Наталья Нечаева - Скинхед
— Другое дело, — расплылся в улыбке грибоедовский страж и посторонился.
В тесном предбаннике за дверью было влажно и душно. Мрачные, ободранные стены. Узкая лестница, ощерившаяся прямо в темную пропасть.
— Аллочка, может, куда-нибудь в другое место, — заволновался Корнилов. — Уж больно тут…
— Билет купи, — приказала дочь. — Вон касса.
— Билет? — изумился отец. — Тут что, еще и за вход платить надо?
— У нас приличное заведение, — сообщил второй охранник, перекрывавший лестницу. — Живая музыка.
Корнилов покорно купил два билета. Они сели за вторым столиком от входа. Отец — спиной к барной стойке. Алка, наоборот, лицом.
— Что, папахен, не нравится конюшня? — ухмыльнулась дочь, четко уловив неуверенность и беспокойство родителя. — Конечно, это тебе не «Астория»!
— Как-то тут очень уже грязно, — выдавил Корнилов, — и публика…
— Нормальная публика, — скривилась девушка. — Очки-то солнечные снимешь или так и будешь как на пляже сидеть? Ничего же не видно.
— У меня глаза болят, — соврал отец, поправляя на переносице стильные вытянутые стеклышки.
— Смотри, — качнула головой Алка, — ты же черный, как индус. Или араб. А еще в очках, не видно даже, что у тебя глаза голубые.
— И что? — не понял отец.
— Ничего. Предупреждаю на всякий случай.
Алка и в самом деле не имела в виду ничего плохого, просто за спиной Корнилова, у барной стойки, пили пиво четыре знакомых бритых парня, дошедшие уже, судя по возбужденным громким голосам и частоколу матов, до вполне определенной кондиции. Вот Алка и ляпнула, не задумываясь.
— Доченька, — начал отец, — ну зачем ты нам всем устраиваешь такие испытания? Три дня неизвестно где…
— Кому неизвестно? — поинтересовалась девчонка.
— Ладно, давай поговорим как взрослые.
— Давай, — кивнула Алка. — Пива закажи. Тут же не изба-читальня, чтоб всухую сидеть.
Пиво принесли быстро, и Алка сразу выдула треть стакана — пить хотелось, Корнилов даже не притронулся.
— Аллочка, — он снова поправил очки, — ты должна вернуться домой.
— Кому должна? — спросила Алка, делая новый большой глоток.
— Пойми, — продолжил отец, — я занимаю слишком высокое положение в городе, чтоб ты могла позволить себе такое поведение. Уже одно то, что твое имя фигурировало в уголовном деле этого убийцы…
— Он не убивал! — вскинулась Алка. — Хочешь, поклянусь?
— При чем тут твои клятвы? — поморщился Корнилов. — Его вина полностью доказана материалами дела, показаниями свидетелей… Пойми, если мы сейчас не отправим тебя за границу, в твоих же интересах, заметь, то под угрозой окажется не только моя работа, а все твое будущее — учеба, карьера, жизнь.
— А мамаша с бабкой где лечатся, дома?
— Ты о чем? — сбился отец.
— Ну, ты сказал, что им, типа, плохо. Отвез бы в больницу.
— А, ты об этом. Не волнуйся, доктор к ним ходит. Присматривает. Но мама плачет все время, о тебе беспокоится..
«Значит, домой не попасть», — сделала вывод Алка.
— Ну, а что там с Ваней? Ты обещал придумать, как его отмазать.
— Аллочка, взвесь сама, ты же умная девочка, зачем тебе этот маргинал?
— Кто? — уставилась на отца дочь.
— Маргинал. Человек, который… Ну, короче, за гранью нормального. Ему же сидеть и сидеть за убийство! Единственное, что я могу сделать, и то из любви к тебе, моей единственной дочери, — попробовать скостить ему срок.
— Это как?
— За такое преступление полагается пожизненное заключение. К тому же обвиняемый не раскаялся, что тоже говорит против него. Но я постараюсь, поскольку обещал тебе, чтобы государственный обвинитель просил не больше десяти лет колонии строго режима.
— Десять? — обалдела Алка. — Ты чего, папахен, охуел? Тогда я, как декабристка, за ним поеду!
— Куда? — оторопел Корнилов. — В колонию? Алла… Подумай, кто он и кто ты…
— Чего думать, — ухмыльнулась Алка и одним глотком допила пиво. — Я и так знаю. Мы — любовники!
— Алла, — застонал отец. — Доченька…
— Это еще не все, папахен, — злорадно возвестила девчонка. — У меня от Ванечки ребеночек будет. Такой ма-аленький скинхедик. Лысенький. Хорошенький!
— Что? — дернулся как подстреленный Корнилов. — Ребенок? Шлюха! — Он резко поднялся из-за стола и вмазал Алке пощечину.
