D.O.A. - Почтенное общество
Сдача позиций.
Десять минут о втором туре выборов, микроинтервью в пунктах голосования, оценки явки на избирательные участки, умелые замалчивания политических комментариев или политических тенденций, диктор переходит к остальным новостям дня. Впрочем, в мире все нормально, а у нас — выборы. Несколько происшествий, и только одно заслуживает внимания, по крайней мере до наступления вечера, — перестрелка в здании «Франс телевизьон».
Отважное вмешательство специализированных служб полиции, шедших по следу опасного преступника Эрвана Скоарнека… Как? Послушались, что ли, Париса? Слова экотеррорист, радикалы, автономные, «Блэк блокс», сектантский, агрессивный, убийство употреблялись такое количество раз, что Парис уже задумался, не заключил ли обозреватель пари со своими приятелями. Забыли про партию левых радикалов, про Элизу Пико-Робер, Комиссариат по атомной энергетике, забыли даже про Субиза и, слава богу, про Сефрон Джон-Сейбер.
Про Пьера Герена ни слова…
Миф про спасителя Марсана, замкнутого телевизионщика, которого все уважали и который сумел доказать свое огромное мужество, пока держится, с некоторыми уточнениями. Теперь делается допущение, что он мог попасть под дьявольские чары Эрвана Скоарнека, настоящего гуру группировки, которая взяла себе имя «Гедеон», — как это могло просочиться в прессу? — но затем опомнился, осознав опасность, которой он подвергал работников канала, и попытался урезонить опасного радикала. Это стоило ему жизни.
Бедняга.
Парис представляет себе закулисные сделки. Как можно посягнуть на репутацию работников публичной службы? Невозможно отделиться от собратьев-журналистов из «Франс телевизьон», защищающих своих коллег. Все так, но никогда не было ясно высказано.
Полицейские могут только плакать над корпоративными интересами.
Но кто он такой, чтобы судить? И где он сегодня? На улице, перед дверьми собственного дома. Накануне отпуска, просьбу о котором подал в пятницу утром. Потеющий Фишар, не знающий, куда деваться от радости, что теперь может спокойно похоронить это дело, а заодно и решить участь своего неудобного начальника группы, без промедления подписал его заявление.
Парис старается больше не думать, не видеть, не допускать, не обличать. Полиция, напомнил ему Перейра, — это дело семейное. Сдача позиций, корпоративные интересы и все такое прочее, в конце концов сдался и он. Если выживет и окончательно не рухнет в пропасть, ему повезло.
Пора идти и делать хорошую мину для девочек, которых он никогда по-настоящему и не хотел, разве что для удовольствия, и которых он будет стараться любить хоть немного, из чувства долга.
Парис берется за ручку дверцы одной рукой, второй держит чемодан и ставит ногу на тротуар. Мобильный вибрирует и звонит в кармане. SMS. Парис замирает, включает телефон, смотрит на экран, читает, улыбается и перечитывает снова. Потом закрывает дверцу, включает зажигание и уезжает.
Герен около восьми тридцати отправляется к себе в избирательный штаб, надеясь хоть частично избавиться от неусыпного ока прессы. Зря старался. Конечно, улица, детский сад в этом тихом фешенебельном пригороде, в котором расположился штаб, пустынны. Но перед дверью уже сгрудилась толпа фотографов, операторов и журналистов всех мастей.
Гезд прокладывает ему путь, Герен следует за ним с опущенной головой. Оба стараются не задерживаться.
— Будьте любезны, господа, впереди трудный день, — повторяет Гезд, отодвигая то одних, то других.
В помещении для голосования Герен поднимает голову, улыбается. Он входит в кабинку, опускает бюллетень в урну, пожимает руку председателю и членам комиссии, улыбка не сходит с его лица, кругом вспышки фотоаппаратов.
Теперь внимание — выход. Гезд снова впереди, прокладывает путь. На тротуаре компактная группа журналистов блокирует подход к машине. Град вопросов: Где Соня Герен? Она сегодня вас не сопровождает? Говорят о вашем разрыве, это правда?
В ход идут локти. Герен агрессивно отодвигает журналиста со своего пути:
— Оставьте меня в покое, вот уж действительно грязная работа! — И быстро захлопывает за собой дверцу срывающейся с места машины.
