Джон Сирлз - Экзорцисты
Когда красная машина скрылась из вида, я решила положить конец создавшейся ситуации, пока все не зашло слишком далеко.
– Мы вам сочувствуем, сэр, – сказала я, – самым искренним образом, но вам нужно придумать другой план. Вы не можете оставить свою дочь здесь.
Подобная прямота была не в моем характере, однако мои слова прозвучали убедительно – во всяком случае, я так подумала, перед тем как Линч пристально на меня посмотрел. Казалось, он только сейчас осознал, что у моей мамы существует собственная семья, которая может помешать решению его проблем. Улыбка – едва заметная и такая смущенная, что сначала я даже не была уверена, что он улыбается, – появилась на его тонких губах, и у меня возникло ощущение, что он сейчас рассмеется над моими словами.
– Сильви, – вмешалась мама, – все в порядке.
– Но…
Она положила руку мне на плечо и сжала его, не сводя взгляда с Альберта Линча.
– Я могу попытаться помочь вашей девочке, – сказала она Линчу. – Но должна предупредить, что в последний месяц я неважно себе чувствовала. А подобные вещи требуют полной сосредоточенности. И больших затрат энергии. Однако я попытаюсь.
Улыбка на губах Линча стала более определенной, когда он услышал мамины слова. Он снова рассыпался в благодарностях, а потом повернулся к фургону и стал поспешно собирать мятую одежду, зубную щетку, расческу, туфли и книжки. Я стояла и смотрела, но не могла представить, как эта девочка чистит зубы, расчесывает волосы, носит туфли, не говоря уже о чтении.
Когда Линч повернулся к нам с грудой вещей, что-то выпало из его рук, покатилось по дороге и остановилось возле переднего колеса. Должно быть, Линч ничего не заметил, в противном случае он не стал бы просить подержать пустой мешок, чтобы сложить в него вещи дочери.
– Абигейл любит эту книгу, – сказал он, показывая нам «Легенды веры». – Или любила раньше. Когда она была маленькой, я читал ее вслух. Я и сейчас иногда читал, надеясь, что это поможет ей вернуть воспоминания о более счастливых временах.
– Мистер Линч, – сказала мама.
– Теперь, когда она встала и начала ходить, я должен вас предупредить, что иногда создается впечатление, будто с ней все в порядке. Так бывает довольно часто. В течение нескольких недель подряд все идет хорошо. Но стоит успокоиться, как вдруг…
– Мистер Линч, – повторила мама.
На этот раз он замолчал и посмотрел на нее.
– Да, мадам?
Мама не ответила. В этом не было необходимости; его взгляд – как и мой – обратился к тому месту, куда смотрела моя мама: у переднего колеса лежал маленький черный пистолет с серебристым дулом. Руки мистера Линча задрожали, когда он запихнул остатки вещей дочери в мешок, потом наклонился и поднял пистолет.
– Пожалуйста, – сказал он, засовывая оружие под водительское сиденье. – Поймите меня правильно. Я хороший христианин. Человек веры. Но моя дочь и я – по ряду причин – вынуждены жить на дороге. Иногда мы спим в палаточных городках. Или на парковках. А люди в таких местах не всегда ведут себя доброжелательно. Мне пришлось в этом убедиться на собственной шкуре. Но я никогда не стрелял из пистолета. И не собираюсь. Просто иногда приходится его доставать, чтобы напугать плохих людей.
– Что ж, сейчас вы изрядно напугали меня, – заметила мама. – Здесь не важны причины, но вам не следует быть легкомысленным в обращении с оружием.
– Я сожалею, мадам, – сказал Линч, словно наказанный ребенок. – Вы правы, в дальнейшем я буду осторожнее.
– Хорошо. Теперь, когда мы решили эту проблему, давайте договоримся следующим образом: вы позвоните через несколько дней, и мы обсудим, как поступить дальше с вашей дочерью. Согласны?
– Звучит вполне разумно. И еще раз спасибо. Возможно, в это трудно поверить, но у меня есть кое-какие деньги на крайний случай. Я в состоянии вам заплатить. Возможно, я смогу что-то еще для вас сделать, дайте мне знать, и я найду способ решить ваши проблемы.
В ответ мама ничего не сказала. Она никогда не обсуждала плату за то, что они с отцом делали, это я знала совершенно точно. Она просто ждала; я стояла рядом и смотрела, как Альберт Линч садится в фургон, потом он выключил сигнал экстренной остановки и опустил стекло.
– Абигейл, я знаю, что ты меня слышишь. Я оставлю тебя ненадолго, но я вернусь. И я буду молиться и на-деяться, чтобы пребывание здесь тебе помогло.
