Сара Дюнан - На грани
Продремав пару часов на скамейке станции «Санта-Мария Новелла», она позвонила ему так рано, как только осмелилась, перед тем, как ехать в аэропорт в 5.35 утра по европейскому времени. В трубке долго раздавались гудки. Где он сейчас, этот человек с мобильником и такой мобильной жизнью? В другом аэропорту? Или читает новые колонки частных объявлений? А может, спит, отпраздновав свой приезд с соучастницей преступления? Ну, все равно, пора вставать...
— Привет, Сэмюел, — сказала она в трубку автомата, положив на него сверху стопку монет.
— Кто это? — спросил он голосом не столько сонным, сколько озадаченным.
— Что это, так скоро меня забыть?
— Анна? — К ее удовольствию, он был просто поражен. — Анна... это ты?
— Ага, — бодро отвечала она. — Она самая! Как поживаешь?
— Хорошо. Господи, это невероятно — слышать твой голос... Как же ты...
— Я прочитала твое послание. Оно очень... очень трогательное. Как она?
— Она... Она... поправляется... Послушай, э... я сейчас не очень могу с тобой говорить. Я... Ну, я... я все еще в больнице, вообще-то говоря. Может, дашь мне свой номер, и я тебе скоро перезвоню?
— О, прости, но этого я никак не могу сделать. Я во Флоренции, и поезд в аэропорт вот-вот придет. Я хотела только сказать тебе о твоем саквояже, но мы можем и отложить разговор, если тебе угодно.
— О саквояже? Послушай, подожди секунду, хорошо? — В трубке стало тихо, словно он накрыл ее рукой. Она стояла, выжидая, кидая в прорезь автомата монету за монетой. Ну и жадны же до денег эти телефоны, совсем как их владельцы! Где же ты на самом деле? — гадала она. Разве угадаешь, если речь идет о мужчине, так ловко умеющем казаться близким, когда он далеко? — Ну вот, это опять я.
— Хорошо. Так она в порядке?
— Хм... Ну, считается, что она теперь вне опасности. Ну а больше они ничего пока сказать не могут. Так что ты хотела мне сообщить насчет саквояжа?
— Только то, что я не могу его забрать с собой. То есть не могу взять его домой.
— Почему же? — И было ясно, что он живо интересуется ответом.
— Я... Со мной тут неприятность приключилась, когда я садилась на поезд в Ареццо, вчера вечером. Я упала и ударила спину. Наверное, растянула в ней что-то. Во всяком случае, тащить этот саквояж я теперь не могу. И мне пришлось переложить вещи в мою старую сумку. У нее есть плечевой ремень, и так мне будет удобнее.
Пауза. Сейчас он быстро-быстро соображает, измысливая десятки путей, чтобы обойти один-единственный факт. Уж наверно он что-нибудь придумает.
— Так что ты сделала с саквояжем?
— Оставила его в камере хранения на вокзале в Ареццо. Он слишком роскошный, не могла же я его бросить. Я подумала, что, может быть, ты будешь здесь когда-нибудь по делам и сможешь его тогда забрать. Если ты дашь мне свой адрес, я, когда вернусь домой, пришлю тебе квитанцию камеры хранения.
Пауза все длилась. Оценка ущерба для его частичного возмещения... Так, кажется, пишут в своей рекламе эти жулики страховщики? Как ты ни хитер, здесь хитрость тебе не очень-то поможет, беззлобно подумала она.
— Анна! Слушай, как здорово, что ты мне звонишь, я просто потрясен. Только я не... Я хочу сказать, каким образом тебе удалось меня разыскать?
— Ты имеешь в виду твой номер мобильника? Ой, я и забыла тебе сказать... Когда вчера вечером ты был в ресторане, зазвонил мобильник. В кармане твоего пиджака я обнаружила аппарат. В записной книжке мобильника был твой номер, и я его записала. Ты все время говорил, что дашь мне свой номер, но, видно, не успел.
— И ты ответила на звонок?
— Нет. Только слышала, как он зазвонил. Ответить я не успела. Думаю, там оставлено сообщение. — Она запнулась. — Правда, потом, прочтя твое письмо, я подумала, уж не жена ли твоя звонила. — Молчание. Она подбросила несколько монет. Связь затеплилась.
— Ты еще здесь? — быстро спросил он.
— Да, я здесь. Так это была не она, а, Сэмюел?
— М-м... нет. Это было по делу. Слушай, насчет саквояжа...
— Да?
— Я, возможно, буду во Флоренции на той неделе. Могу съездить и забрать его. Если ты мне сейчас по телефону продиктуешь данные...
— Ладно. Если ты мне точно скажешь, когда будешь забирать, я смогу им позвонить. Ведь без квитанции, по-видимому, потребуется назвать фамилию, а также дату и время, когда вещь заберут.