— Ай! — крикнула та на весь зал. — Придурок! Козел! Да пошел ты! — И выскользнула из-за стола.
— Глянь, братва, — отклеился от барной стойки один из бритоголовых. — Только что чурек, вот тот, седой в очках, нашей девчонке по роже съездил!
— Чего? — заорал второй. — Нашей девчонке? А ну, пошел отсюда, тварь черножопая!
Два хорошо выпивших молодчика резко дернули Алексея Владимировича с двух сторон за руки вверх, вытаскивая из-за столешницы. Третий, воткнувшись в группу со спины, саданул прокурора мощным кулаком по шее.
— Не здесь! — прикрикнул бармен.
— Не учи ученых, — ответствовал четвертый, споро расчищая проход от любопытствующих зевак.
Из угла за стойкой Алка видела, как отца поволокли по лестнице, как вся группа скрылась за поворотом.
— Дайте ему как следует, — сквозь зубы пробормотала она, потирая горящую от тяжелой отцовской руки щеку. И прикрикнула на бармена: — Пива налей! И лед принеси, видишь, лицо горит.
* * *Стырову уже сто лет никто не звонил ночью. Разве что по ошибке. Он и телефон не вынимал из кармана пиджака: незачем. Оттого какие-то дальние тревожащие звуки сначала просто сверлили сон, как комар — ночь, потом мерзкое насекомое все же куснуло за самый мозг, и вместе с зудом пришло понимание: в пять утра просто так никто беспокоить не станет, видимо, что-то стряслось.
Николай Николаевич выудил из кармана плюющуюся тревогой трубку и поразился еще больше — Трефилов.
— Товарищ полковник, ЧП, — без всяких там здрасьте-извините выпалил капитан. — Корнилов в реанимации.
Стыров на секунду даже остолбенел от неожиданности и злости:
— Я тебе что, хирург? Или патологоанатом?
— Избили его. Ногами. И ножом добавили.
— Очень показательно, — ухмыльнулся Стыров. — Главного борца с преступностью…
— Его наши избили, — перебил капитан. — Бойцы Добрыни.
— Твою мать! — выругался Стыров. — Откуда известно? Их взяли?
— Нет, конечно. А известно от них же. Правда, они и не догадываются, кого поимели. Пили пиво в «Грибоедове», отмечали акцию: какого-то таджика в мусорный бак засунули и крышку закрыли. Как раз собирались пойти глянуть, задохнулся или нет. А тут — Корнилов. С какой-то девкой. Как он в таком месте-то оказался?
— С девкой?
— Ну. По виду — типичная проститутка.
— Чудны дела Твои, Господи! Прокурор города в гадюшнике со шлюхой… Ну и?
— Он девку ударил, о цене, наверное, не договорились, ребята его и отметелили.
— С каких пор твои орлы проституток защищают? Переквалифицировались, что ли?
— Говорят, он черный, как головешка, еще и в очках темных был, они решили, что чурка. А девчонка — беленькая, наша.
— Девчонку нашли?
— Нет. Сбежала. Но бойцы ее внешне хорошо знают, говорят, из сочувствующих.
— А прокурор как?
— Плохо. Они сначала его отпинали как положено, а он вроде стал орать, что уничтожит коричневую заразу и всех скинхедов пересажает пожизненно, вспомнил про Баязитова.
— То есть понял, с кем дело имеет?
— Там трудно не понять, пацаны конкретные.
— Слушай, — мозг Стырова наконец окончательно проснулся и заработал в полную силу, — так это нам на руку! Он теперь из кожи вылезет, но такое обвинение обеспечит, что страна вздрогнет! Это же то, чего мы хотели! Так?
— Так-то оно так, — согласился Трефилов, — если выживет.
— Что, так плох?
— Не то слово. Потеря крови критическая. Его нашли случайно, в три ночи, сколько он часов в подворотне пролежал, неизвестно. Без сознания, пульс не прощупывался. Сначала ментов вызвали, а те уже «скорую». Эскулапы глянули — труп. И — в морг. Тут менты наконец удосужились документы разглядеть. Всполошились. Короче, разбудили дежурного врача, чтоб осмотрел. Тот и обнаружил, что сонная артерия вроде еще пульсирует. Срочно в реанимацию. В общем, фильм ужасов.
— Ну, раз в реанимации — вытащат. Следи за процессом.
— Потому и звоню. Ему необходимо срочное переливание, а крови нужной нет.
— Как это — нет крови? — оторопел Стыров. — Пусть в других больницах поищут. Со станцией переливания свяжутся. Он нам живой нужен, слышишь? Слишком много узелков на нем сходится.
— Да ищут уже. Всех на ноги поставили. У него группа очень редкая, а сегодня, как назло, два случая тяжелых — роженица в Отто и ребенка сбили на улице, он в Мариинской. Вся нужная кровь туда и ушла. Врачи говорят, так всегда бывает по закону парности.
