Шамиль Идиатуллин - Варшавский договор
Сказка, ей-богу
Глава последняя
Фоксборо. Тим Харрис
Сперва Тим почти обиделся. Папа приехал с невероятными подарками и обещал, что в следующий раз возьмет с собой в Канаду и Тима, и маму. Но хромал он совсем как сын, причем на ту же ногу. Тим некоторое время пытался понять, какой вариант оскорбительней – «Папа издевается» или «Папа по-уродски выражает сочувствие». Но после ужина, когда мама убежала спасать из духовки какой-то особенный пирог под названием «Опоздал к Благодарению – Рождество опереди», благоухающий и впрямь особо, папа, поняв вроде, в связи с чем Тим звереет, воровато огляделся, приспустил носок, отлепил пластырь и показал Тиму неприятную дырку на стопе, бурую и треугольную, как от упавшего с колена граненого напильника. Пожаловался на канадских идиоток, которые среди зимы бегают на шпильках по ногам как по асфальту, и велел маме не говорить.
Тим и не говорил. Как будто у нее самой глаз нет.
Седьмого они сходили на матч, и Revolution выиграла. Раны у обоих Харрисов зажили одновременно, однако хромать отец перестал только в апреле – на месяц позже сына и почти через месяц после весеннего фестиваля семейных команд на призы New England Revolution. На фестивале «Одноногий снайпер» Харрисов порвал всех, включая «Суперлисов» Майки и его супермастера-папаши в футболке с автографом Бекхэма.
Футболку с автографом Месси Тим надел на церемонию награждения. Всю церемонию папа держал страшно серьезное лицо и не позволяя изнемогавшей от хохота маме выскользнуть из белой майки распоследнего размера, на которой написал маркером «Тим мечты». Так, засунутые в одну майку, они и досеменили бы до фуршета, кабы в нее не влез еще и Тим вместе с кубком.
Мечта порвалась, а счастье осталось. Наверное, навсегда.
Эпилог
10—14 апреля
Макуто. Екатерина Петрова
Началось все скверно, а кончилось быстро.
Санечка всегда был с подзаскоками, но обычно это не слишком бросалось в глаза – а может, он как-то сдерживался. В Макуто сдерживаться перестал. Сразу.
Катя терпела два дня. В конце концов, она долго упрашивала Санечку поехать на Карибы, хотела как следует отдохнуть и не хотела портить отдых скандалами. Но Санечке все не нравилось: комнаты были душными, море теплым, город грязным, а Катя вдруг шлюховатой. Он вздумал указывать, какое платье и какой купальник надевать, на кого не смотреть, приставал в самое ненужное время, а затем заявил, что надо непременно переться в горы, чтобы лазить по ледникам и прыгать с парашютом. Вот тут они и поссорились. Можно сказать, расстались.
В последний момент Катя попыталась дать задний ход, но Санечка, козел, уже выбросил ее вместе с чемоданом из бунгало, а дверь номера захлопнул. Катя хотела вызвать полицию, но вспомнила, какие ужасы про нее рассказывают. И потащилась вместе с чемоданом в пляжный бар.
Там Валерик ее и подобрал. Вернее, она сделала так, чтобы он ее подобрал. Потому что не подобрать ее такую было невозможно.
Уже через час Катя красиво прошла, или, как это, – продефилировала – мимо окон бывшего своего бунгало вслед за Валериком с чемоданом. А Санечка мог смотреть в окно и беситься. К сожалению, все-таки не мог – он, оказывается, уже мчался в джипе по направлению к горам и парашютам. Но это не избавляло его от возможности беситься – все сильнее и сильнее. Катя и Валерик очень старались.
На пляж Валерик не пошел – сказал, что подцепил какую-то аллергию на ультрафиолет и теперь бережется. Это было странно – зачем тогда приезжать на Карибы? К тому же на теле у Валерика были явные следы давнего, но сильного загара. Но лицо и в самом деле было гораздо светлее, а за ухом Катя нашла свежий рубец – правда, язык пришлось быстро убрать, потому что Валерик зарычал и приступил к активным действиям.
В итоге Валерик сидел в баре и наблюдал, как красиво Катя загорает. А она время от времени подходила к нему так, что весь пляж впадал в косоглазие и шейных вывих, со вкусом выпивала что-нибудь обалденное, а Валерик платил не покорно даже, а с явным удовольствием.
День был сказочным, вечер волшебным, ночь восхитительной, а утро чудесным. А потом все кончилось.
На обед они выбрались в рыбный ресторанчик рядом с отелем, сделали грандиозный заказ – причем Катя хохотала над названиями блюд так, что даже повар вышел посмотреть и попробовать объяснить, что имеется в виду. Все разошлись, тоже посмеиваясь, а Катя все не могла прохихикаться. И вдруг Валерик, сидевший посреди этой камеди с каменный лицом, заулыбался, сказал Кате: «Я сейчас, жди», встал из-за стола и ушел.