— Хм... Ну а если утром в четверг?
— Так скоро? — удивилась она, потому что не удивиться такой прыти было невозможно.
— Ага. Я знаю... м-м... встреча в Риме у меня позже, но я могу сделать крюк и заехать по пути. — В трубке опять возобновились короткие гудки, а у нее осталось только две монетки. Но прерывать разговор нельзя. — Анна, Анна, ты слышишь? — вскричал он, наверное охваченный паникой.
Дав ему несколько секунд пообливаться потом, она продиктовала положенное. Каждую цифру он повторял ей. Ошибок тут быть не должно. После короткой паузы она сказала:
— Ну вот, надеюсь, что все у тебя выйдет как надо, Сэмюел. Кажется, тебе предстоят хлопоты.
— Ага, вроде того. Но слушай, я пришлю тебе этот саквояж на той неделе. Ведь у меня записан твой адрес, да?
— Наверно, — безмятежно ответила она. — А если не записан, я есть в справочнике.
Пауза.
— На какую фамилию — Ревел или Франклин? Она чуть не ахнула. Ну что ж, не может же быть все как она того хочет... Она рассмеялась:
— Ну а ты как это узнал?
— Посмотрел твой паспорт. Что, это так важно?
— Нет, нет, вовсе не важно.
— Ну и хорошо. Так или иначе, слушай... Я позвоню тебе, когда все утрясется, да?
— Нет, не позвонишь, — мягко сказала она. — Но это, ей-богу, ничего, потому что я все равно не стала бы говорить с тобой.
Неудача на любовном фронте, неудача в делах. Наступающая неделя будет тяжелой для Сэмюела Тейлора или как его там на самом деле. На другом конце провода он издал смущенный смешок:
— Ладно. Если ты так решила... Я, право, не знаю, что сказать.
— Как насчет «я буду скучать по тебе»?
— Да, конечно, возможно, это даже...
Опять раздались короткие гудки, сменившиеся долгим сигналом, похожим на вой кардиомонитора, когда зафиксирована смерть пациента.
— Правда? — докончила она его фразу, кладя трубку. — Почему-то я сомневаюсь в этом. Прощай, Тони!
Но его уже в трубке не было. Она взглянула на табло. Поезд в 5.47 в Лигорно, идущий через Пизу-центральную, отправлялся через пять минут. Проходя на посадку, она добавила в письмо слово «четверг» и бросила письмо в почтовый ящик на стене главного здания вокзала. Смотритель церкви получит письмо завтра утром. Хотела бы она увидеть его лицо, когда он прочтет инструкцию, где, когда и в чьих руках он может найти своего драгоценного Боттони.
В пути — Понедельник, утром
Семь десять утра, аэропорт в Пизе. К зданию аэровокзала ведут железнодорожные пути, но, увы, прямые поезда сюда так рано не ходят, и пассажиры, следующие из Флоренции, должны ехать до Пизы-централь ной, а оттуда брать такси до пригорода. Для рейса на Лондон в 7.45 все это, конечно, жутко неудобно, но зато так выгоднее авиакомпании, работники которой снуют туда-сюда и могут поздно вечером возвращаться в Пизу для ночевки более дешевой, чем это может предложить Гатуик. Аэровокзал не очень-то отвечает современным требованиям. Единственный дьюити-фри вполне элегантен, но закрыт; кафе открыто, но заставляет желать много лучшего. Большинство пассажиров так или иначе не имеют на него времени. Посадка уже началась, но конторку служащего авиакомпании все еще осаждает толпа, состоящая из иностранных туристов вперемешку с итальянскими бизнесменами с портфелями, тяжелыми от газетных листов и амбиций. Женщина в хвосте очереди не подходит ни под ту, ни под другую категорию. Хотя она только что вышла из туалетной комнаты, она выглядит растрепанной. А может быть, это из-за лица. Трудно не обратить внимания на лиловое вздутие возле ее правой брови, на измученное, затравленное выражение лица, не говоря уж о большом пластиковом пакете, кажется, вместившем в себя весь ее багаж.
Хотя никто на нее особенно не смотрит, она сознает, какое впечатление, видимо, должна производить и как это будет невыгодно в разговоре со служащим, когда подойдет ее очередь.
Так и происходит. Человек за конторкой, стараясь не глядеть на ее лицо, что-то долго проглядывает в компьютере, качая головой.
— Простите, мадам, но мест абсолютно нет, — говорит он по-английски с чудовищным акцентом. — И, как вы можете видеть, есть список ожидающих билета.
Она набирает побольше воздуха.
— Нет, вы не понимаете... Мне обязательно надо домой. Меня там ребенок ждет. Целых три дня я не могла выбраться из Флоренции. В Британском аэроагентстве в городе мне сказали, что этот рейс единственный. Посоветовали приехать сюда и попытаться.
