Кристиан Мёрк - Дорогой Джим
Многочисленные телекамеры сопровождали скорбную процессию на всем пути, пока та, просочившись сквозь узкие кованые ворота, двинулась дальше. Я благоразумно убралась из церкви еще до окончания службы и, оборудовав себе наблюдательный пункт в кустах возле коттеджа Ифе, разглядывала их в бинокль. Желающих бросить горсть земли в могилу Джима оказалось так много, что в воздухе клубилось целое облако пыли, не дававшей мне разглядеть, что там происходит. От горестных женских воплей в жилах стыла кровь — так кричат стервятники, когда кружатся над падалью. Убей ее или займись с ней любовью, малыш Джимми, качая головой, подумала я. Похоже, этим бедолагам не столь уж важно, кого из них ты выберешь, верно? Толпа скорбящих стала понемногу редеть только с наступлением темноты, когда опустившиеся на город тучи разразились дождем, немного прибившим на дороге пыль.
Однако кое-кто еще остался — даже на расстоянии я могла различить в бинокль знакомые лица. Две девчушки, на вид не старше двенадцати, благоговейно ровняли землю перед надгробием. И опять мне на ум пришли столь любимые Фионой фараоны… Наверняка их похороны сопровождались подобным же безумием. Какая-то женщина, воткнув в землю свечу, зажгла ее. Ветер дергал ее за юбку, заставляя ту обвиваться вокруг костлявого тела, но бедняга, похоже, ничего не замечала. Спички одна за другой гасли у нее в руках — она все чиркала и чиркала. Наконец свечка загорелась, и она ушла.
И вот возле свежей могилы осталась только одна женская фигура.
Она стояла ко мне спиной — снова опустившись на колени, как будто проклинала Бога, во второй раз отнявшего единственное, что у нее оставалось. Потом, словно почувствовав на себе мой взгляд, женщина подняла вуаль и обернулась. Я поспешно заползла обратно в кусты.
Но тетушка Мойра успела заметить меня. Знаю, что успела.
И с тех пор я расплачиваюсь за это.
Странная штука — время. Говорят, оно лечит, но это не так. Время помогает забыть какие-то подробности. Думаю, за эту милость нужно благодарить природу.
Поначалу люди, казалось, не могут даже толком вспомнить, что, в сущности, произошло — даже при том, что были тому свидетелями. Скольких женщин все-таки убил Джим? Трех? Или только двух? Какого цвета были у него глаза: орехового, как утверждало большинство, или все-таки зеленого? Вопросы, вопросы… А пройдет еще немного времени, люди забудут подробности, и тогда на свет появится еще одна легенда. Держу пари, так случится и с «сестрами-убийцами Уэлш», потому что в конечном итоге с нас были сняты все подозрения. После четырех недель мучений, когда нас по очереди таскали в участок, где мы до дыр проглядели обои, и возили в Корк, на допрос к высшим чинам, копы наконец сдались и оставили нас в покое.
Брона, благослови ее Бог, догадывалась, конечно, что это наших рук дело, но помалкивала. Впрочем, большинство местных, думаю, тоже. Все это в конечном итоге привело к тому, что мы втроем приобрели репутацию женщин, с которыми лучше не связываться. Моя прежняя, в качестве сексуальной стервы, поблекла в лучах новой «славы». Мифический ореол прилип к нам намертво — поэтому мы только кивали и отмалчивались.
Но всему когда-то приходит конец — телекамеры и любопытствующие убрались с нашего заднего двора, где покорно месили грязь несколько месяцев подряд. Правда, мальчишки украдкой перешептывались нам вслед, когда мы проходили по улице, но все-таки не так, как раньше, когда каждый готов был вывернуть шею, лишь бы поглазеть на нас. Теперь же они просто старались не встречаться с нами глазами. Фиона даже сказала, что многие в городе уверены — мы все трое обладаем какими-то темными магическими чарами. Лично мне это осточертело: все, чего я хотела, — чтобы поскорее вернулась Эвви.
Однако над памятью тетушки Мойры время было не властно.
— Повредилась в уме, бедняжка, — примерно так Джонно пытался втолковать мне, что происходит. Просидев на могиле Джима почти неделю, она слегла с тяжелым воспалением легких и с тех пор отчаянно кашляла. Мы с сестрами до смерти боялись столкнуться с ней во время наших вылазок в город, но, к счастью, Бог миловал — этого не случилось ни разу. Однажды, оказавшись возле ее дома, я углядела в окне табличку «ПРОДАЕТСЯ». Правда, пару недель спустя она исчезла, а потом я заметила, что бригада рабочих чинит дымоход, которым Мойра в последнее время пользовалась почти постоянно.
