Грег Айлс - Кровная связь
Я не чувствую дна, потому что глубина начинается сразу от берега. Эта часть острова выдается в реку и, принимая на себя весь удар течения, отклоняет его к западу. Сила массы воды просто поразительная. В том месте, где Миссисипи ударяет в берег, обычно появляется канал глубиной до ста футов. Эффект усиливается тем, что Миссисипи в этом месте сужается, образуя нечто вроде водосброса, который вполне способен свалить небоскреб, окажись он на его пути.
Мне нужно сбросить туфли. И джинсы тоже. В воде они представляют для меня бо́льшую опасность, чем ружье Джесси. Я изгибаюсь, чтобы снять левую туфлю, и в это мгновение луч фонаря пришпиливает меня к гребню волны. Я не слышу удара пули о воду, но противного визга над ухом достаточно, чтобы у меня душа ушла в пятки. Кто бы ни стрелял из этого проклятого ружья, он знает, что делает. Я вспоминаю, как Джесси, рассказывая о моем отце, хвастался, что он прекрасный стрелок.
Я срываю туфлю с ноги и ныряю на выдохе, уменьшая плавучесть и вытягивая руки и ноги, как паруса, чтобы поймать течение и как можно быстрее миновать остров.
Когда я выныриваю, луча фонаря нигде не видно.
Расстегнув «молнию» на джинсах, я пытаюсь стянуть их, но они облегают меня, как вторая кожа, даже когда сухие. Проклиная собственное тщеславие, я камнем иду ко дну, пытаясь стащить с ног промокшую хлопчатобумажную ткань. Левая нога наконец освобождается, но правая никак не хочет. Вынырнув, я понимаю, почему. Рыболовный крючок крепко-накрепко пристегнул джинсы к моему бедру. Два зубца глубоко впились в тело. Я готова порвать джинсы, лишь бы освободиться, но даже если удастся разорвать мокрую ткань, я не могу себе этого позволить – учитывая то, что я задумала.
Я осторожно тяну за центральный хвостик крючка, и чувствую, как по ноге потекла струйка крови. Освободить из тела застрявший крючок не так-то легко. Я много раз видела, как это проделывал дедушка. Иногда он просто откусывал хвостик, а потом вытаскивал оставшийся в теле зубец, прокалывая кожу в другом месте. Бывало и так, что он расширял рану скальпелем, после чего вынимал крючок через разрез. Оба способа требуют инструментов, которых у меня нет.
Я не могу ухватиться за свободный конец достаточно крепко, чтобы освободить два других зубца, но у моих швейцарских часов стальной браслет. Зацепив браслетом свободный зубец крючка так, что он застрял между пластинками, я поворачиваю руку, готовясь рвануть с максимальной силой. После этого, если только я выдержу боль, крючок должен освободиться.
Глубоко вздохнув, я сворачиваюсь клубком, а потом резко распрямляюсь, дергая руку вверх и одновременно опуская ногу вниз. Кожа на бедре приподнимается, как натянутая палатка, а с губ срывается крик. От боли у меня темнеет в глазах, желудок подкатывает к горлу. Мозг подает отчаянные сигналы, требуя остановиться, но я вновь взмахиваю рукой и чувствую, как что-то рвется.
Опасаясь, что это не выдержал браслет, я переворачиваюсь на живот и смотрю на свое бедро. Там, где раньше крючок впивался в тело, теперь видна лишь дымящаяся кровью рваная дыра. Она выглядит так, как если бы в этом месте в меня вцепилось небольшое, но злобное и сильное животное. Выплюнув речную воду, я осторожно стаскиваю с ноги джинсы, стараясь снова не насадить себя на крючок. Меня одолевает искушение отшвырнуть их от себя, но я подавляю дурацкий порыв. Эта пара «бананов» еще спасет меня.
Удерживаясь вертикально только за счет работающих ног, я завязываю каждую штанину узлом. Затем забрасываю джинсы за голову, обеими руками берусь за них в районе пояса и, размахнувшись, посылаю их через голову вперед: стараюсь набрать как можно больше воздуха в этот импровизированный спасательный жилет, который отныне способен удерживать меня на поверхности в течение добрых десяти минут. Затем я опираюсь подбородком на джинсы в районе застежки, в то время как завязанные узлом штанины торчат в стороны подобно рукам надувных фигур, которые можно встретить развевающимися над входом в автосалон. Меня научили этому фокусу в сборной по плаванию, и сейчас он оказывается весьма кстати. Теперь в моем распоряжении есть некоторое время, чтобы попытаться определить, где, черт возьми, я нахожусь относительно человека, который хочет меня убить.
