Джон Харвуд - Мой загадочный двойник
Люсия задергалась, силясь вырваться, но он одним ловким движением усадил ее в кресло и склонился над ее правой рукой, в то время как Люсия бешено отбивалась от него левой. Через несколько секунд он затянул ремень и на другом запястье. Она яростно брыкалась и пыталась укусить своего мучителя, но очень скоро ремни застегнулись у нее на щиколотках, а потом и на локтях. Теперь несчастная могла лишь беспомощно извиваться; доктор Стрейкер отступил на шаг назад и одернул сюртук.
— Вы не почувствуете никакой боли, уверяю вас. Мне нечасто выпадает удовольствие работать с разумным, психически совершенно здоровым человеком, да вдобавок еще и таким, на которого этические соображения не распространяются. Я намерен выжать из вас все возможное.
— Пожалуйста, умоляю вас, отпустите меня! Все документы у вас. Жизнью клянусь, мы ни единой душе не скажем!
— Боюсь, ваши клятвы для меня пустой звук. Одно дело шантажировать Эдмунда Мордаунта, и совсем другое — пытаться шантажировать меня. Я от души забавлялся, внушая вам уверенность, что вы обманули меня, как обманули свою бедную — кузину, да? — мисс Эштон, каковое имя она обречена носить до скончания дней. Вы же навсегда останетесь мисс Феррарс — покойной мисс Феррарс, позволю себе уточнить, немного забегая вперед… Сейчас мне нужно отыскать мисс Эштон. Мы с вами продолжим наше знакомство после наступления темноты. Сожалею, что не могу устроить вас поудобнее или назначить вам что-нибудь сильнее легкого успокоительного. Не желаете пару капель лауданума? Нет? В таком случае позвольте откланяться. И пожалуйста, не тратьте силы на крики о помощи: стены здесь чрезвычайно толстые. Хоть ночь напролет вопите — вас все равно никто не услышит.
Доктор Стрейкер взял со стола бювар и словно заколебался. Потом пробормотал что-то вроде «нет, лучше не рисковать», резко повернулся и широким шагом направился к лестнице. Я забилась в угол под перилами, не смея отползти обратно под стол: вдруг половица скрипнет? Но лестница не задрожала под тяжелой поступью. Послышался стук выдвигаемого ящика, затем приглушенное восклицание. Ящик задвинулся, в замке повернулся ключ.
Я опять осторожно выглянула из-за ограды. Доктор Стрейкер стоял над Люсией, уже без бювара в руке.
— Это вы взяли ключ? — грозно осведомился он.
Люсия бешено замотала головой.
Я застыла на месте, боясь отвести от него глаза и одновременно содрогаясь от ужаса, что он меня увидит. Доктор Стрейкер подошел к стене и провел рукой по какой-то панели. Помещение залил желтый свет, исходящий от ламп, которые я принимала за масляные. Надетые на них колпаки направляли освещение вниз, поэтому вся галерея погрузилась в почти полную темноту.
С минуту доктор Стрейкер стоял посреди лаборатории, пристально озирая свои владения, а потом принялся обходить помещение, заглядывая под столы, открывая дверцы шкафов — в том числе и стенного, дверцу которого я все-таки не забыла затворить, — и в скором времени оказался прямо подо мной. Послышался шорох парусиновых полотнищ, стягиваемых со странных механизмов.
Мой единственный шанс, подумала я, — это отползти обратно в укрытие, когда он начнет подниматься по лестнице. Возможно, шум шагов по скрипучим ступенькам заглушит все прочие шорохи. Но лестница опять так и не сотряслась, а доктор Стрейкер чуть погодя вышел из-под галереи у дальней стены и завершил обход лаборатории.
Он снова остановился перед Люсией — его тень упала ей на лицо, — извлек часы из жилетного кармана и уставился на циферблат, задумчиво хмуря брови. Потом вскинул голову и скользнул взглядом по галерее. Я затаила дыхание.
— Нет, сейчас дорога каждая минута, — наконец промолвил он, после чего подошел к панели на стене и пробежал по ней пальцами.
Лампы начали гаснуть одна за другой, и в конечном счете осталась гореть лишь та, что над дверью в ризницу. Отвесив Люсии насмешливый поклон, доктор Стрейкер достал связку ключей, прошагал к ризничной двери, отомкнул замок и снова запер за собой. Эхо порхнуло по часовне и растворилось в тишине.
Первой моей мыслью было остаться в укрытии, дождаться возвращения доктора Стрейкера и постараться не издать ни звука, пока он делает с Люсией… то, что собирается делать. А потом, возможно, мне удастся сбежать, если все будет тихо. Но ведь он наверняка отправится прямиком в мою комнату, и тогда все бросятся на мои поиски. И он в любую минуту может решить, что хорошо бы вернуться и обыскать галерею.
