Андрей Курков - Ночной молочник
Геннадий Ильич вытащил из нагрудного кармана пиджака очки для чтения, водрузил их на нос и зачитал фамилию из первого удостоверения. Тут же на сцену легким шагом поднялся длинноногий старшеклассник. Протянул руку за синей корочкой удостоверения, но Геннадий Ильич указал ему взглядом на батюшку. Батюшка, предварительно опустивший раскрытую коробочку на журнальный столик, держал в руках цепочку с крестиком. Цепочка оказалась достаточной длины, чтобы ее можно было просто надеть через голову. Так батюшка и поступил – надел ее через голову старшекласснику, а потом заботливо протолкнул крестик на грудь, под одежду. Только после этого Геннадий Ильич вручил парню удостоверение.
Церемония длилась минут пятнадцать, после чего директор пригласил всех собравшихся в столовую.
Семен и Володька до столовой не дошли. Директор детдома успел схватить Семена за локоть.
– Прошу в мой кабинет, – шепнул он.
В кабинете тоже был накрыт стол. Бутылка коньяка, салат из соленых огурцов со сметаной, винегрет, котлеты с картошкой. Узкий круг участников застолья включал директора, батюшку, Геннадия Ильича и Семена с Володькой. Геннадий Ильич первым делом вручил и директору удостоверение к крестику, а отец Онуфрий вручил сам крестик, на что директор выразил поклоном глубокую благодарность и тут же стал разливать по стопочкам коньяк.
Семену стало как-то не по себе. Пить не хотелось. Есть – тоже. Он извинился, сказал, что надо подышать свежим воздухом.
Вышел на двор. Солнце начинало скатываться с неба, время шло к вечеру. Вскоре и Володька выбрался на чистый прохладный воздух. Они постояли рядом, помолчали.
– Вот бы и мне такую путевку в жизнь! – произнес минуты через три Володька. – Глядишь, и машину бы на нормальный джип поменял!
Семен оглянулся на Володькину «ниву». На фоне черного «лексуса» Геннадия Ильича она чем-то напоминала механического динозавра. Задняя дверца открыта. В багажнике – три пустых молочных бидона. «Интересно, а сколько бидонов поместится в багажник «лексуса»?» – подумал Семен.
На порог детдомовского здания вышли директор, батюшка и Геннадий Ильич. Депутат в руках держал пухлый пакет.
«Козий сыр», – понял Семен.
Прощание было не по-славянски коротким. А с отцом Онуфрием Геннадий Ильич попрощался вообще сухо, как с врагом. Батюшка сразу сел на заднее сиденье «нивы». Геннадий Ильич пожал руку Володьке, потом Семену.
– Отгрузишься, – он кивнул на «ниву», – машину отпустишь и позвонишь мне на мобильный!
«Лексус», дождавшись своего пассажира, рванул с места как бешеный. Только грязь и жижа из-под колес полетели.
По дороге в Киев отец Онуфрий дал волю переполнявшим его чувствам.
– Он хотел сам крестики детям на шею вешать, а я чтобы его бумажки с печатями вручал! мало того, что на крестиках – номера, там еще и трезуб государственный влепили вместо распятия! Я ему сразу сказал: мое дело – от Бога. Крестики – от Бога, а бумажки эти с номерами – от дьявола… Ну хорошо, не от дьявола, а от власти! Какая разница! Выгонит он меня теперь! Архиепископу пожалуется, а тот меня в какой-нибудь полумертвый приход сошлет!..
– Не сошлет, – попытался успокоить батюшку Володька, оглянувшись на мгновение назад. – Не те времена!
– Ой, для вас, мирян, может, и не те! А для нас… – отец Онуфрий тяжело вздохнул, и вдруг в его глазах сверкнула злость. – А если сошлют, я журналистам про Геннадия Ильича такое расскажу, что его больше ни в какой парламент не выберут!
Семен обернулся и с интересом уставился на священника. А тот, ощутив участие и внимание к себе, заговорил отрывисто и сердито.
– А вот и расскажу, как заставлял меня в своей церкви щенков своего ньюфаундленда крестить. Я, говорит, не крещенных щенков своим друзьям дарить не могу! У нас, говорит, в стране каждая собака – православная! Я расскажу, как мы с ним в его церкви в преферанс при свечах играли, когда электричество в доме отключилось!
– Ну-у, этого, пожалуй, не нужно рассказывать, – спокойно произнес Володька.
Батюшка задумался. Потом кивнул.
– Да, этого не нужно. Другого хватит! – сказал он и замолчал, сохранив на лице сердитое выражение.
Вечереющий Киев встретил их мелким дождиком. Батюшка попросил высадить его на площади Шевченко, возле трамвайной остановки. До Грушевского они доехали быстро. Занесли пустые бидоны на второй этаж, оставили в коридоре этой странной молочной кухни.