Около одиннадцати Дюмениль ждет за рулем своей машины перед дверью дома, где живет Шнейдер. Рядом с ним, на переднем сиденье, расположилась жена Шнейдера, Мирей Шнейдер, она несколько напряжена, чувствует себя не в своей тарелке и не находит нужным это скрывать. Джинсы, футболка, парусиновый пиджак, никаких изысков.
Кандидат выходит, садится на заднее сиденье, машина набирает скорость, направляясь к избирательному участку.
Мирей с полуулыбкой протягивает мужу руку.
Он берет ее, целует:
— Мирей, я так тебе благодарен, что ты сегодня со мной. Я прекрасно отдаю себе отчет, что…
Женщина жестом останавливает его:
— Сыновья любят тебя и восхищаются тобой. Это они настояли, чтобы я пришла. Я пообещала им позабавить присутствующих, но не более. Так что не переутомляйся, не стоит.
Перед избирательным участком небольшое стадо фотографов. Шнейдер открывает переднюю дверцу, пропускает жену вперед — щелчки фотоаппаратов. В помещении участка — кабинки, муж и жена стоят рядом, опускают бюллетени в урну, вспышки фотоаппаратов.
На выходе град вопросов: Прогноз на сегодняшний вечер? Как вы видите будущее?
Шнейдер улыбается:
— Будущее? Будущее вижу прекрасным. — И исчезает за стеклами машины вместе с Мирей, руку которой не может выпустить из своей.
После восемнадцати часов становятся известны первые прогнозы, они широко обсуждаются, но существует запрет делать какие бы то ни было заключения до официального закрытия избирательных участков. Таким образом, активисты, стекающиеся к штаб-квартире партии Герена, стараются до поры до времени не показывать свою радость. Результат, однако, очевиден: их кандидат одерживает победу на выборах с пятьюдесятью двумя — пятьюдесятью двумя и пятью десятыми процента голосов, опережая Шнейдера по крайней мере на четыре пункта.
Это триумф.
На первом этаже здания от людей не продохнуть, толпа выливается на улицу и вскоре блокирует ее. Ждут появления президента в двадцать часов.
Выше этажом публика более избранная. Только известные или влиятельные люди.
Пьер Герен укрылся в баре последнего этажа здания в ожидании объявления своей победы. Бармен обслуживает его с большой сноровкой. Вокруг лишь близкие и соратники. Конечно, люди со средствами, разумеется, Элиза Пико-Робер и Мермэ, затем высокопоставленные лица, несколько политиков, звезды и подобающая случаю светская публика, приближенная охрана.
Алкоголь — рекой. Атмосфера радостная и свободная, напоминает встречи за семейным столом. Завтра можно будет исчезнуть и начать делить пирог. Но некоторых акул уже сегодня привлекает запах крови.
Пока что более серьезные вещи происходят на лестничной площадке, где Гезд принимает воротил бизнеса и политики, пришедших приветствовать нового президента, а потом направляет кого в буфетную, а кого — в пресс-центр, где яблоку негде упасть от журналистов, собравшихся со всех уголков мира.
Префект Мишле пришел засвидетельствовать свое почтение и узнать что к чему.
Гезд отводит его в сторону.
— Поздравляю, — тон очень дружеский. — Весьма неожиданный, зрелищный выход из ситуации, очень красиво. Кроме того, благодаря вам мы, возможно, заработали еще один пункт в борьбе со Шнейдером. Потом, знаете… экологизм… терроризм… они хорошо рифмуются. — Гезд громко хохочет и тут же вновь обретает серьезность. — Когда мы обоснуемся в Елисейском дворце, предстоит полностью реорганизовать службу безопасности президента, в которой сейчас засело много врагов. Вы понимаете, о чем я, друг мой?
Из лифта выходит Кардона, из-за его роста не заметить его невозможно.
Гезд старается тактично свернуть беседу с префектом:
— Предложение серьезное. Подумайте. Но не тяните. Я вам завтра позвоню. — И он отправляется навстречу директору Комиссариата по атомной энергетике.
Мужчины приветствуют друг друга. Раунд соблюдения приличий.
— Дорогой друг, рад вас видеть.
— Я прибыл приветствовать нового президента.
— Прекрасно. Он уже думал о составе правительства и просил меня поговорить с вами. Он думал о вашей кандидатуре на должность министра индустрии. Как бы вы отреагировали на подобное предложение?
Улыбка сияет на лице Кардона.
— Президент оказывает мне большую честь. Но думаю, я более полезен своей родине у руля мирного атома, чем во главе министерства.
А ПОТОМ?