В те дни, когда у Фионы были уроки (ты ведь не мог серьезно думать, что директриса укажет на дверь местной знаменитости?), а Ифе развлекалась тем, что гоняла туристов с участка, который она приобрела на деньги, выплаченные страховой компанией за сгоревший «мерс», я пыталась разузнать, что поделывает наша дорогая тетушка. Называй меня психопаткой, чокнутой — меня, случалось, называли и похуже, и ничего, выжила. Но меня мучил один вопрос… Я хотела выяснить, почему за все это время она ни разу не появилась у нас перед домом, размахивая Библией и угрожая нам вечным проклятием? Знать бы, где она сейчас, и я бы успокоилась. Но ощущение, что она везде и нигде… Это сводило меня с ума.
С утра до вечера я, словно взбесившийся пограничник, прочесывала окрестности с биноклем в руках в надежде, что наткнусь на нее. Но что пугало меня сильнее всего, так это то, что Мойра больше не бывала на кладбище, которое теперь с утра до вечера было забито женщинами… Но это так, к слову.
Могила Джима всегда была завалена свежими цветами, а Броне пришлось даже выставить возле нее пост — на тот случай, если кому-то из почитательниц придет в голову умыкнуть могильную плиту. В конце концов она была вынуждена прикрыть захоронение бетонным блоком — лучше уж так, решила она, чем в один прекрасный день докладывать в управление, что кто-то уволок из могилы труп. Кому-то из доморощенных следопытов удалось обнаружить утопленный нами «винсент-комет» — выудив его из воды, они разобрали бедолагу на куски и распродали через интернет-аукционы. Последнюю реликвию — половинку трубки тормозной системы — кто-то намотал вокруг черепа, как терновый венок, после чего возложил на могилу Джима. Сколько черствых сандвичей с ветчиной я съела, любуясь этим «великолепием» в ожидании, когда же наконец припожалует свежеиспеченная вдова, уму непостижимо. Но она так и не пришла.
Как-то раз, в ничем не примечательный вторник, спустившись на заброшенный пляж возле Эйриса, я увидела, как на ветру полощется чей-то зеленый шарф.
Когда-то, давным-давно, мы втроем преподнесли его Мойре на Рождество, и с тех пор тетушка повязывала его на голову по моде пятидесятых годов. Подойдя поближе, я увидела ее — она копошилась в грязи под деревом, на том самом месте, где я воткнула нож в ее «дорогого Джима». На мгновение от ужаса я даже забыла дышать… но потом немного успокоилась. Искать тут было нечего. Возможно, подумала я, она поселилась в лесу и коротает время, сидя там, где испустил дух ее жених? Но даже тетушка Мойра вряд ли была способна на подобную чувствительность. До такого она бы ни за что не додумалась — даже если бы рехнулась окончательно. Я видела, как она крутилась там, как будто не могла найти местечко поудобнее. Нет, она точно что-то ищет, промелькнуло у меня в голове… При этой мысли меня едва не вырвало. Она ищет… и будет искать, пока не найдет. Но рыться тут бесполезно — копы облазили все окрестности вместе с бладхаундами[30] и то ничего не нашли.
Я поспешила убраться, пока она меня не заметила, отыскала велосипед и помчалась домой, как будто сам черт хватал меня за пятки. Что-то в том, как она возилась там, напугало меня даже сильнее, чем мысль, что ей удастся выяснить что-то, чего мы не знаем. В точности как краб… или какая-то мерзкая бесчувственная тварь, которая копошится возле своей жертвы, пока та не вылупится на свет.
— Слышали новость? — пару дней спустя спросила Ифе, взгромоздив два пакета с покупками на кухонный стол. — Джонно сказал, что Мойра уехала из города. Утром встретил ее на остановке, когда она с кучей чемоданов садилась в автобус до Дублина. Наверное, продала дом.
У меня точно гора свалилась с плеч. Кинувшись к Ифе на шею, я стала тормошить ее, как сумасшедшая.
— Дай я тебя поцелую! — завопила я. После чего принялась кружить ее в какой-то дикарской пляске, пока мы обе не повалились на стул. Конечно, мы не могли позволить себе купить новую мебель в коттедж, только заклеили скотчем самые заметные прорехи в обивке дивана. Всякий раз проходя мимо него, я вспоминала Джима. Не знаю, что чувствовала Ифе. А старушка Фиона, покачав головой, обычно прикуривала для нас троих сигареты.
Но прошла неделя или две, прежде чем я стала замечать, что Ифе с каждым днем возвращается домой все позже.
— Ты куда своих клиентов возишь — не в Нью-Йорк ли, случайно? — брюзгливо ворчала я, но моя сестренка только ухмылялась, отговариваясь тем, что нужно же, мол, кому-то работать, чтобы сводить концы с концами. Когда она думала, что я не смотрю, между бровей у нее залегала легкая морщинка — в точности как бывало у меня, когда я пыталась что-то скрыть. Так что я решила не давить на нее.
