Роберт Маккаммон - Всадник авангарда
— Вы что, загадками изъясняетесь? — спросил Саброзо.
Голос у него был несколько нетвердым. На сюртуке светлого костюма появились винные пятна. Мэтью подумал, что Смайт и Уилсон — возможно, братья по поискам самой грязной дыры Лондона, где можно просадить несколько фунтов в качестве платы за боль, — имитируют стиль общения Таккеров.
— Да нет, не загадками, я думаю. Просто обиняками.
— У тебя вид, пацан, будто тебя малость потрепали, — сказал Мэк, запуская жирные пальцы в волосы Штучки.
И как будто соединенный с ним общими нервами Джек сделал то же самое со своей стороны. Штучка еще несколько секунд смотрела на Мэтью, потом снова стала молча — и со всем возможным в ее положении достоинством — есть жаркое.
— Потрепали, — сказал Джек со свистящим смешком.
— И вид у тебя хреновый-хреновый, — добавил Мэк.
— Хрен на ножках, — подхватил Джек.
— Джентльмены? — Огастес Понс отвернулся от ложки в руках Пупса. Молодой человек попытался вложить ложку в губы Понса, но его усилия встретили запрещающий взмах руки. — У мистера Спейда хотя бы, — с видом превосходства произнес Понс, — имеются некоторые ограничения цветовой гаммы. Оранжевого он себе не позволил.
Сезар Саброзо расхохотался пьяным смехом, по лицу Минкс Каттер пробежала мимолетная улыбка. Со стороны братьев Таккеров признаков веселья обнаружено не было.
— Закрой хлебало, козел жирножопый! — рявкнул Джек и подался к Понсу. В глазах у него пылала жажда убийства — Мэтью хорошо знал этот огонь.
— Не забываться! — Голос Матушки Диар звучал очень по-матерински — если чья бы то ни было мать способна загнать тебе кол в голову двумя словами. — У нас цивилизованное собрание, джентльмены! И леди, — добавила она ради соблюдения этикета. — Все мы — братство, и вести себя должны соответственно. Ясно? — Она глянула на Таккеров взглядом, способным резать сталь. И повторила в ответ на их молчание: — Ясно?
Джек был постарше — если учитывать минуты рождения и седину, но младший, Мэк, оказался умнее и дипломатичнее. Это он кивнул и сказал:
— Совершенно ясно, Матушка Диар.
— Неужто у меня такая толстая попа? — спросил Понс у Пупса, сделав обиженное лицо.
Юноша нахмурился, поднес ложку ко рту партнера и возразил:
— Да ничего подобного! Она просто совершенство!
Понс довольно улыбнулся и принял подношение.
Сидящие за столом затихли, и в зале на самом деле воцарилось некое грубое подобие цивилизованности. В основном все молчали, и только Понс и Пупс перешептывались между собой да иногда раздавался смех или восклицание, выпущенное в воздух Сезаром Саброзо.
— Но сейчас вы уже хорошо себя чувствуете? — ожила вдруг Ария Чилени.
Она положила руку на локоть Мэтью, внимательно глядя на молодого человека, и в сапфировых расширенных глазах светился один лишь вопрос, только что ею заданный, а пальцы сдавливали кожу его руки.
— Да, вполне.
— Я смотрю, вы упали очень неслабо!
Прозвучало как восхищение геройским подвигом.
— К счастью, — ответил Мэтью с быстрой и напряженной улыбкой, — мне повезло уберечь себя от более серьезных повреждений.
— Очень повезло. — Минкс рассматривала его поверх бокала. — Натан, похоже, ваша жизнь защищена какой-то магией?
Адам Уилсон слегка демонстративно кашлянул, услышав имя вместо фамилии, но Мэтью бровью не повел.
— Магией? Не думаю. Но что мне везет — не сомневаюсь.
— Дьявольское везение, — буркнул Мэк себе в тарелку.
— Ад не принимает, — согласился Джек.
— Выплевывает, — сказал Мэк.
— Выблевывает, — уточнил Джек.
— Как всегда мололи херню, так и продолжаете, — сказала мадам Чилени.
Она не снимала руки с рукава Мэтью и даже начала поглаживать пальцами. Мэтью успел увидеть, что Минкс и Штучка заметили это и тут же сделали вид, что не смотрят.
