Алексей Зубко - Сначала было весело
В соседней комнате без изменений. Спят.
Возвращаюсь к найденному дневнику.
Переворачиваю страницу.
О, здесь перед каждой заметкой стоит дата. Да и почерк стал мельче, буквы хуже выведены. Создается впечатление, что с момента последней заметки прошло много времени.
11 декабря, 1983
Дневник, Мой дневник, извини, что столько не виделись.
Я думала, ты пропал. Случайно обнаружила.
Как хорошо.
Теперь мне есть с кем поделиться своими секретами. Я могу доверять только тебе, Мой дорогой дневник.
С момента нашей встречи столько всего произошло.
Помнишь, как я целовалась с Витьком. Так вот, он теперь в бурсе учится. Что-то там с ремонтом машин связанное.
Говорит, как окончит, свататься придет. Брешет, поди. Его на дискотеке с Галкой видели. А она с парнями из техникума живет. Витьку тоже небось позволила больше, чем целоваться да ветер в сиськах гонять. Хотя и гонять там негде. У комсомолки каменной, что возле Дворца культуры стоит, и то выпирает сильнее.
Здесь ей за мной не угнаться. Так что, может, Витек и придет. Пущу ли?
Калитка хлопнула. Видимо, дед с мамкой из больницы вернулись. Пойду встречать.
До скорой…
* * *12 декабря, 1983
Привет! Скучал?
Я тоже по тебе соскучилась, Мой дневник.
Хочу поделиться секретом.
Сегодня иду в кино с Андрюхой.
Пускай Витек поревнует.
И места на самом последнем ряду.
А Андрюха симпатичный. И папа у него заведующий базой…
Ладно. Потом расскажу, как да что.
Бывай…
Удостоверившись, что от лежбища Великой Екатерины не доносится посторонних звуков, быстро просматриваю несколько страниц, не особо вникая в смысл. Дискотека, поцелуи, пьяный дед, новый учитель физкультуры… обыкновенная девичья болтовня. Привет, пару строчек и пока.
А вот эта заметка большая.
Размяв шею, продолжаю чтение.
17 июля, 1985
Сегодня у мамки было просветление, одно из редких в последнее время, она напекла пирожков и велела мне пойти к железнодорожному вокзалу продавать их. А то дед как пошел на пенсию, так денег стало не хватать. У нее-то по инвалидности совсем крошечная, куда уж тут прожить.
Я так волновалась, думала, увидят знакомые, смеяться будут.
Встретила Витька да и выболтала по глупости. Он взялся со мной сходить. Для безопасности.
Пристроилась рядом с каргой старой, что семечки пассажирам электричек да поездов ближнего следования продает. Открыла корзинку, выложила на полотенце пару пирожков.
Рядом Витек присел, о своих планах рассказывал, что собирается после армии в Зугрэс податься, на завод крановый.
И меня с собой возьмет.
Если поеду.
Звал в гости к знакомому одному вина попить, потанцевать…
А глаза хитрые. Знаю я их «потанцевать»…
Первый покупатель спросил, с чем пирожки. Взял сразу пять с картошкой и один с мясом.
Витька поздравил с почином. Первый покупатель как-никак.
Корзинка опустела за час, если не быстрее.
Оставшийся последним пирожок Витька сунул в рот и смачно зажевал.
Я возмутилась было.
Протянул рубль и отмахнулся от сдачи.
Посмотрите, какие мы богатенькие.
Стипендию, видно, вчера получил.
Снова звал в гости.
Пообещала подумать.
Но не пойду. Наверное.
До встречи, Мой верный дневник.
* * *13 августа, 1985
Столько всего произошло…
Ужасного!
Я об этом никогда и никому не расскажу.
Только тебе, Мой дневник.
Ты не выдашь. Я прячу тебя так, что никто не найдет.
Началось все вчера, я, как всегда, продавала на вокзале пирожки. Мяса не было, пришлось готовить с яйцом и луком, ну и с картошкой, как всегда. Дед оставил деньги на мясо, но у цыган дешевого не было, обещали ближе к ночи привезти.
Подошел покупатель. Сказал, что командировочный. Купил пирожок, съел.
Хвалил, что вкусный.
Расспрашивал, кто такая, где и с кем живу.
