Харлан Кобен - Чаща
— Я понял.
— Они думают, что Айра, возможно, убил Марго и Дуга.
— А ты думаешь, нет?
— Он просто хотел, чтобы прошлое не возвращалось. Понимаешь? Слишком много оно причинило боли. А потом, увидев Джила, он, должно быть, решил, что это призрак, который вернулся, чтобы напоминать ему о прошлом.
— Мне очень жаль, — повторил я.
— Иди домой, Коуп.
— Я бы предпочел остаться.
— Решение принимаешь не ты. Это мой дом. Моя жизнь. Иди домой. — Она вновь глотнула водки.
— Я не хочу оставлять тебя в таком состоянии.
В ее смехе послышались истерические нотки:
— Ты думаешь, такое со мной впервые? — Она вызывающе посмотрела на меня, и я подумал, что лучше с ней не спорить. — Это мое привычное занятие. Я пью в темноте и слушаю эти чертовы песни. Скоро я засну или отключусь, называй как хочешь. А завтра у меня даже не будет похмелья.
— Я хочу остаться.
— А я не хочу.
— Не ради тебя. Просто я хочу быть рядом с тобой. Особенно этой ночью.
— Я не хочу, чтобы ты оставался. Будет только хуже.
— Но…
— Пожалуйста, уходи. — В голосе Люси слышалась мольба. — Пожалуйста, оставь меня одну. Завтра. Завтра мы сможет начать все сначала.
ГЛАВА 40
Доктор Тара О'Нилл редко спала больше четырех-пяти часов в сутки. Ей просто не требовалось спать больше. На место раскопа в лесу она приехала в шесть утра, на рассвете. Она любила эти леса… собственно, любила любые леса. Колледж и медицинскую школу она заканчивала в городе, в университете Пенсильвании, в Филадельфии. Все думали, что ей там понравится. Ты такая красивая девушка, говорили ей. А в городе кипит жизнь, так много людей, столько всего происходит.
Но, учась в Филадельфии, она каждый уик-энд возвращалась домой. Со временем стала коронером и еще подрабатывала патологоанатомом в Уилкс-Бэрри.[50] Она пыталась определиться с собственной жизненной философией и сформулировала ее словами рок-звезды, кажется, Эрика Клэптона, из одного интервью: «Я не очень-то люблю людей». Тара их тоже не любила. Предпочитала одиночество. Ей нравилось читать и смотреть фильмы, не выслушивая чужих комментариев. Тара не выносила мужчин с их вечной похвальбой и неуверенностью в себе. Не испытывала ни малейшего желания обрести спутника жизни.
И именно в лесу она чувствовала себя счастливой.
Тара взяла с собой ящик с инструментами, но из всех новомодных устройств, оплаченных налогоплательщиками, наиболее полезным считала одно из самых простых — решето. Практически таким же она пользовалась и на кухне. Тара достала решето и начала просеивать землю.
Так она надеялась отыскать зубы и мелкие кости.
Эта работа требовала времени и не слишком отличалась от археологических раскопок, в которых Тара О'Нилл принимала участие после окончания второго класса средней школы. Проводились они в Южной Дакоте, где обнаружили останки археотериев,[51] дальних родственников свиньи. Ей понравилось извлекать из земли окаменевшие кости.
На могиле она работала неспешно и терпеливо. Многие находили такое занятие занудным. Тара — блаженствовала.
И через час нашла первую кость.
О'Нилл почувствовала, как участился пульс. Она ожидала чего-то такого, рассчитывала на это после проведенного рентгеновского исследования. Но все же. Найти недостающую часть…
— Боже… — Слово это она произнесла вслух, так что эхо разлетелось по лесу. Она не могла поверить своим глазам, но доказательство лежало перед ней, на ладони, затянутой в резиновую перчатку руки.
Подъязычная кость.
Во всяком случае, половина. Кальцифицированная, хрупкая. Тара вновь принялась за работу. На поиски второй половины ушло гораздо меньше времени, каких-то пять минут. И теперь на ладонь легли обе половинки.
Даже после стольких лет они подходили друг к другу, как соседние элементы пазла.
Тара О'Нилл ослепительно улыбнулась. Несколько секунд смотрела на плоды своего труда.
Достала мобильник. Нет связи. Ей пришлось отшагать полмили, прежде чем она оказалась в зоне покрытия. Набрала номер шерифа Лоуэлла. Он ответил после второго гудка:
— Это вы, док?
— Да.
— Где находитесь?
— Около могилы.
— Судя по голосу, вы взволнованы.
— Да.
— Почему?
— Я кое-что нашла.
— И?..
— Находка изменяет все наши представления об этом деле.
Меня разбудило пиканье какого-то медицинского прибора. Я медленно шевельнулся, открыл глаза и увидел миссис Перес.
Она сидела на стуле, придвинутом к самой кровати. Сумочка лежала на плотно сдвинутых коленях. Сидела она с прямой спиной. Я заглянул ей в глаза — она плакала.
