюсь, что так. Тут у нас появился кое-кто, с кем ты очень рад будешь повстречаться.
— Кто он?
— Пока я называю его Шарль Франсуа. Тебе это имя о чем-нибудь говорит? Да вы с ним уже встречались. Насколько я понимаю, это с ним ты столкнулся тогда в госпитале.
Не может быть, подумалось Чапелу. Слишком уж быстро.
— Как вам это удалось?
— Бедняге понадобились наличные. Мы сцапали его у банкомата в Нейи. Помнишь лист бумаги с нарисованными на нем точками? Синими, черными и красными? Так что принимай поздравления.
Карта. Леклерк говорил о карте с обозначенными на ней банкоматами «БЛП», догадался Чапел.
— И где вы сейчас?
— В Санте́.
Санте. Пресловутая тюрьма особо строгого режима. Самого строгого во всей Франции.
— Леклерк, не бей его! — Прежний будничный тон Чапела сменился на максимально серьезный. — Пожалуйста.
— Спохватился! Я у себя дома. И делаю, что считаю нужным.
— Мы приедем уже через пару часов.
42
В то самое время, когда самолет, следующий рейсом «765» швейцарской авиакомпании «Суиссэр» коснулся взлетно-посадочной полосы в Париже, Марк Габриэль стоял в центре своего офиса и смотрел на его пустые стены. Последние коробки были увезены всего несколькими минутами ранее. Его письменный стол, компьютеры и все относящееся к ним оборудование, телефоны, фотографии — все теперь представляло собой одно только воспоминание, Габриэль остался наедине с видом из окна.
Три последних дня представлялись ему одним растянувшимся длинным днем. Смерть Талила. Сьюдад-дель-Эсте. Предательство Жоржа. Судя по всему, он должен был чувствовать себя измотанным как физически, так и морально. Вместо этого он ощущал себя свежим, бодрым и энергичным, готовым принять вызов, который бросала ему судьба. Заметив свое отражение в стекле, он разгладил на груди белую рубашку и поиграл галстуком фирмы «Гермес». Если его выражение лица не показывало, в каком ужасном положении он очутился, — это было следствием одержанной им победы. Гонка подошла к концу. Один-единственный звонок унял все его тревоги.
— Этот город еще более красив, чем я ожидал, — сказал ему по телефону Мордехай Кан час назад.
— Лето — самое лучшее время года.
— Как я понимаю, вы этим вечером свободны?
— Конечно.
— Скажем, в одиннадцать часов?
— Прекрасно, в одиннадцать.
Кан сообщил Габриэлю название заведения, где предлагал встретиться.
— Вы уверены? — спросил Габриэль, раздраженный его выбором.
— Ни один из нас не сможет обмануть другого.
Марк Габриэль и не собирался так поступать.
— Что же, чудесно. Увидимся в одиннадцать.
— Итак, «Лабиринт Билитис». Это на третьем этаже.
— «Лабиринт Билитис», — повторил Габриэль.
Посылка прибыла.
43
Узкие, сырые, с подтеками на сложенных из известняка стенах коридоры тюрьмы Санте, славящейся строгостью режима, тянулись перед Чапелом, словно покрытые плесенью веков переходы некой древней усыпальницы. Стоило ему углубиться в них всего на пять шагов, как он почувствовал, будто стены стали смыкаться вокруг него и плечи придавила какая-то зловещая тяжесть. В тюрьмах до этого ему не доводилось бывать никогда. Здесь он был посетителем, одним из хороших парней. И все же это место его пугало.
В Санте попадали худшие из худших. Убийцы, насильники, террористы. Где-то здесь отбывал пожизненный срок знаменитый международный террорист Ильич Рамирес Санчес, более известный под именем Карлос Шакал. Сам капитан Дрейфус[16] провел здесь целый год после возвращения с Чертова острова во Французской Гвиане.
Чапел шел рядом с Леклерком, Сара следовала на шаг позади. По дороге сопровождающие их французы рассказывали об обстоятельствах ареста.
— Согласно паспорту, его зовут Шарль Франсуа. У него имелся при себе билет до Дубая и обратно на то же имя.
— Кто расплатился за билет? — поинтересовался Чапел.
— Оплата кредитной картой. На Клода Франсуа.
Франсуа. Один и тот же псевдоним на протяжении двадцати лет.
— Он заговорил? — спросила Сара.
— Не издал ни звука, — сообщил Леклерк. — Он хорошо закален, этот тип. Самодисциплина. У него на теле несколько шрамов. Я бы сказал, он побывал в лагере подготовки террористов. Мы спрашивали насчет его паспорта в иммиграционной службе. Все, что у них на него есть, — это поездка в Афины прошлым летом.
— Афины, — проворчала Сара. — Прекрасная стартовая площадка для прыжка в неизвестное.
— Мы знаем только, куда отправился из Франции, — посетовал Леклерк. — Возможно, затем он взял другой билет на другое имя. Он стреляный воробей, этот мальчишка.
Постепенно они перешли на маршевый шаг. Расстрельная команда шла приводить приговор в исполнение.
— Девушка до сих пор в отключке? — осведомилась Сара.
— Очнулась час назад, но доктора пока запрещают с ней разговаривать. Они напичкали ее стероидами, чтобы остановить опухание мозга.
— Что вы с ней делали? — спросил Чапел.
— Она неудачно упала. Трещина в черепе. И десять швов над ухом. Недели две будет мучиться головными болями. Это послужит ей уроком, нечего якшаться с подонками.
Леклерк остановился перед широкой черной железной дверью. Поверхность была усеяна заклепками размером с монету. Вот только замок был совсем новый. Краешек его виднелся в скважине — настолько древней, что та вполне могла бы украшать камеру Эдмона Дантеса в замке Иф. С других этажей тюрьмы проникали разные звуки. Где-то стучали металлической кружкой по стенам. В причудливо изогнутых трубах журчала вода. Но тревожнее всего были отрывистые мучительные вопли, обрывающиеся на середине крика, словно прерванные ножом гильотины.