Трапеза продолжилась тарелками вареных ракушек и жареной на гриле меч-рыбой, а закончилась рисовым пудингом, леденцами в виде различных морских животных и предложением сладкого шерри и золотистого портвейна. В процессе перемен блюд и напитков Ария Чилени придвигалась к Мэтью все ближе и ближе и в какой-то момент стала тереться ногой о его ногу, вылакав к тому времени вина не меньше, чем весит сама. При этом она начала хлюпать носом, говоря что-то про этого паразита Джонатана Джентри. Похоже, что по крайней мере один человек сожалел о Джонатане Джентри (при всех его недостатках). Сапфировые глаза подернулись внезапной грустью, и на них даже жалко было смотреть. Но это продлилось недолго, потому что Ария была определенно женщиной, живущей одним моментом, и момент Джонатана Джентри — краткий и неяркий — пронесся долгим вздохом между двумя бутылками. И тут же пальцы женщины снова стали обрабатывать руку Мэтью, а нога под столом заерзала по его лодыжке, и Ария засмеялась в ответ на галантные шуточки Понса, засмеялась деланно и резко, и в этом смехе слышался ужас при мысли о том, что придется спать одной, чтобы не разбудить соседа по постели внезапным ночным воплем. Мэтью нелегко было смотреть ей в лицо. Да и всем собравшимся тоже, но все время ужина он чувствовал на себе взгляды Минкс Каттер и Штучки. Одна пара глаз резала его на кусочки, чтобы легче было переварить, а другая, похоже, задумалась о том, каков мог бы быть вкус свободы в том славном новом мире, что он берется ей предоставить.
Наконец Мэтью покончил с последним морским коньком — шумно разгрыз его, к вниманию тех, кто был в курсе, — извинился и встал из-за стола, пожелав доброй ночи Матушке Диар, которая, кажется, правила на этом насесте. Нелегко было вырваться из копей Арии под ее печальным взглядом поверх — …надцатого бокала вина. Мэтью повернулся к ней спиной и направился вверх по лестнице…
…только для того, чтобы тут оказаться настигнутым Минкс. Она схватила его за руку, тесно прижалась и спросила:
— Так что с тобой стряслось на самом деле?
— Лестница, — ответил он. — Упал. Случайно.
— Врешь.
— Если ты еще чуть сильнее повиснешь на мне, я и с этой лестницы могу сверзиться.
Он шел вверх, но она не отставала.
— Ты мне нужен.
Мэтью сделал большие глаза:
— Пардон?
— Поедешь утром со мной? Хочу тебе кое-что показать там, где киты играют. Это важно. Приходи в конюшню ну, скажем… в восемь утра?
— Не может, блин, такого быть! — заревел Джек Таккер, и винный бокал разлетелся на полу брызчатой смертью.
Мэтью шел дальше, не оглядываясь, и Минкс рядом. Они прошли коридор со скелетами морских тварей, направляясь к главной лестнице.
— Не думаю, что мне дадут лошадь, — сказал Мэтью.
— Что так?
— Плохо себя вел.
— Не понимаю? — нахмурилась она.
— Очевидно, я кого-то здесь оскорбил, конюху запретили меня обслуживать.
— Снова чушь. Если тебе нужна лошадь, я возьму ее для тебя.
— Тогда хорошо. — Он остановился у подножья центральной лестницы и посмотрел на Минкс с нейтральным выражением на лице. — Ладно, встретимся у конюшни в восемь. А в чем дело?
— Дело в том… — она глянула налево и направо, проверяя, что никого поблизости нет. Потом вдруг наклонилась вперед и поцеловала Мэтью в губы. Долгим, уверенным поцелуем, и хотя Мэтью был изумлен этим внезапным действием, он не отстранился.
— Хорошо, — сказал Мэтью, когда поцелуй закончился и Минкс глянула на него слегка увлажненными золотистыми глазами. — Это как-то касается… нас?
— В восемь утра, — напомнила она и направилась вверх по лестнице, не ожидая Мэтью. Через несколько секунд она остановилась и обернулась еще раз. — Если, — добавила она.
— Если что?
— Если до этого не увидимся.
Минкс еще на несколько секунд задержала на нем взгляд, потом пошла наверх и скрылась в коридоре второго этажа.
Губы у Мэтью горели.
Черт побери! — думал он. — Кому бы такое в голову могло прийти?
Принцесса клинков — и увлечена им? Он ведь в этой компании самый тупой нож!
И все же… у него есть молодость и есть манеры.
И все равно юноша был ошарашен, и потому совершенно врасплох застал его тихий женский голос:
— Натан?
Он обернулся к Штучке — она стояла совсем рядом.
— У меня только минута, — сказала она со спокойствием скрываемого присутствия духа. — Они меня будут искать. Я хочу, чтобы ты знал: когда я увидела тебя сегодня в воде, то… поняла, что должна тебе помочь. Почему — не знаю. Должна — и все. Не знаю, кто ты и почему ты здесь, но… хочу тебе сказать спасибо за то, что думаешь, будто можешь меня выручить.
— Я могу. Если ты мне позволишь.
Темные глаза смотрели на него, красивое лицо — лицо создания иного мира — принадлежало сейчас ему.