Нет, мне надо заполучить обратно свой бювар, выбраться отсюда и уповать, что одежда доктора Стрейкера все еще там, где я ее оставила, — другого шанса на спасение у меня нет. Переодетая в мужское платье, в суматохе я смогу сойти за одного из своих преследователей.
Я с трудом поднялась, шаткой поступью прошла по галерее и спустилась в лабораторию.
— Джорджина! Ради всего святого, спаси меня!
Не взглянув на Люсию, я прошла к другой двери, под галереей. Массивная, плотно притертая, она даже не дрогнула, когда я подергала ручку.
Ключи. Или какой-нибудь инструмент, достаточно тяжелый и крепкий, чтобы взломать дверь в галерее. Или чтобы наброситься с ним на доктора Стрейкера. При таком тусклом освещении искать в шкафах и ящиках приходилось ощупью. Я подумала о панели на стене, но если он затаился поблизости и увидит свет… Я передвигалась от стола к столу, не обращая внимания на мольбы Люсии.
— Умолкни, — бросила я, проходя позади кресла. — Еще раз пикнешь, и я заткну тебе рот кляпом.
Она разрыдалась, но я не удостоила ее взглядом.
Торопливо обойдя лабораторию, я нашла молоток, долото, увесистую отвертку, свечу и коробку восковых спичек. Гнев на эту женщину, которую я и знала-то лишь по записям в моем дневнике, кипел в моей душе, не давая разыграться страху. Наконец я повернулась к Люсии.
— Джорджина! Я люблю тебя, клянусь! Я бы вернулась за тобой!
— Ты не способна на любовь. И правды от тебя не дождешься.
Я пристально смотрела на нее, силясь вспомнить хоть какие-нибудь события, картины, образы, выпавшие из памяти, но у меня ничего не получалось. Ужас искажал черты Люсии, стирая сходство со мной, обманувшее столь многих людей. Глаза у нее остекленели, на мокрых щеках темнели потеки сурьмы.
— Развяжи меня хотя бы, — взмолилась она. — Не лишай меня надежды на жизнь.
— А какую надежду ты оставила мне? Я бы скорее гадюку освободила.
Она уронила голову на грудь и вся задрожала, сотрясая кресло.
— Что он со мной сделает? — Слова прозвучали еле слышно.
— Он может вырвать твое сердце из груди и зажарить у тебя на глазах, мне плевать. — Но потом я подумала, что буду ничем не лучше Люсии, если брошу ее здесь. — Ладно, я спасу тебя, если смогу. Для того лишь, чтобы упрятать в тюрьму.
— Освободи меня на минутку, иначе я обделаюсь.
— Да ты и так уже обделалась в известном смысле. — Я повернулась к ней спиной.
В углу, где стоял письменный стол, было очень темно, и в конце концов мне пришлось зажечь свечу. Я втиснула лезвие долота в щель над выдвижным ящиком и принялась колотить по рукоятке молотком — грохот стоял такой, что я каждую минуту ожидала появления доктора Стрейкера. Наконец вся передняя стенка ящика с треском отвалилась. Пальцы у меня тряслись, и я целую вечность провозилась с пуговицами, пряча бювар под платьем. Удержать в руках все инструменты вместе с горящей свечой никак не получалось, в конечном счете я задула свечу и медленно поднялась по лестнице, провожаемая воплями Люсии.
Прижимая инструменты к груди, я осторожно двинулась боком в темный проход между стеной и нагромождением столов, стульев и скамей. Но прошла всего несколько шагов, когда вдруг молоток выскользнул у меня из рук. Наклоняясь за ним в кромешной тьме, я потеряла равновесие и повалилась прямо на груду мебели, выронив еще и свечу.
По полу пробежала зловещая дрожь. Я повернулась и ринулась обратно в галерею, но в следующий миг вся огромная куча с громоподобным грохотом обрушилась. Что-то тяжело ударило меня между лопатками, и от страшного толчка я полетела вперед, теряя сознание.
Я очнулась от жестокой пульсирующей боли в голове и поняла, что провела в беспамятстве долгое время. Я лежала на спине в темноте; одна моя рука упиралась в какие-то стулья, другая была зажата между телом и стеной.
Я схватилась за перекладину стула, и вся груда мебели угрожающе сотрясалась, пока я переворачивалась на бок, морщась при каждом движении, и с трудом поднималась на ноги. Висок, измазанный чем-то холодным и липким, обожгло болью при прикосновении, но все кости, похоже, были целы. Если мне удастся выбраться отсюда каким-нибудь другим путем, возможно, еще не все потеряно.
Когда я выходила в галерею, где-то высоко надо мной башенные куранты пробили полчаса. Но для половины седьмого слишком темно, скорее всего, сейчас половина восьмого. Меня ищут уже добрый час самое малое.
