Грег Диналло - Фиаско
— А что секретное грузят-то? — быстро спросила Скотто, еще не остыв от возбуждения.
Агюилер встал, принес толстую папку, присел на краешек своего рабочего стола, ловким взмахом руки вытряхнул из папки компьютерные распечатки и стал перечислять:
— Туалетные столики, приставные стульчики, зеркала, трельяжи, кровати, всякие декоративные украшения и безделушки, постельное белье, драпировки и шторы, ковры, столовая и чайная посуда, письменные столы, настольные лампы, телевизоры — тысячи и тысячи всяких домашних хреновин.
— Боже мой, — отозвалась Скотто, сокрушенно мотнув головой. Инспектор Агюилер лишь улыбнулся в усы. А я представил себя в «мерседесе» Баркина в то памятное утро и вспомнил его замечание насчет кубинской экономики и намерения Кастро развивать туризм на острове.
— А мне думается, все это обстановка для гостиниц или для чего-то вроде этого. Разве не похоже?
— Похоже, конечно, дымок тут есть, но сигар пока не видно, — съязвил Агюилер, доставая еще одну стопку бумаг из своей папки. — Грузятся также контейнеры, под крышу набитые игральными автоматами, столиками для игры в карты и рулетку, колодами карт, игральными костяшками и фишками. Продолжать дальше, а?
Скотто подняла руки вверх в знак того, что сдается, и, присвистнув, спросила:
— Куба снова возвращается к шорному бизнесу?
Агюилер кивнул и сердито насупился.
— И кто же получатель всего этого груза?
— Некая компания «Туристика интернасиональ».
— Никогда о такой не слышала.
— Я тоже не слышал. Но за последние пару лет на Кубу уже отплыли десятки судов с самыми разными грузами. И все документы на отправку надлежащим образом оформлены, подписаны и заверены печатью правительства США.
Скотто насторожилась, я поймал ее быстрый взгляд.
— Сдается мне, во всем этом деле замешан ваш приятель Рабиноу.
— Какое совпадение — эта мысль тоже пришла мне в голову.
— А вы никогда не сталкивались с этой фамилией? — Скотто произнесла ее Агюилеру по буквам.
— Так Рабиноу, говорите? — переспросил он и мотнул головой — дескать, нет.
— А фамилия Рабинович тоже вам ни о чем не говорит?
— Одного малого из крановщиков вроде так зовут. Хотя нет, нет, вроде не Рабинович, а Лейбович. Не знаю, что-то похожее.
— Если этот малый работает крановщиком, то кранами наш Рабинович не занимается. А случайно не знаете, когда это судно отплывает?
— Конечно, знаю. Стало оно на якорь сегодня утром, — начал перечислять Агюилер, — привезло грузы, их нужно разгрузить, потом новые загрузить — словом, пройдет немало времени.
— Сколько? — настаивала Скотто.
Агюилер подошел к компьютеру.
— Ну-ка поглядим, что тут… Так, порт приписки Галифакс…
— Галифакс? — переспросила Скотто. — Стало быть, судно зарегистрировано в Канаде?
Агюилер согласно кивнул.
Скотто перевела на меня удивленные глаза. Это было уже кое-что.
— Ну, Катков?
— Канада имеет дипломатические отношения как с США, так и с Кубой.
— Это вы верно подметили. Кто же, по вашим данным, отправитель контейнера ИЯ 95824, а, инспектор?
Агюилер вынул очередной лист из папки и повел пальцем по строчкам.
— Вот он, отправитель — компания «Коппелия пейпер продактс, лимитед».
Как авгуры, мы со Скотто обменялись понимающими взглядами.
— Ладно. Так все-таки когда отплывает это судно со столь невинным грузом?
Агюилер снова обратился к компьютеру.
— Так. Отплывает… отплывает… в понедельник… в восемнадцать часов тридцать минут.
— Значит, через четыре дня, — облегченно вздохнула Скотто. — Стало быть, у нас есть время помыться, почиститься, перевести дух и собраться с новыми силами.
— Может, я чем-нибудь могу быть полезен? — поинтересовался Агюилер.
— Нам ничего не нужно, решительно ничего. Пожалуйста, ничего не предпринимайте. Договорились?
— Договорились, — ответил он с видимым облегчением.
— Мне только нужно воспользоваться вашим телефоном.
Агюилер проводил нас в пустую комнату и вышел. Скотто быстренько набрала нужный номер.
— Алло. Это Скотто. А он здесь?
Она прижала было трубку к уху, но вдруг отдернула ее. Я услышал, как Банзер честил ее почем зря. Выплеснув сполна свое возмущение, он перешел на дробь вопросов.
— Майами… Сухогруз… Гавана… — только и лепетала она в ответ.
