Таня Карвер - Клетка из костей

Он проверил, все ли с ним в порядке. Ничего вроде не болит, никаких вывихов и переломов. Неприятный зуд от скольжения по камню, и только. Болеть начнет завтра.

Если он, конечно, отсюда выберется.

Он пошарил лучом фонарика в темноте. Штольня, в которую он угодил, похоже, возникла естественным путем, а потом ее специально углубили. Некоторые камни сгладило время, другие явно обтесывали.

Он развернулся, посветил вокруг. Здесь кто-то жил.

На самодельной кровати из корявых сучьев лежал матрас из мешковины, из рваных швов торчали солома и жухлая листва. Сверху валялись скомканные одеяла — старые, дырявые, заплесневелые. Вонь стояла непередаваемая.

Он присмотрелся внимательнее. Рядом, в темноте, стояла, кажется, еще одна кровать, а возле нее — приземистый столик на покосившихся ножках. Мебель эту, скорее всего, выудили из гостиничных мусорных баков. Он посветил на вторую кровать и в ужасе отпрянул.

На кровати лежали мумифицированные человеческие останки.

Одежда уже вся сгнила, кожа ссохлась и поросла пылью. Кое-где торчали кости. И все-таки этот труп берегли. Дорожили им. По обе его стороны были расставлены свечи.

Он перевел взгляд на столик, покрытый, как стало ясно в свете фонаря, теми же рисунками, которые он видел в подвале дома на Ист-Хилле. На столике лежала всякая дребедень, похоже, вытащенная из кармана, но только десятки лет тому назад. Все предметы были разложены торжественно, словно на алтаре. Фил подошел поближе. Зажигалка. Бисер. Часы со сгнившим кожаным ремешком. Кошелек.

Он взял кошелек — осторожно, чтобы тот не обернулся трухой в его руках.

Внутри были деньги: одно-, пяти-, десятифунтовые бумажки. Очень старого образца. Давно просроченный читательский билет. Он попытался прочесть наполовину стершееся имя. «Пол Клан».

— О боже…

И вдруг — внезапный звук. Эхо.

Фил развернулся, задев низкий потолок головой. Потер ушибленное место. Прислушался. Но слышал только биение крови в висках.

Звук не повторился. Он поводил лучом фонаря по стенам и увидел, что они усеяны все теми же рисунками. Краска за долгие годы потемнела.

Нет, здесь жил не Пол. Фил в этом даже не сомневался. Кто угодно, но только не Пол.

Быть может, Садовник?

Он взглянул на склон, по которому скатился сюда. Поискал взглядом хоть какие-то упоры. Но камень был гладким. Сточенным временем. Проем наверху — шириной примерно с него. Он попытался вскарабкаться по стене, но не смог и снова сполз вниз.

Паника уже давала о себе знать.

Фил ненавидел замкнутое пространство. Извечный его бич — клаустрофобия. Под землей она протекала в особо тяжелой форме.

Он еще раз попытался выбраться наружу, но застрял в проеме.

Дыхание участилось. Только бы выбраться отсюда. Когда еще Марина принесет этот трос… Действовать нужно незамедлительно.

Он расслабился, повернулся.

Прополз несколько сантиметров по туннелю — и снова сорвался, приземлившись ровно на том же месте.

Но как-то же сюда проникал человек, который здесь жил! Присев на корточки, он обвел основания стен фонариком. Где-то должны быть щели, потайные ходы…

Щели он таки увидел — обычные расселины в камне. Слишком узкие, чтобы в них пролезть. Но одна, похоже, расширялась и превращалась в нечто вроде туннеля. Тесного, но все же туннеля. Он сможет протиснуться туда, помогая себе локтями. Пускай и с большим трудом. А если не получится, то сможет выбраться обратно.

Скорее всего.

И снова этот звук. Снова это эхо. Звук, похожий на крик.

Существу, которое его издавало, было страшно. Существу, которое его издавало, было больно.

Зверь? Или все-таки человек? А самое главное, откуда доносится этот вопль — неужели из туннеля, в который он собирался нырнуть?

Придется выяснить.

Он присел, зажал фонарик в зубах и, улегшись на живот, пролез в узкое отверстие в стене.

Пару лет назад он уже попадал в схожую ситуацию.

Он помнил, что ожидало его в конце того туннеля.

Дыхание участилось, но он понимал, что нужно успокоиться и беречь энергию для движения.

И, не зная, идет он на звук или удаляется от него, не зная, где хуже — здесь или там, он решительно пополз вперед.

Ребенок все еще дрожал. Вот и хорошо. Садовнику это было приятно.

Нет. Не просто приятно. Он блаженствовал.

Тем сильнее возбуждение. Тем слаще предвкушение.

