Роберт Сойер - Вычисление Бога

Мы помолчали. В голове бурлил водоворот мыслей.

Я и Сюзан — мы знали друг друга с университетской скамьи, ещё в 1960-е. Мы какое-то время встречались, но затем я уехал — направился в Штаты, пытаясь поймать мечту. Тогда Сюзан не встала у меня на пути.

И вот, сейчас, у меня появилась другая мечта.

Но сейчас всё было иначе — в несопоставимых масштабах.

Сейчас мы были женаты. У нас был ребёнок.

Если бы в расчёт нужно было принять только это, ответ был бы очевиден. Будь я здоров, чувствуй себя хорошо — я бы ни за что на свете не стал задумываться о том, чтобы покинуть Сюзан и Рики. Не стал бы — даже гипотетически.

Но я не был здоров.

Я не чувствовал себя хорошо. И, конечно, она это понимала.

Мы поженились в церкви, потому что на этом настояла Сюзан, и мы произнесли традиционные слова верности, в том числе «Пока смерть не разлучит нас». Конечно, никто из тех, кто произносит в церкви эти слова, даже не задумывается о раке; никто не ждёт, что этот проклятое создание с клешнями ворвётся в их жизнь, принося с собою мучения и горе.

— Давай подумаем ещё немного, — предложил я. — «Мерелкас» вылетает через три дня.

Сюзан еле заметно кивнула.

— Холлус, — обратился я к инопланетянке на следующий день, в своём кабинете. — Я знаю, ты и ваша команда, должно быть, очень заняты, но…

— Да, ещё как. Прежде чем мы отправимся к Бетельгейзе, нужно провести большие приготовления. Кроме того, у нас на борту бушуют моральные споры.

— О чём?

— Мы верим, что ты прав: жители третьей планеты Грумбриджа 1618 действительно попытались стерилизовать эту часть Галактики. Ни форхильнорцы, ни вриды никогда бы о таком не подумали; прошу прощения за резкость, но это деяние настолько варварское, что это могло прийти в голову только людям — или, очевидно, обитателям Грумбриджа. И теперь мы спорим, стоит ли оповещать об этом наши родные планеты — стоит ли дать им понять, чего попытались добиться существа с Грумбриджа.

— Это кажется довольно разумным, — заметил я. — Почему бы не сообщить?

— Вриды в целом раса миролюбивая — но наш народ, как я уже говорил, — он… э-э-э… страстный. Да, пожалуй, это подходящее слово. Многие форхильнорцы наверняка захотят ответить на эту попытку уничтожения. Грумбридж 1618 лишь в тридцати девяти световых годах от Беты Гидры; мы могли бы легко направить туда корабли. К несчастью, жители планеты не оставили ландшафтных меток — а потому, реши мы наверняка уничтожить их обитателей, нам пришлось бы уничтожить всю планету, а не просто её часть. Обитатели Грумбриджа так и не разработали технологию ультрамощного термоядерного синтеза, доступную нашей расе; в противном случае их бомба добралась бы до Бетельгейзе гораздо быстрее. А эта технология даёт нам возможность уничтожить планету целиком.

— Ничего себе! — сказал я. — Вот это — настоящая моральная дилемма. Так вы сообщите своим планетам?

— Это ещё не решено.

— Вриды — великие специалисты по этике. Так что на этот счёт думают они?

Холлус ответил не сразу.

— Они предлагают нам воспользоваться термоядерным выхлопом «Мерелкаса», чтобы стерилизовать третью планету Бету Гидры.

— Родную планету форхильнорцев?

— Да.

— О господи! А почему?

— Они не объяснили до конца, но мне кажется, что в них говорит… — как ты говорил? — ирония. Раз мы хотим уничтожить тех, кто был, или мог быть, угрозой нашему существованию, тогда мы ничем не лучше жителей Грумбриджа, — сказала Холлус и помолчала. — Но я не хотела тебя этим нагружать. Ты хотел меня о чём-то попросить?

— Ну, в сравнении с тем, что рассказала ты, моя проблема кажется пустяковой.

— Пустяковой?

— Незначительной. В общем, я бы хотел поговорить с вридом. У меня возникла морально-этическая проблема, которую я не могу разрешить.

Покрытые прозрачным кристаллом глаза Холлус уставились на меня.

— Насчёт того, лететь тебе с нами к Бетельгейзе или нет?

Я кивнул.

— Наш друг Т-кна сейчас занят ежедневными попытками наладить контакт с Богом, но через час он освободится. Если к тому времени ты перенесёшь проектор в более просторное помещение, я попрошу его составить нам компанию.