Как я и ожидал, последнее слово окончательно доконало его. Еще прослушав Скотто, он предложил воспользоваться данными СБФинП, чтобы установить, кто владеет компанией «Туристика интернасионалъ», а потом снова принялся честить нас.
Спустя час свершилось невероятное — мы уже расположились в соседних номерах гостиницы «Бест Вестерн». Это вычурное создание невменяемой фантазии какого-то архитектора находилось в гидропарке, у самого подножия пешеходного перехода в морской вокзал.
И вот я стою под горячим душем в заполненной паром ванной, за которую иные москвичи, не задумываясь, и жизнь свою положили бы. Видимо, расположена она прямо за стенкой ванной, где сейчас моется Скотто, потому что я услышал, как она туда вошла. Я внезапно отчетливо услышал ее последнее предупреждение: «Это вам приснилось, Катков. Все это вы во сне видели». Да Бог с ней, может, ей и неведомо, но здесь, за тонкой перегородкой, стоим мы напротив друг друга совершенно голые, я думаю о том, запретном.
В мечтах моих разделяющая нас стена вдруг исчезла, и мы очутились с ней лицом к лицу; с волос ее струится вода, обтекая смуглое тело сицилийки, блестящее, словно влажный янтарь. Она протягивает мне кусок мыла и, забыв обо всем, гордо вскидывает голову. Я будто наяву вижу, как ложится мыльная пена на ее крепкие груди, но тут мыло вдруг выскальзывает из моей руки и куда-то падает. Я отодвигаю в сторону стеклянную дверь и ищу его. Ванная вся заполнена паром. Куска мыла нигде не видно, но теперь, к моему явному смятению, исчезла куда-то и специальный агент Скотто.
…Только я закончил бритье, она тут как тут — постучала в дверь в перегородке между нашими номерами.
— Катков? Эй, Катков, открывай!
Я быстренько натянул брюки и впустил ее. Она пришла босая, в белых джинсах и белой накрахмаленной хлопчатобумажной рубахе, с полотенцем на голове. Мокрые нерасчесанные волосы обрамляли ее свежее лицо.
— У вас в номере работает телевизор? — спросила она как ни в чем не бывало.
— Заходите, пожалуйста. После того как мы столько тряслись в том вагоне, мне захотелось побыть в тишине.
— Причина уважительная, только сейчас идет передача, которую вам, может, захочется посмотреть.
Она неторопливо прошла по комнате, взяла сенсорный переключатель программ и включила телевизор. На экране засветилась реклама батареек для карманных фонариков — розовый механический кролик попал в перестрелку бандитов с полицией. Московская реклама выбрала бы в этом случае какую-нибудь старушку на углу улицы с пакетом батареек в одной руке и с банкой майонеза — в другой, а тут был кролик — он все бежал и стрелял. Потом появился диктор и мрачным голосом сообщил о том, что российский президент Борис Ельцин снова угрожает ввести в стране режим чрезвычайного правления. Пока я пытался осмыслить его слова, на экране появилась какая-то красивая женщина. Тепло одетая, она стояла на Красной площади перед собором Василия Блаженного с его ярко освещенными луковичными куполами и говорила:
«Гневно осудив бездеятельность недавно избранной Думы, президент Ельцин заявил, что он будет управлять страной путем издания указов и что широкомасштабная приватизация земли и промышленности по-прежнему является первоочередной задачей его внутренней политики.
Хотя некоторые наблюдатели считают, что Россия снова находится на краю хаоса, другие приводят в качестве доказательства устойчивого положения страны ее программу приватизации. Девяносто восемь процентов ваучеров выдано гражданам России для бесплатного приобретения выставленного на продажу государственного имущества, такого, как, например, ГУМ — огромный универсальный магазин в Москве, ЗИЛ — автомобильный гигант, Волгоградский тракторный завод и другие предприятия. Многие граждане, видимо, уже вложили в проведение реформ Ельцина значительные финансовые средства, что делает эти реформы необратимыми. Но осведомленные экономисты настаивают на том, что частные капиталовложения должны играть ключевую роль в упрочении демократии».
— И что вы думаете насчет всего этого? — спросила Скотто, как только корреспондентка исчезла с экрана.
— Для России это может обернуться настоящим бедствием.
— Почему? Вы считаете, что коммунисты смогут вернуться к власти?
— А они ее и не выпускали из рук.
— Извините, я что-то не понимаю.
— Вы, Скотто, упрощаете очень сложные проблемы. Судите сами. Ельцин был коммунистом, убежденным и высокопоставленным. Да не один он — все нынешние реформаторы были такими. Многие вступали в партию не по убеждениям, а в силу своих честолюбивых замыслов, исходя из того, что партия либо допускала людей до власти, либо придерживала их, либо вообще отстраняла. В условиях свободного рынка эта ее функция отпала, и коммунисты сразу же заделались капиталистами. Разве что за исключением Жириновского.