А я, дура, и проболталась, что дед мамку в больницу повез, только послезавтра к обеду вернутся.
Решил купить еще пирожков, но у меня осталось лишь пара с яйцом да луком.
Спрашивал: «А долго их готовить?»
Сказала, что не очень.
Договорились, что он пойдет со мной и купит всю партию. Ему завтра в бригаду ехать, как раз всем угощение к завтраку будет.
Пришли ко мне, я замесила тесто и села лук чистить.
Чтобы скоротать ожидание, мужик достал из портфеля бутылку коньяка и палку колбасы.
Не захотел пить в одиночестве, налил мне.
Проглотила, закашлялась.
Командировочный тотчас по новой наполнил стопки.
Попыталась отказаться, но он страшно обиделся.
Решила пригубить, чтобы не обижать хорошего человека, а он запрокинул мою голову, я все и проглотила.
Дочистила лук, а в голове шумит…
Командировочный пожаловался, что ночевать негде, а на вокзале неудобно, он заплатит, если разрешу вот здесь, на диване.
Я разрешила, он предложил за это выпить.
Сопротивлялась, но он настоял.
Мне стало дурно, голова кружится.
– Пойди приляг, – посоветовал он.
Добралась до кровати, стянула платье и забралась под одеяло.
Мгновенно заснула.
Проснулась от холодных прикосновений.
Совершенно голый командировочный, нависая над кроватью, стянул с меня трусы.
Попыталась оттолкнуть, но он лишь рассмеялся и запустил руку между ног. Пальцами разрывая все внутри.
Рванулась, он коленом надавил на горло и навалился всем телом, продолжая свое грязное дело.
Через какое-то время ему это наскучило, и он отпустил меня.
Жадно глотая воздух, я не сразу заметила, что командировочный забрался на кровать. Ухватив меня за щиколотки, он рывком развернул меня и широко развел ноги. В следующий миг он оказался во мне. Совсем как дед, когда пристраивался к мамке. Но она не орала от боли, а я выла.
Ему надоело, и он затолкал угол подушки в рот. Я стала задыхаться.
В какой-то момент толчки прекратились.
Командировочный что-то прокричал.
Отбросив с лица подушку, заметила его удаляющуюся спину.
Сходив на кухню, он вернулся с пустой бутылкой и принялся засовывать ее в меня. Потом перевернул на спину и засунул в другое отверстие.
Попыталась сопротивляться, он ударил по лицу, затем пнул коленом под ребра.
Его движения стали вялыми, прислушавшись, я поняла, что он заснул.
Спустя минуту комнату наполнил храп.
Дотянувшись до письменного стола у изголовья, достала из пенала сапожный ножик, которым карандаши точу. И с силой ударила по горлу, старясь попасть по торчащему кадыку. Попала. Разрезала его на две половинки.
Храп сменился криком, который утонул в потоке крови.
Тело, подергавшись, замерло.
И лишь тогда достала бутылку и с размаху вогнала окровавленное горлышко в распахнутый рот командировочного. Звякнули о стекло зубы. Горлышко показалось в ране на горле.
Обессиленно рухнув на постель, вжалась в стенку и словно оцепенела, ожидая неминуемого возмездия. Ведь я убила человека!
За окном посветлело, а я продолжала лежать, чувствуя прикосновение к ягодице сжатой в кулак руки и не в силах отвести взгляд от застывшей на ковре капельки крови.
Лишь когда часы на кухне пробили полдень, я вздрогнула и пошевелилась.
Нужно приготовить пирожки, а то не успею продать.
Стараясь не смотреть на покойника, доползла до кухни.
Внутри все печет.
За мясом вчера не сходила, теперь попадет от деда. Яиц не осталось, а одними пирожками с картофелем много не наторгуешь. Он завтра спросит, сколько наторговала, и что я отвечу?
И тогда словно озарение пришло.
Взяла нож и пошла в спальню.
К трехчасовому поезду я успела.
Продала все пирожки, особенно нахваливали те, что с мясом, но домой возвращаться страшно. Он там лежит, а изо рта бутылка торчит.
Но вернулась, приготовила мяса на завтрашнюю порцию. Убрала в холодильник. Достала мешок, один из тех, в которых картошку с огорода в подвал носим, засунула командировочного. Бутылка так и осталась торчать в горле.
