Ян Валентин - Звезда Стриндберга
Дон уставился на адвоката – не шутит ли она? Но Эва Странд, похоже, говорила совершенно серьезно.
41. Исцеление
Даже в морфинном забытьи она ощущала эту боль в ухе. Ножницы резали неуклонно, с отвратительным скребущим звуком.
Елена не знала, в сознании она или нет. Во всяком случае, ее окружала темнота. Она опустила руки, проверяя, лежит ли она по-прежнему на больничной койке, но руки провалились в пустоту, а вслед за руками и она сама.
Когда она открыла глаза, со всех сторон светило солнце – спереди, сзади, снизу и сверху… лишь приглядевшись, ей удалось различить тонкую линию горизонта между сияющим белым небом и снежной пустыней. Близко или далеко была эта линия, определить она не могла. Сплошная ледяная пустыня, без конца и края. Вдруг ей показалось, что кто-то дышит за ее спиной. И левым, неповрежденным ухом она уловила тихий шепот:
– Елена…
Она закрыла глаза.
– Елена… Devi ascoltare,послушай меня, Елена. Только ты нас и можешь услышать…
– Madre?
– Questo deve finirе,надо положить этому конец.
– Крест уже не у меня… Он…
– Deve portarcela,ты должна принести его нам. Deve finire.Только ты нас и слышишь…
Чья-то мягкая рука дотронулась до ее уха и погладила по щеке. В ту же секунду боль ушла, как будто ее и не было, и она провалилась в глубокий, целебный сон.
42. Широкая колея
Берлин – Костжынь – Горзов – Кжыж – Варшава – Луков – Тересполь. Здесь, на польско-белорусской границе, их вагон отбуксировали в помещение. Несколько человек в рабочих комбинезонах полезли в темноте под вагон.
Он прислушивался к ударам молотка и рычанию гайковерта под вагоном. Фарфор в салоне позвякивал от вибрации.
Когда все затихло, вагон сильно качнуло – мощные домкраты подняли его с европейских колесных тележек. Эва прижалась к Дону.
С товарным вагоном особенно не церемонились – с полок посыпались покеты, а из шкафа донесся звон бьющейся посуды. Незапертая дверь в купе скользила по направляющим взад и вперед – то закрывалась, то открывалась.
Когда вагон снова опустили, опять заревели гайковерты – его крепили на другие колесные тележки, приспособленные к более широкой железнодорожной колее в республиках бывшего Советского Союза. Разница всего в несколько сантиметров, но именно она в свое время сильно задержала военные эшелоны нацистов, идущие в Сталинград.
И опять монотонное постукивание колес на стыках. Эва и Дон настолько перенервничали, что заснули мертвым сном. Во сне они катили из Бреста, через Барановичи и Минск, к белорусско-российской границе в городе Орша, неподалеку от леса с хорошо известным названием – Катынь.
В Орше вагон остановился. Дело шло к рассвету.
Неожиданная тишина разбудила Дона. Он опустил ноги на мягкий ковер. Эва посапывала у него за спиной, положив руку на согретую им простыню.
Дон потянулся. Его слегка подташнивало от вагонной тряски. Он встал и поплелся в салон, где, как ему казалось, царила полная разруха после ночных пертурбаций.
Но все оказалось не так страшно. Разбились несколько тарелок, и упала одна из индийских картин – она лежала на полу в осколках стекла. Он начал через силу собирать разбросанные по полу покеты.
Наведя относительный порядок, Дон рухнул в кресло, собираясь с силами, чтобы приготовить себе чай.
Карта железных дорог так и лежала на столике. Всю дорогу от Берлина они пытались сообразить, где находятся. Часы, плохо заточенный карандаш и присланное Хекс через Интернет расписание – вот и все навигационные приборы, которыми они располагали. И все же в Германии они были уверены, что знают, где находятся. Но уже перед Варшавой начались зачеркивания и поправки, а потом они и вовсе потеряли ориентацию. Расписание можно было положить на полку – поезд шел медленно, толчками, повинуясь одному машинисту известным правилам. Последняя пометка на карте была сделана где-то в буковых лесах Польши и состояла из нескольких поставленных друг за другом вопросительных знаков.
Дон посмотрел на часы – без четверти четыре. Он попробовал прикинуть, куда они за это время могли добраться. Карандаш помедлил немного у истоков Днепра, потом двинулся на север – и тут он услышал, как кто-то постучал в раздвижную дверь вагона. Через короткий промежуток стук повторился, на этот раз более настойчиво, словно стучавший точно знал, что в вагоне кто-то есть.