Итак, я удалилась от острова на пятьдесят ярдов. Теперь мне видна лишь узкая полоска песчаного пляжа, но вскоре и она скрывается из виду. Пятьдесят ярдов. Осталось проплыть всего полторы тысячи. Может, тысячу семьсот…
Самое благоразумное и безопасное – это позволить течению унести меня вдоль берега еще на милю или около того, а потом постараться выбраться на сушу. Проблема заключается в том, что мне придется выбираться на берег в месте, известном под названием Айова Пойнт. Это не город, это даже не перекресток дорог, просто точка на карте. Ближайший телефон находится на расстоянии пяти миль, добираться до него нужно через непроходимые и необитаемые болота. Необитаемые в том смысле, что там не живут люди, зато найдется масса аллигаторов и змей, которые с радостью составят мне компанию. И очень мало шансов, что поблизости найдется передающая башня сотовой связи. А вот если я переплыву реку, то окажусь менее чем в миле от шоссе номер один штата Луизиана, неподалеку от водослива Морганца Спиллуэй. Там я смогу остановить попутную машину – поскольку я осталась в одном белье, это будет нетрудно – или же пешком прогуляться до того места, где заработает сотовая связь.
Интересно, я что, сумасшедшая, раз серьезно обдумываю такой план? Большинство ответили бы на этот вопрос утвердительно. Но я уже переплывала реку пятнадцать лет назад, и если смогла сделать это первый раз, то смогу и сейчас. О том, что тогда я едва не погибла, хотя условия были идеальными, сейчас лучше не думать. Весь фокус, как я потом объясняла, заключается в том, чтобы не пытаться бороться с течением или даже просто переплыть реку. Вся соль в том, что нужно отдаться на волю течения, после чего постепенно отклоняться в сторону тальвега, самой глубоководной части русла. И если это удастся, то остальное сделает сама река, благополучно доставив вас к другому берегу на следующей излучине.
В самом лучшем случае на это уйдет, как минимум, час. Но сегодня не лучший случай, сегодня случились осложнения. Темнота. Дождь. Волны, грозящие захлестнуть меня с головой. Цепочка барж, которых я не вижу, но которые способны раздавить меня с той же легкостью, с какой автопоезд давит комара. Любой нормальный человек, оказавшийся в таком положении, утонет через десять минут. Но я не нормальный человек. Еще один плюс заключается в том, что сумасшедший с ружьем изъят из уравнения.
Мой импровизированный спасательный жилет постепенно теряет плавучесть. Очень скоро я должна буду снова наполнить джинсы воздухом. Высокие волны вынуждают меня держать правую руку прижатой к карману джинсов, в котором лежит сотовый телефон в пакете. Каждый раз, поднимаясь на гребень волны, я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что немедленная опасность мне не грозит. Когда вода в реке поднимается так высоко, она смывает с берегов всякий мусор. Самая большая опасность исходит от бревен. Некоторые скользят по поверхности, другие наполовину погружаются в воду, подобно аллигаторам, срывая винты с прогулочных лодок и разбивая клепку на баржах. С моста в Натчесе я не раз наблюдала, как стофутовые деревья играли и подпрыгивали, словно соломинки, в грязном потоке внизу.
Десять минут упорной работы ногами приводят меня в основное русло реки, и за это время я проплыла не меньше полумили вниз по течению. Теперь больше всего меня беспокоят баржи. Хотя последний караван уже прошел, за ним неминуемо последуют другие, увидеть которые мне помешают волны. На передней барже в караване-цепочке горят только два фонаря: зеленый с правого борта, и красный – с левого. Сам же буксир может находиться в тысяче футов позади этих огней, и его лоцман может пребывать в полном неведении относительно того, что происходит под носом его плавучего грузового поезда-товарняка. И если меня раздавит баржей, то никто не заметит этого, включая человека с ружьем.
Сквозь шипение дождя доносится шум работающего мотора, и у меня все холодеет внутри. Звук слишком высок для того, чтобы принадлежать двигателю буксира. Он взвывает, подобно цепной пиле, вспарывающей поверхность реки. При дневном свете я, пожалуй, могла бы решить, что это и в самом деле пила – над водой звуки разносятся на поразительно большие расстояния, – но в такой час никто не станет валить деревья.
Рев работающего на высоких оборотах двигателя означает подвесной мотор на лодке. Скорее всего, это та самая прогулочная лодка, которую я оставила на острове.
Джесси решил найти меня во что бы то ни стало.
Глава тридцатая
