Крис Кузнецки - Крестное знамение
Мария с уважением взглянула на него.
— Неплохая мысль!
— Неплохая, — согласился Бойд. — Конечно, никакая величина катакомб не могла гарантировать, что потомки исполнят его пожелания. Дошедшие до нас документы свидетельствуют, что в последние годы жизни Тиберий очень боялся за свою безопасность. Поэтому он оставил Рим и до самой смерти жил на Капри, крошечном островке неподалеку от западного побережья Италии. На протяжении всего этого времени он общался только с наиболее доверенными приближенными. И позднее они признали, что к концу жизни он сошел с ума. Кто знает? Возможно, из-за его безумия позднейшие императоры отвергли замысел Тиберия как плод больного воображения.
— И что тогда? — спросил Пейн.
— А то, что мы столкнулись с еще одним препятствием. Сейчас у нас имеется три совершенно равновероятных варианта развития событий. И насколько я понимаю, у нас недостаточно сведений, чтобы полностью подтвердить ни один из них.
— Три?
— Да, именно три, — подтвердил Бойд. — Первый: события развивались по сценарию Тиберия и власти империи использовали христианство в своих целях в течение почти трех столетий, до того как сделали его официальной религией. Второй: замысел с инсценированием распятия Христа был осуществлен, однако императоры, наследовавшие Тиберию, отвергли его замысел и, таким образом, не смогли получить всех тех выгод, на которые рассчитывал его инициатор.
— А третий?
— Гибель Пакция или какое-то другое непредвиденное препятствие помешали довести план Тиберия до успешного завершения. А это значит, что Христа распяли по-настоящему, он умер, был погребен, а затем воскрес, доказав тем самым, что он есть Сын Божий.
В комнате вновь воцарилась гробовая тишина. Все в некоторой растерянности размышляли над последним вариантом.
Наконец Джонс откашлялся и произнес:
— И каков ваш вывод? Мы что, застряли?
Бойд кивнул:
— Похоже, что так. Если только вы что-то от нас не утаиваете.
— Боюсь, мне нечего утаивать. Да и у меня голова идет кругом от всего, что я узнал. — Джонс повернулся к Пейну. — А ты, Джон? Ты ничего не утаиваешь?
Пейн поднял глаза от фотографии с липицианскими жеребцами, пораженный увиденным. Он протер глаза и снова взглянул на снимок.
— Черт возьми! Кажется, я действительно что-то утаиваю.
— Да?
Кивнув, Пейн протянул ему фотографию.
— Посмотри на нее. Что ты там видишь?
Джонс взглянул на фотографию.
— Если я не ошибаюсь, это липицианские лошади… О, я, наверное, не рассказывал историю про них и про генерала Паттона?
Пейн вытаращил на него глаза, радуясь, что не упомянул о ней раньше.
— Да брось ты, Ди-Джей, сосредоточься! Неужели ты думаешь, что сейчас самое время распространяться про Паттона и лошадок-альбиносов?
— Ты прав, не время, — откликнулся тот немного озадаченно.
— Скажи мне, что ты видишь за лошадьми.
— За ними? — Он внимательно рассматривал здание на заднем плане. — Точно не знаю. Возможно, дворец Хофбург в Вене?
— Верно. А теперь взгляни на статуи на фасаде.
— На статуи? А какое отношение…
— Черт, Ди-Джей! Просто без лишних слов внимательно посмотри на снимок!
На черно-белой фотографии были изображены лошади, грациозно выступающие по каменным плитам перед Хофбургским дворцом. Пейн попросил друга не обращать внимания на их великолепие, а полностью сосредоточиться на слегка расплывчатом заднем плане изображения, на тенях и изгибах здания, забыв о сути снимка. И когда Джонс наконец увидел то, на что намекал Пейн, на его лице появилось выражение неожиданного просветления.
— О Господи! Где ты это нашел?
Пейн решил не отвечать. Он просто откинулся на спинку кресла и рассмеялся.
Глава 54
Фрэнки был официальным представителем Католического университета, поэтому его хорошо знали в полицейском участке, расположенном на территории учебного комплекса. Он кивнул сержанту, сидевшему за столом при входе и сразу сделавшему вид, что ему сейчас не до жалкого карлика из отдела по связям с прессой. Именно на такую реакцию и рассчитывал Фрэнки. Чтобы план успешно сработал, ему необходимо было на несколько минут остаться в одиночестве.