Разумеется, остальные пришли к тому же выводу, что и я: сущность, которую Дональд Чен нейтрально назвал «аномалией», и о которой Питер Мэнсбридж элегантно отозвался как об «удаче», людям всей планеты объявили доказательством божественного вмешательства. И, конечно, люди придали этому своё толкование: то, что я назвал «дымящимся стволом», многие называли чудом.

Тем не менее это было мнением меньшинства — ведь большинство жителей планеты ничего не знали о сверхновой, а из тех, кто слышал, в частности, большой процент мусульманского населения, многие не доверяли съёмкам, сделанным телескопами «Мерелкаса». Другие заявляли, что нам удалось увидеть работу дьявола: мимолётный взгляд в сердце ада, а затем — всеобъемлющая тьма; нашлись сатанисты, которые заявили о доказательствах их правоты.

Ну а христиане-фундаменталисты зачитывали Библию до дыр, пытаясь отыскать в ней строки, которые можно подогнать под случившееся. Были те, кто искал и якобы находил нужные пророчества в наследии Нострадамуса. Математик-еврей из Еврейского университета в Иерусалиме указал, что сущность с шестью отростками топологически эквивалентна Звезде Давида, и предположил, что увиденное знаменует прибытие Мессии. Организация под названием «Церковь Бетельгейзе» спешно запустила в интернете продвинутый веб-сайт. И средства массовой информации выискивали возможность обнародовать любую псевдонаучную ерунду, хоть каким-то боком касающуюся древних египтян и созвездия Орион — того, в котором и взорвалась сверхновая.

Но всем только и оставалось, что гадать.

Мне же выпал шанс полететь туда — и узнать наверняка.

Мы вновь оказались в конференц-зале на пятом этаже Кураторской, но на сей раз без видеокамер. В помещении находился лишь я с крошечным инопланетным додекаэдром — и проекции двух инопланетян.

Холлус молча стояла с одной стороны зала, Т-кна — с другой. Их разделял стол. Ремень Т-кна сегодня был зелёным, а не жёлтым, но и сейчас на нём красовался тот же символ «галактики крови».

— Приветствую, — сказал я, как только проекция врида стабилизировалась.

Раздался звук перекатывающихся камней, за которыми последовал механический голос:

— Приветствие взаимно. От меня ты чего-то желаешь?

Я кивнул:

— Совет, — сказал я, слегка склонив голову. — Мне нужен твой совет.

Врид был недвижим, он обратился в слух.

— Холлус сказал тебе, что у меня последняя стадия рака, — сказал я.

Т-кна прикоснулся к пряжке на ремне:

— Скорбь выражена ещё раз.

— Спасибо. Но, послушай, вы дали мне шанс отправиться с вами к Бетельгейзе — встретить то, что бы там ни было.

Звук падающих на землю камешков:

— Да.

— Я скоро умру. Не знаю точно, когда — но наверняка не позднее, чем через пару месяцев. И мой вопрос — следует ли мне провести эти последние месяцы с семьёй или отправиться с вами? С одной стороны, моей семье важна каждая минута, которую они проводят со мной, — и, ну… думаю, я понимаю, что их пребывание рядом со мной, когда я… когда я умру, — необходимая часть для того, чтобы подвести итог, последнюю черту нашим отношениям. И, конечно, я сам их очень люблю, очень хочу остаться с ними. С другой стороны, скоро моё состояние ухудшится, я начну становиться для них всё большей и большей обузой.

Я помолчал.

— Живи мы в Соединённых Штатах, во внимание, наверное, следовало бы принять вопрос денег — там, на юге, последние несколько недель жизни в больнице могут вылиться в астрономическую сумму. Но здесь, в Канаде, этот фактор ни на что не влияет; во внимание следует принять только эмоциональные аспекты, их воздействие на меня и мою семью.

Я сознавал, что выражаю свою проблему в математических терминах — факторы, уравнения, финансовые и эмоциональные аспекты, — но слова изливались из меня именно так, я не репетировал речь. Я лишь надеялся, что не поставил врида в тупик.

— И от меня ты спрашиваешь, который выбор тебе следует сделать? — спросил меня голос транслятора.

— Да, — ответил я.

Раздался звук перемалываемых камней, за которым последовала краткая пауза, а затем:

— Моральный выбор очевиден, — сказал врид. — Он всегда очевиден.

— И? — спросил я. — Каков моральный выбор?

Новый скрежет камней о камни:

— Мораль нельзя выдать из внешнего источника. — При этих словах руки врида прикоснулись к перевёрнутой груше, что была его грудью. — Она обязана прийти изнутри.

— Значит, ты не дашь ответа, так?

Проекция врида колыхнулась в воздухе и исчезла.