Если девочка и слышала отца, то вида не подала. Она продолжала стоять за спиной моей мамы, но теперь повернулась и смотрела на нашу улицу и на фундаменты домов, напоминающие разинутые пасти пещер. Альберт не дождался ответа, или он на него и не рассчитывал. Махнув рукой на прощание – теперь он сделал это несколько увереннее, – Линч выехал на дорогу и покатил в том же направлении, что и красный автомобиль, а мама взяла у меня мешок с вещами Абигейл, и мы молча зашагали домой. Мама шла очень медленно, и я поняла, что на нее вновь накатила слабость.
Когда Абигейл впервые оказалась в нашем доме, она не произвела впечатления личности, у которой «что-то внутри». Скорее напоминала обычного, но стеснительного гостя. Она медленно ходила по гостиной, разглядывала часы, распятие, книги за стеклом антикварного шкафа. Потом наклонилась и долго изучала наши с Роуз портреты, мне показалось, что она их мысленно ощупывает, словно оставляя на них свои отпечатки.
– И все же что с ней не так? – спросила я у мамы, потому что Абигейл отличалась от единственного виденного мной человека, которого преследовали призраки, – тот мужчина несколько лет назад сидел поздним вечером у нас на кухне.
Я последовала за мамой в маленькую комнатку, где у нас стояла стиральная машина. Мама высыпала из мешка вещи Абигейл и осмотрела сломанные молнии, разорванные подолы и ткань.
– Ты не должна в этом участвовать, Сильви, – устало сказала она. – После того как я ее помою и накормлю, устрою Абигейл в подвале, который только что закончил приводить в порядок твой отец. А ты можешь пойти в свою комнату и почитать или для разнообразия посмотреть телевизор в гостиной.
Она казалась такой усталой, что мне захотелось ей помочь.
– Послушай, мама, давай я запущу стиральную машину, пока ты помогаешь ей устроиться.
Мама немного подумала, положила одежду Абигейл и подошла к шкафу возле сушилки. Она вытащила из него коробку, какие обычно дарят на Рождество. Моя сестра всегда спала в пижаме, а ходила по дому босиком до тех пор, пока подошвы ног не становились серыми, и я не понимала, почему родители продолжают делать ей такие подарки. Мама вытащила из коробки новую ночную рубашку и тапочки, которые они подарили Роуз на прошлое Рождество. Она развернула рубашку, похожую на бледный призрак, и вынесла ее вместе с тапочками из комнаты.
Футболка «Гранд-Каньон». Футболка «Гора Раш-мор»[56]. Футболка с надписью «Иисус меня любит».
Засовывая вещи в стиральную машину, я слушала, что делают Абигейл и мама в кухне. Мама спросила, хочет ли она есть, но ответа не получила. На предложение принять душ ответа также не последовало. Наконец маме удалось убедить девочку вымыть лицо и руки, потому что в раковине побежала вода. Я засыпала двойную порцию порошка в машину и услышала, как мама сказала:
– Вот и хорошо, Абигейл. Так намного лучше. А сейчас тебе нужно отдохнуть, ты наверняка устала. Правда ведь? – Должно быть, девочка кивнула, потому что после небольшой паузы мама добавила: – Я так и думала. Знаешь, я тоже устала. Так что давай устроим тебя внизу. Я могу произнести несколько молитв, почитать Библию, а потом и сама лягу спать пораньше.
Я нажала нужные кнопки на стиральной машине, тут только сообразив, что обещанные развлечения нам придется отложить. Если учесть, как развивались события сегодняшнего дня, мне бы не следовало испытывать разочарования, но стало обидно. И все же у меня не было времени предаваться печали; как только я закрыла крышку и машина заработала, из кухни донесся звук удара, который сопровождался пронзительным криком, грохотом опрокидываемой мебели и бьющейся посуды. Я поспешила на кухню и обнаружила маму, которая распахнула дверь в подвал, где все еще горел оставленный нами свет. Стол оказался в центре помещения, стулья валялись на полу, от стены был оторван большой кусок голубых обоев.
– Что случилось? – спросила я у мамы.
Она закрыла дверь в подвал и посмотрела на валяющуюся на полу книгу с образцами обоев, раскрытую на образце, который я запомнила, – «Крошечные сердца».
– Я хотела отвести ее вниз, но она покачала головой. Я сказала, что там ей будет хорошо, и протянула руку. Но как только мы подошли к верхней ступеньке, она рванулась с такой силой, что я ее не удержала и она упала на стулья. Потом она попыталась за что-то схватиться и оторвала кусок обоев.
– И где она сейчас?