Дон замер. Кончик карандаша уперся в голубую ленту Днепра.
Быстрые шаги в мазонитовом коридоре. В двери салона появилась Эва с красными после сна глазами. Она шевелила губами, пыталась беззвучно что-то сказать, но в этот момент опять постучали, и кто-то начал возиться с замком.
Дону удалось наконец выйти из оцепенения. Он встал, и ему показалось, что стены салона надвигаются на него с каждым ударом.
Бежать было некуда.
– Потайная дверь ведь заперта? – беззвучно сказала Эва.
Он пожал плечами, что могло в равной степени означать «да, заперта» и «откуда мне знать?».
– Пойти посмотреть? Она же запирается изнутри, да? Может быть, какой-нибудь рутинный контроль, заглянут и уйдут? – не теряла надежды Эва.
Дон не успел ответить, потому что до них долетел громкий шепот по-русски, прозвучавший как шипение змеи:
– Откройте дверь!
– Мы можем только… – начал было Дон, но тот же голос прервал его:
– Есть там кто? Вам передают привет!
Дон проглотил слюну и заставил себя сдвинуться с места. Он не понял ни слова. Эва загородила ему дорогу.
– Отойди, – сказал он. – Надо открывать. Никуда не денешься.
– Вам привет! – повторил голос.
Адвокат не сдавалась. Она побелевшими пальцами вцепилась в косяк.
Дону пришлось немного побороться с ней, чтобы оторвать ее пальцы от двери и протиснуться в мазонитовый коридор. Потайная дверь была закрыта.
Он отпер ее, прошел по коридору и начал искать в кармане железнодорожный ключ.
– Откройте же дверь!
Теперь, когда он стоял перед раздвижной дверью вагона, стук перешел в грохот.
Он опустился в темноте на колени. На ощупь вставил ключ в скважину, дважды повернул и поднялся, ожидая самого худшего.
Дверь немедленно поехала в сторону – кто-то толкал ее снаружи. В коридоре стало светлее, но не намного – рассвет еще не набрал силу. Перед ним стоял солдат в серо-зеленой форме. У ноги его, прижав уши, терлась добродушная на вид овчарка. Она тут же начала заливисто лаять, и солдату пришлось дернуть ее за поводок. Собака смолкла и уставилась на Дона веселыми золотистыми глазами, высунув язык и часто дыша.
– Господин…– сказал солдат чуть ли не застенчиво.
– Well… What do you want?
Дон порадовался, что не видит себя самого – заспанного, в мертвенном освещении раннего утра.
– Ш-ш-ш…
Солдат приложил палец к губам, оглянулся через плечо и показал на узкий деревянный ящик, спрятанный под вагоном.
– Ящик фор ю,– заговорщически произнес он, не переставая нервно оглядываться. – Пожалуйста. Ящик, плиз.
Дон не знал, что и сказать. Он ляпнул первое, что пришло ему в голову:
– Do you need help?
Солдат, похоже, понял вопрос, покачал головой и поправил на плече автомат Калашникова. Потом нагнулся, вытащил ящик и взгромоздил его в вагон.
Вконец ошарашенный Дон наблюдал за его действиями, не имея ни малейшего представления, что происходит. Наконец он произнес что-то совсем уж невразумительное:
– Why, thank you.
Русский кивнул. Он по-прежнему нервничал, но медлил.
– А… сэнк ю? За доставку? – спросил он, подмигнув.
Дон быстро пошарил в карманах и извлек несколько купюр – последние остатки сестриных денег – и протянул молодому парню.
Тот широко и приветливо улыбнулся:
– Сэнк ю! Счастливого пути! – И одним движением задвинул дверь.
Только смачный щелчок вошедшей в замок двери заставил Дона понять, что никаких претензий у солдата к нему не было. Единственной целью визита была доставка загадочного ящика.
С помощью Эвы ему удалось втащить посылку в салон, и теперь ящик стоял посреди красного коврового покрытия. Они смотрели друг на друга, не понимая, что все это значит.
Ящик был обхвачен белой пластмассовой лентой с металлическим замком, который, похоже, никто не вскрывал. Они даже предположить не могли, что там внутри, и довольно долго не решались его открыть. Дону теперь повсюду мерещилась взрывчатка.
