Патрисия Корнуэлл - Реестр убийцы
Гудят вакуумные насосы. Доктор Франц и Скарпетта выходят, закрывают внешнюю дверь чистой комнаты и возвращаются в лабораторию. Колонка красных, зеленых и белых огоньков извещает, что в камере никого нет. Того, кто остался бы там, ждала бы почти мгновенная смерть — примерно такая же, как при прогулке без скафандра по Луне.
Доктор Франц садится за компьютерную консоль с несколькими огромными плоскими экранами.
— Что ж, давайте взглянем. Какое дать увеличение? Можем поднять до двухсот тысяч.
Такая возможность действительно есть, но он, конечно, шутит.
— И тогда песчинка будет размером с планету и мы, может быть, увидим живущих на ней маленьких человечков.
— Я об этом и думал. — Франц выводит на экран меню и быстро щелкает по клавишам.
Скарпетта сидит рядом. Громадные вакуумные насосы предварительного разрежения напоминают ей магнитно-резонансный томограф, потом включаются турбонасосы, и следом наступает тишина, прерываемая с интервалами глубоким печальным звуком — будто вздыхает кит.
— Песок, — говорит доктор Франц. — А это еще что такое?
Среди песчинок различной формы и размеров, напоминающих каменные сколы, попадаются сферы с кратерами, похожие на микроскопические метеориты и луны. Элементный анализ подтверждает присутствие — помимо, разумеется, кремния — бария, сурьмы и свинца.
— Стрельба в этом деле имела место? — спрашивает доктор Франц.
— Насколько я знаю, нет, — отвечает Скарпетта и добавляет: — То же, что и в Риме.
— Возможно инородное вмешательство, экологическое или профессиональное. Больше всего здесь, конечно, кремния. Плюс следы калия, натрия, кальция и — уж не знаю, с чего бы — алюминия. Попробуем вычесть стекло, — бормочет он себе под нос.
— Все это очень напоминает то, что нашли в Риме, — снова говорит Скарпетта. — Песок в глазницах Дрю Мартин. Практически тот же состав. Я повторяюсь, потому что с трудом в это верю. И уж определенно не понимаю. То, что мы здесь видим, смахивает на продукты выстрела. А эти затемненные области? — Она указывает. — Эти слои?
— Клей. Я бы рискнул предположить, что песок не оттуда, не из Рима или его окрестностей. Что там с песком в случае с Дрю Мартин? Поскольку базальта нет, на вулканическую активность, свойственную той местности, ничто не указывает. Получается, он привез в Рим свой собственный песок?
— О том, что песок тамошний, речь никогда и не шла. По крайней мере не шла о пляжах Остии. Что он сделал, я не знаю. Может быть, песок имеет для него некое символическое значение. Мне доводилось видеть под микроскопом и песок, и многое другое, но вот этого я еще не видела.
Доктор Франц подстраивает резкость и увеличение.
— А вот это еще интереснее.
— Может быть, эпителиальные клетки? Кожа? — Скарпетта рассматривает то, что на экране. — Нет, в деле Дрю Мартин ни о чем таком не упоминалось. Нужно позвонить капитану Поме. Все ведь зависит от того, что представляется важным. Или что заметили. Ни в одной самой передовой полицейской лаборатории нет инструментов, подобных этому. — Она имеет в виду микроскоп «ВизиТек».
— Ну, будем надеяться, они не использовали масс-спектрограф и не сожгли в кислоте весь образец. А иначе и для повторного тестирования ничего не осталось.
— Нет, спектрографом они не пользовались. Только спектрометром. Кожные клетки должны бы сохраниться, но я не уверена, что они там есть. По крайней мере никто о них не упоминал. В отчетах — ни слова. Нужно позвонить капитану Поме.
— Там сейчас семь часов вечера.
— Он здесь. То есть в Чарльстоне.
— Теперь уже я чего-то не понимаю. Вы же вроде бы говорили, что он карабинер или кто-то в этом роде. В общем, не из чарльстонской полиции.
— Приехал прошлым вечером. Весьма неожиданно. Зачем, не спрашивайте — я понимаю меньше вашего.
Досада еще не улеглась. Накануне Бентон преподнес не самый приятный сюрприз, объявившись дома у Скарпетты с капитаном Помой. Она так изумилась, что на мгновение даже потеряла дар речи. После супа и кофе мужчины удалились. Бентона она с тех пор так и не видела, чувствует себя обиженной и несчастной и не представляет, что скажет ему при следующей встрече. Утром, перед вылетом в Ноксвилл, она даже подумывала, не снять ли кольцо.
— ДНК, — говорит доктор Франц. — Так что отбеливатель применять не будем, хотя сигнал был бы намного лучше, если бы мы убрали весь этот мусор, кожные клетки и выделения. Если это они.