Как только сержант, чтобы избавиться от надоедливого посетителя, удалился, Фрэнки, проверив список полицейских, узнал, кто из них закончил смену, после чего отправился в один из их опустевших кабинетов. Не медля ни секунды, он включил компьютер и вошел в базу данных полиции, чтобы отыскать имена погибших в Орвието.
Почти сразу же после того, как Фрэнки разглядел на снимке первую жертву, он обнаружил и второго солдата — на расстоянии примерно двадцати футов от первого. Итак, жертвами несчастного случая стали не двое, а четверо, и это показалось Фрэнки крайне подозрительным. Что делали там двое солдат в момент крушения вертолета? И почему они были не внутри вертолета? В высшей степени нелогично. Столь же нелогично, как и поспешная попытка скрыть следы крушения. Зачем убирать остатки вертолета до того, как их осмотрят эксперты?
Фрэнки чувствовал, что дело попахивает серьезным заговором. Но вот каким, понять не мог.
Он загрузил фотографию первого трупа, затем сузил параметры поиска, отбросив всех мужчин старше сорока пяти лет. Определить точный возраст жертвы было очень трудно, так как тело было практически раздавлено, но Фрэнки предположил, что мужчина, по всей вероятности, был довольно молод. Военный старше сорока пяти лет не стал бы карабкаться по почти отвесной скале.
На экране монитора появились фотографии. Они мелькали одна за другой, иногда задерживаясь на мгновение, пока программа оценивала особенности внешности изображенных на них людей: высоту лба, изгиб челюсти, длину носа. Так продолжалось несколько минут. По экрану лица проносились подобно пассажирам скорого поезда. Наконец компьютер издал характерный сигнал, свидетельствовавший о том, что объект обнаружен.
Жан Келлер, тридцати трех лет, родился и учился в Швейцарии, затем переехал в Рим и в возрасте двадцати лет поступил на службу в элитное подразделение швейцарских гвардейцев. В соответствии с традицией у гвардейцев была одна обязанность — охранять папу, и Фрэнки не мог понять, что папские телохранители делали в Орвието. Более того, его настолько поразило досье гвардейца, что он дважды перепроверил адрес Келлера и перечитал подробности его биографии, прежде чем окончательно убедился, что тот действительно был гвардейцем.
Отчего у Фрэнки возникло еще больше вопросов.
Впрочем, он решил воздержаться от поспешных выводов и начал поиски данных по второй жертве. Детали этой фотографии были еще менее ясны, чем первой. Труп Келлера освещали яркие лучи солнца, вторая жертва находилась в тени. Фрэнки тем не менее не терял надежды.
Через десять минут итальянец нашел данные, которые искал, — сведения столь потрясающие, что он сразу же, не теряя ни минуты, бросился к телефону.
Фотография с липицианскими жеребцами висела на стене Архива Альстера в течение многих десятилетий. Сам Альстер проходил мимо нее тысячи раз и никогда не замечал ничего, кроме лошадей. И вот теперь Пейн обнаружил, что прямо за лошадьми находится статуя смеющегося человека. Статуя, украшающая знаменитый венский дворец Хофбург.
Пока Бойд, Мария и Джонс спорили по поводу значения статуи, Альстер спустился вниз, чтобы разузнать побольше о фотографии. Ему было известно только то, что дед сделал ее в тридцатые годы. Он не знал, находится ли статуя до сих пор в Вене или стала одной из жертв Второй мировой войны. Впрочем, даже если случилось самое худшее, у них все равно остается фотография, на которой есть неоспоримое свидетельство существования статуи смеющегося человека, и они всегда смогут связаться с историками в Хофбурге и запросить дополнительную информацию.
Пока волнение вокруг открытия Пейна нарастало, сам он сидел в углу и размышлял, не стоит ли им вообще выйти из игры. Еще две недели назад они с Джонсом спокойно обедали в Питсбурге. Теперь они находились в Европе, в исследовательском центре, в поисках свидетельств, которые могли уничтожить одну из самых влиятельных религий в мире.
Ему предстояло решить, хочет ли он быть причастен к этому.
И если да, то чью сторону примет: христиан или римлян?
На первый взгляд задача предельно проста. Он должен сражаться за Христа. Но что, если они найдут неоспоримые свидетельства того, что Тиберий все придумал, что он выдал Иисуса за иудейского мессию и сумел ввести в заблуждение массы евреев? Должен ли он позволить Бойду и Марии предать гласности свои открытия? Или, напротив, необходимо сделать все, чтобы скрыть их? Может, ему стоит позвонить в Пентагон и попросить там совета? Или обратиться к какому-нибудь священнику?