Володька уехал домой, а Семен, спрятавшись от дождя в парадном, позвонил Геннадию Ильичу.
– Через пятнадцать минут в Доме офицеров, – назначил ему встречу депутат.
В фойе Дома офицеров было пустынно. Этим вечером здесь никаких концертов не было. Только ресторан работал, но особой популярностью он не пользовался, и приходили сюда посидеть в основном отставные генералы и прочие важные пенсионеры, которым приятней было общество друг друга и сто грамм водки, чем шоу-программа и изысканная кухня.
Геннадий Ильич зашел бодрой, спешащей походкой. Увидел Семена, кивком позвал за собой.
В ресторане они сели за столик у окна. У сонного официанта Геннадий Ильич заказал два по пятьдесят грамм коньяка, нарезанного лимончика и по стакану чая.
Как только официант отошел, депутат достал из кармана маленький пакетик с номерным крестиком и удостоверение. Раскрыл удостоверение – оно было бланковым. Только печать и чья-то важная подпись в правом нижнем углу.
– Это тебе! Будет у вас ребенок, впишешь его сюда, – указал взглядом на раскрытое удостоверение. – А про ту девочку никому не говори! Забудь. Жаль, конечно, что твоя жена…
Геннадий Ильич не договорил.
Официант расставил на столе заказ. Депутат посмотрел на часы. Выпил коньяк залпом, положил на стол сто гривен одной купюрой и, кивнув на прощание, ушел.
А Семен остался. Упоминание о неудочеренной девочке переключило его мысли на свою семейную жизнь.
Шесть или семь лет назад психиатр, лечивший Веронику после аварии, советовал ему как можно быстрее завести детей. Сказал, что дети способствуют нормализации психики.
«Может, поговорить с ней еще раз?» – подумал Семен и тут же сам отрицательно мотнул головой.
Выпил чаю, в который вылил свой коньяк. Вспомнил, что раньше чай с коньяком называли «чай по-офицерски». Это старое название показалось ему теперь очень уместным здесь, в Доме офицеров.
Вспомнил об Алисе и тут же почувствовал в себе, в своем теле, странную, как бы медлительную бодрость. Может, даже не медлительную, а упрямую, возникающую вопреки желанию самого тела, уже уставшего и желающего покоя.
Семен вспомнил, что уже несколько дней ночь не уводила его за собой на улицы города. Или, может быть, он не знает об этом? Ведь он не просил Володьку последить за собой. Припомнил каждое свое утро за последние дни. Никаких подозрений по поводу возможных собственных ночных выходов у него не возникло. Видимо, эта странная неприятная бодрость – как звонок ночного будильника! Но ведь, если он все правильно понимает, все равно ему предстоит сначала заснуть, чтобы потом проснуться другим, неподконтрольным самому себе.
Обеспокоенный Семен вышел из Дома офицеров и отправился домой. По дороге позвонил Володьке.
– Знаешь, мне как-то не по себе. Наверно, этой ночью надо будет за мной последить…
– Ты диктофон купил? – спросил Володька.
– Да.
– Хорошо. Положишь его так, чтобы он ловил разговор. И кстати, вставь ту сим-карту в телефон. Может, позвонят и что-нибудь интересное скажут? Понял?
– Ага!
По мере приближения к дому беспокойство Семена нарастало. Дождик прекратился, но лужи под ногами поблескивали отражениями фар проезжающих машин. Семен ускорил шаг. Ему захотелось как можно быстрее оказаться перед своей дверью.
78
Борисполь. Круглосуточная пельменная
– У вас руки в крови, – сказал пельменщик Диме, когда они с Валей зашли в знакомый вагончик-кафе.
Дима посмотрел на свои руки. Взгляд его выразил усталое недовольство.
– Умывальник там, – сказал ему пельменщик.
Дима обернулся, подошел к умывальнику и стал старательно с мылом отмывать свои ладони. Валя осталась у стойки.
– Со свининой или с говядиной? – спросил ее пельменщик.
– Дим, ты какие будешь? – посмотрела она на мужа.
– Ассорти, двойную, с «сюрпризом», – сказал Дима.
– Мы больше не делаем ассорти, – сказал пельменщик. – Берите одну со свининой, одну с говядиной.
Дима вытер руки вафельным полотенцем, висевшим тут же на гвоздике, вбитом в стенку. Вернулся к стойке.
– Две со свининой и одну с говядиной, – сказал он более уверенным голосом. – Только в одну миску.
Пельменщик кивнул. Перевел взгляд на Валю.
– Мне тоже, – сказала она.
– Тоже с «сюрпризом»? – серьезно спросил он.