Ребенок вцепился в прутья решетки. Дернул, затряс. Пытался вырваться на свободу, наивный. Ну уж нет, клетка сработана на совесть. Он посмеялся над мальчиком, но смех скоро перешел в кашель.

Надсадный, удушающий кашель. Садовник согнулся, исторгая из себя болезненный, злобный не кашель даже, а лай. Грудную клетку жгло огнем.

Наконец приступ прошел. Во рту скопилась какая-то жидкость. Он сплюнул, приподняв капюшон. Посмотрел на пол. Темная, почти черная, блестящая.

Кровь.

Приступ кашля лишил его сил. С каждым разом все хуже и хуже. Все больнее и больнее. Каждый спазм — все длиннее. И приходить в себя с каждым разом сложнее.

Он снова надел капюшон. Посмотрел на алтарь. Инструменты, как обычно, разложены в неукоснительно строгом порядке. По бокам уже горели свечи. Увидев их, он почувствовал прилив сил.

Выпрямился, посмотрел на мальчика.

Улыбнулся. Смеяться он не стал.

— Скоро… Совсем скоро…

Он взял заточенную садовую лопатку. Мерцание свечей отразилось от металла. Он принялся пускать в мальчика солнечных зайчиков, от которых тот увертывался, как от летучих мышей.

«А что, — подумал он, — это идея».

И снова улыбка. Ему по душе такая игра. Мальчик метался по клетке, избегая непонятного белого пятнышка. Садовник самодовольно хихикал.

Так можно несколько часов забавляться.

Но нескольких часов у него в распоряжении не было. Он посмотрел на таблицу. Пора. Скоро. Сейчас.

Он подошел к клетке.

Он был готов.

Готов принести жертву.

Готов возродить Сад.

— Дождитесь моего сигнала. Ясно? Никто ничего не делает, пока не получит сигнал. Усекли?

Они усекли.

Гласс еще никогда не чувствовал себя на таком подъеме. Он уже и забыл, какой это кайф — ловить преступника. Чтобы кровь кипела от адреналина и тестостерона. Чтобы молнии пронзали тело от головы до пят. Чтобы пульс стучал даже в руках, готовых снести любую преграду.

Группа захвата выстроилась перед ним на заросшем бурьяном дворе. Чернильная ночь скрывала их от любопытных глаз. Хижина была заколочена. Свет не горел. Внутри, казалось, никого не было — и все-таки там кто-то был. Гласс это знал. Наверняка.

— Преступник находится в этом строении. Осведомитель сказал, что он, скорее всего, в подвале. Согласно планам, подвал находится спереди и спуститься в него можно из кухни посредине дома. Туда мы и направимся. Насколько я знаю, командир группы сержант Вэйд провел с вами инструктаж. Все знают, куда идти. Я войду спереди, с главного входа. Не забывайте: этот человек очень опасен. Стреляйте на поражение. Главное — спасти ребенка.

Группа в полном обмундировании напоминала какие-то ударные войска из будущего. От этого зрелища Гласс получил новую порцию адреналина.

— Начинаем по вашей команде, сержант.

И Вэйд дал команду. Бойцы окружили хижину.

Получив сигнал, они одновременно выломали двери спереди и сзади и рванули к середине постройки.

Темный дом заиграл множеством огней: это бойцы светили фонариками, проверяя каждый угол. Пахло здесь прелостью и запустением. Воздух был затхлым. Пыль клубами поднималась из-под ног.

Гласс был вне себя от счастья. Ради этого он и жил. Прирожденный лидер с пистолетом наголо, он с нетерпением ждал убийства во имя справедливости. Как только пистолет оказался у него в руке, пальцы начали мелко подергиваться. Раньше он думал, что «руки чешутся» — это обычное клише, но с удивлением понял, насколько точно это выражение. И сейчас, пробегая по коридорам с бойцами группы захвата, он изумлялся, насколько это легко — нажать на курок. Случайно. И завалить кого-нибудь просто так, ни за что.

Он быстро одернул себя. Так нельзя, это его коллеги. И они выполняют ответственное задание.

Все сгрудились у двери в подвал. Сержант Вэйд выжидающе посмотрел на Гласса. Тот сделал глубокий вдох и кивнул.

Дверь разнесли в щепки. По ступеням затопотали десятки ног. Последним бежал Гласс. Палец на предохранителе. Дрожащий палец, готовый в любой момент сорваться.

Но он крепился.

Замер. Замерли все.

В подвале было пусто.

Гласс пошарил фонарем в темноте. Ничего. Пустота.

Он направил луч света в угол. Там лежала аккуратная кучка костей. Провел лучом выше, по стене. Клетка была здесь. Он видел ее собственными глазами. Меньше, чем на Ист-Хилле, заброшенная, резервная. Но ее куда-то убрали.