Перед ними как будто небесные созвездия. Что они напоминают? Животных? Или это ковш. Есть ли у луны лицо? Да что же это такое? Скарпетта решительно изгоняет из мыслей Бентона и пытается сосредоточиться.
— Обойдемся без отбеливания и на всякий случай попробуем проверить на ДНК. Эпителиальные клетки в продуктах выстрела встречаются нередко, но лишь тогда, когда руки подозреваемого обрабатывают клейкой карбоновой пленкой. Вот почему то, что мы видим — если это кожа, — не имеет смысла. Разве что клетки попали с рук убийцы или уже находились на оконной раме. Любопытно, что стекло было вымыто и вытерто, чему в доказательство наличие белых хлопковых волокон. Между прочим, грязная футболка, которую я нашла в прачечной, тоже белая и из хлопка, но что это значит? Практически ничего. Любая прачечная — настоящая свалка всяческих волокон, такое уж место.
— При таком увеличении все свалкой становится.
Доктор Франц щелкает мышкой, меняет положение и наклон пушки, и электронный пучок бьет в область разбитого стекла. Трещины под высохшей полиуретановой пеной напоминают каньоны. Смазанные белые формы могут быть также эпителиальными клетками, а борозды и поры — отпечатком кожи некоей ударившейся о стекло части тела. Здесь же фрагменты волос.
— Кто-то либо ударился о стекло, либо его выдавливал. Может, оттого и треснуло? — размышляет вслух доктор Франц.
— В любом случае это не ладонь и не стопа — нет папиллярных узоров, — указывает Скарпетта. Из головы не выходит Рим. — Может быть, пороховой мусор не был занесен с чьими-то руками, а присутствовал в песке.
— Хотите сказать, еще раньше? До того, как…
— Возможно. Дрю Мартин не застрелили. Это установленный факт. Однако же песок в ее глазницах содержал барий, свинец и сурьму. — Скарпетта на секунду задумывается. — Он засыпал в раны песок, а потом склеил веки. То, что мы принимаем за продукт выстрела, могло быть у него на руках, а в песок попало, потому что он до него дотрагивался. А что, если эти продукты уже были в песке?
— Впервые слышу про такие издевательства. Куда катится мир?
— Надеюсь, больше мы о чем-то подобном не услышим. А что касается вашего вопроса, то я задаюсь им чуть ли не всю жизнь.
— С вашим предположением согласен. Во всяком случае, оснований для возражений у меня нет. — Доктор Франц кивает на монитор. — Но тогда вопрос следует поставить так: песок на клее или клей на песке? Песок на руках или руки в песке? Клей в Риме… Вы сказали, что они не применяли масс-спектрограф? А ИСПФ?
— Не думаю. Клей цианоакриловый. Больше мне ничего не известно. Можно бы попробовать ИСПФ и посмотреть, какой молекулярный отпечаток получится.
— Хорошо.
— Проверим клей с окна и с монеты?
— Конечно.
Действие инфракрасного спектрофотометра Фурье основано на концепции, гораздо более простой, чем можно предположить исходя из его названия. Химические связи молекулы поглощают световые волны определенной длины и дают аннотированный спектр, столь же уникальный, как и отпечаток пальца. На первый взгляд их открытие не таит в себе никакого сюрприза. Спектр клея на окне и клея на монете один и тот же, но ни Скарпетта, ни доктор Франц его не узнают. Молекулярная структура не соответствует метилцианоакрилату обычного суперклея. Здесь что-то другое.
— 2-октилцианоакрилат, — говорит доктор Франц. На часах уже половина третьего. — Что это может быть, не представляю. Ясно только, что какой-то адгезив. А что с клеем в Риме? У него такая же молекулярная структура?
— Не думаю, что это кого-то интересовало, — отвечает Скарпетта.
Исторические здания в мягком свете иллюминации, и белый шпиль собора едва не пронзает луну.
Звезд нет, и небо неотличимо от океана. Дождь стих, но ненадолго.
— Мне нравится ананасовый фонтан, да только его отсюда не видно. — В своей роскошной комнате доктор Селф разговаривает с огнями за окном — это куда приятнее, чем говорить с Шэнди. — Он там, далеко, у воды, за рынком. Летом в нем плещутся детишки из бедных семей. Когда живешь в дорогих апартаментах, настроение портит постоянный шум. Слышишь? Это вертолет. Береговая охрана. А еще военные самолеты. Громадные, как летающие линкоры. Каждую минуту. Проносятся чуть ли не над головой. Впрочем, ты о самолетах больше меня знаешь. И на что только идут деньги налогоплательщиков?