И не вернулся.
Катя поулыбалась, понервничала, пару раз отогнала халдея, пытавшегося начать вынос блюд, подозвала его и попробовала объяснить, что друг, мол, ушел в туалет и долго не возвращается – пойди проверь. Халдей попался тупой, знай улыбался и что-то лопотал. Катя сама дошла до туалета. Он был пуст. Катя сунулась на кухню, в какую-то комнату, набитую индейцами, толкнула еще дверь – она вела на жаркую пыльную улочку, совершенно пустую. Катя вернулась за столик и велела нести еду.
Ела она долго, тщательно и зло, не обращая внимания ни на вкус, ни на вычурные формы, ни на восторги халдеев и глазенья прочих едоков. И особенно на белобрысого парня в дальнем углу, который сверлил Катю глазами как-то совсем дерзко. Не то чтобы мачо строил или там пытался цвет камня в сережке разглядеть, а именно всматривался, будто в картинку с загадкой.
Кате и без него было чем заняться. Рыба с омарами только казались невесомыми. Сытость упала быстро и бесповоротно. Половину блюд Кате пришлось в себя впихивать, запивая их лимонадами и то и дело обманывая раздавленный желудок тем, что я не ем, а лишь пробую – вот, отщипнула, и все, и еще отщипнула, и… ой, больше не щипаю, пью только, успокойся. И еще отщипнула.
Добив заказ, Катя сообразила, что денег-то у нее нет. Деньги были у Валерика – и ушли вместе с ним. Валерик, правда, оставил на столе ключ от бунгало, так что в крайнем случае можно было сбегать поискать деньги там. Или, наоборот, оставить ключ как залог, а самой смотаться. Но оба выхода были негодящими, Катя это понимала. Она мрачно попросила у халдея кофе и принялась размышлять о том, какие козлы все мужики и что делать с этим и со всем остальным.
А может, белобрысый поможет, подумала она. Явно русский же. Глазел – плати. Он, конечно, не такой красавчик, как Валерик, но если Валерик тварь такая, бросил и ушел, что делать-то.
Катя посидела немножко, прикидывая тактику, бросила интересный взгляд в дальний угол и обнаружила, что белобрысый встал и смотрит теперь не на нее, а на дверь, в которую входили два крепких мужика, один рыжий, другой звероватый брюнет. Одеты они были не по климату плотно – видимо, только прилетели. Они парню, кажется, кивнули. Полный цветовой набор сейчас образуется, подумала Катя и ошиблась. Белобрысый крупным шагом и совершенно не глядя на Катю вышел из ресторана. На столе он оставил некрупную местную купюру.
Катя разочарованно вздохнула и тут же напряглась: мужики сели за соседний столик. Подчеркнуто нагло сели: рыжий двинул стул так, что чуть Катю не задел. Катя не успела сообразить, что ей выгодней, скандал или дальнейший поиск временного папика, поэтому сдержалась и выразительно посмотрела на халдея. Халдей тут же подлетел с подносиком.
Пока он хлопотал, Катя слушала мужиков. Это было несложно: мужики, как принято у наших, говорили в полный голос, не стесняясь никого и ничего. Вернее, говорил рыжий, а звероватый знай насасывал кулак да невнятно буркал время от времени. Рыжий говорил невнятную чушь: и от анонимов бывает толк, а еще говорят, хуже пидараса, да, Мага? А Артемка молодчик, я бы по фотке не узнал, да, Мага? Ну ты тоже, Мага молодчик, только руками зря лезешь, да, Мага?
Тут он прервался, чтобы удивительно ловко и быстро сказать что-то халдею. Звероватый Мага, отвлекшись от любимого кулака, тоже что-то брякнул на испанском – похоже, впопад. Халдей засиял, протараторил что-то в ответ и мигом принес две запотевших бутылочки разного цвета. Рыжий высадил свою в два глотка и бессовестно рыгнул, звероватый свою внимательно рассмотрел, слегка пригубил и тут же легко вскочил.
Он стоял слишком близко к Кате, и несло от него туалетной водой Hugo Boss из прошлогодней коллекции, потом, жаром и немного мокрым железом. Но Катя смотрела не на звероватого, а на рыжего. Рыжий достал из кармана деньги. Тощую пачку долларов.
Он бросил на стол двадцатку – раз в двадцать больше стоимости их заказа, – посмотрел на Катю, не успевшую отвести взгляд, и спросил:
– Ты Катя ведь?
– Д-да, – сказала Катя, напрягаясь.
– Короче, мать, штука такая. Мы ща Валерия Николаевича встретили, он просил передать, что извиняется, срочно должен уехать, типа по работе вызвали. В общем, ты его не жди.