— Я слышала о мистере Силверстайне.
Я молча ждал.
— И о том, что в лесу нашли чьи-то останки.
Во рту у меня пересохло. Я посмотрел направо. На тумбочке стоял пластиковый желто-коричневый графин, какие встречаются только в больницах и предназначены для того, чтобы придавать воде отвратительный вкус. Уже собирался потянуться к нему, но миссис Перес вскочила, едва я поднял руку. Налила воды в чашку. Протянула мне.
— Хотите попить? — спросила она.
— Хорошая мысль.
Она нажала кнопку на пульте дистанционного управления кровати, и я приподнялся на изголовье.
— Так хорошо?
— Да.
Миссис Перес вновь села.
— Вы не отступитесь от этого дела.
Я не потрудился ответить.
— Говорят, мистер Силверстайн убил моего Джила. Вы думаете, это правда?
«Моего Джила». Значит, с ложью покончено. Никаких гипотетических версий.
— Да.
Она кивнула.
— Иногда я думаю, что Джил действительно умер той ночью. Так, наверное, и задумывалось. А потом он словно взял эти годы взаймы. Когда на днях позвонил тот полицейский, я уже знала. Я этого ожидала, понимаете? В каком-то смысле Джил не покинул тех лесов.
— Расскажите мне, что произошло.
— Я думала, что знаю. Все эти годы. Но может, правда так и осталась сокрыта от меня? Может, Джил мне лгал?
— Расскажите мне, что знаете.
— Вы были в лагере в то лето. Вы знали моего Джила.
— Да.
— И вы знали ту девушку, Марго Грин.
Я ответил, что знал.
— Джил влюбился в нее. Он был из бедной семьи. Мы жили в самой нищей части Ирвингтона. Мистер Силверстайн решил, что дети сотрудников лагеря могут отдыхать в нем бесплатно. Я работала в прачечной. Вы знаете.
Я знал.
— Мне очень нравилась ваша мать. Такая умная. Мы много говорили. Обо всем: о книгах, о жизни, о наших разочарованиях. Наташа так много знала. И такая была красивая, что дух захватывало. Вы понимаете?
— Думаю, да.
— Короче, Джил по уши влюбился в Марго Грин. Удивляться нечего. Ему восемнадцать. А она в его глазах — модель с обложки журнала. С мужчинами так всегда. Ими движет похоть. Мой Джил не отличался от других. Но Марго разбила ему сердце. Это тоже обычное дело. Он бы пострадал несколько недель, а потом обо всем забыл. Скорее всего забыл бы. — Она замолчала.
— Так что произошло?
— Вмешался Уэйн Стюбенс.
— И что он сделал?
— Нашептал Джилу, что Марго это не должно сойти с рук. Воззвал к его мужскому самолюбию. Марго, сказал он, открыто смеялась над Джилом. И ей за это нужно отплатить. Уэйн Стюбенс подзуживал и подзуживал Джила… не знаю, как долго… но в итоге Джил согласился.
Я скептически усмехнулся:
— Так они перерезали ей горло?
— Нет. Но Марго вела себя вызывающе. Да еще флиртовала со всеми подряд. Помните?
Уэйн прямо назвал ее динамисткой.
— Поэтому многие хотели проучить ее. Мой сын, разумеется. Дуг Биллингэм тоже. Может, и ваша сестра. Она в этом участвовала, но, возможно, потому что ее уговорил Дуг. Это не важно.
Медсестра открыла дверь.
— Не сейчас.
Я ожидал протестов с ее стороны, но что-то в моем голосе произвело на нее должное впечатление. Медсестра попятилась и закрыла дверь. Миссис Перес опустила глаза и уставилась на сумочку, словно боялась, что кто-то ее украдет.
— Уэйн все тщательно спланировал. Так говорил Джил. Они собирались заманить Марго в лес. Все обставлялось как детская шалость. Ваша сестра подбросила приманку. Сказала, что их будут ждать классные парни. Джил надел на лицо маску. Он схватил Марго. Связал. На том все вроде бы и заканчивалось. Они собирались оставить ее на несколько минут. А потом или она сама развязала бы веревку, или они бы подошли, чтобы освободить ее. Глупая шутка, но для летнего лагеря обычное дело.
Я не спорил. Какие только шутки не выделывали тогда в летних лагерях. Помнится, одного парня прямо на кровати вынесли в лес. Он проснулся утром — один, под открытым небом, в ужасе. Или на спящего наставляли луч фонаря. Потом трясли за плечо и кричали: «Уйди с рельсов», — а затем смотрели, как бедняга падал с кровати. Двое задир называли других парней гомиками. Однажды ночью, когда они крепко спали, мы перенесли одного в кровать к другому и раздели обоих догола. Утром они проснулись в одной кровати. И как-то сразу перестали обзываться.
