Юхан Теорин - Санкта-Психо
Как живо он представил себе все это, как наяву… но зато теперь у него нет никакого желания мстить. Он давно знает, что все фантазии о свирепой мести кончаются одинаково: ужас, раскаяние и одиночество.
Они ехали по ночной трассе уже почти час. Пригороды Гётеборга. Собственно, дорогу указывал Рёссель. Как только Ян сделал свой окончательный выбор, он отнял бритву от его горла.
– Я знал, что ты так решишь, – только и сказал он.
Рёссель сидит, развалившись на просторном заднем сиденье «вольво».
– Все правильно… скоро въедем в лес, и покажу тебе могилу. Я держу свое слово.
– А потом? Вернешься в больницу?
– А как же…
– Там есть хорошие психологи. Они тебе помогут.
– Психологи… – хохотнул Рёссель. – Психологи хотят подогнать ответы под свои шаблоны. Какое у тебя было детство, не было ли в роду умалишенных… Им надо найти причину: что там такое случилось в моем кошмарном детстве, что я колесил по стране на кемпере и отлавливал юнцов. Но такой причины нет! Мир, оказывается, не укладывается в их папки с психологическими моделями. Хочешь услышать, почему я это делал?
– Нет. Не хочу.
– Потому что я злодей. – Рёссель будто и не заметил ответа. – Потому что я – наследник Сатаны, повелитель жизни и смерти… А может, и не поэтому. Может, потому, что сопляки эти были пьяны и беззащитны, а я трезв и силен. Еще проще. – Он оттолкнулся от спинки сиденья и наклонился к Яну: – А может, я вообще ни в чем не виновен?
Яну вовсе не хочется выслушивать его признания.
– А ты был когда-нибудь в лесах под Нордбру?
– Нордбру? Нет… так далеко на север я не забирался.
Врет? Может быть, и нет… Может быть, простой ответ, который его подсознание вложило в уста Торгни Фридмана, и в самом деле все объясняет: один из Банды четырех сам убил двоих приятелей. Они издевались не только над Яном, но и над своим товарищем тоже – и он не выдержал.
В самом деле, Рёссель прав: мир не в одну модель не укладывается. Фундаментальная черта мироздания – непроглядная тьма. Ян вспомнил, как на уроке рисования учитель показывал «Черный квадрат» Малевича. Тогда это показалось ему розыгрышем.
Случайно глаз его падает на датчик топлива – стрелка вошла в красный сектор. Сейчас загорится желтая лампочка – он не заправлялся перед поездкой.
Впереди на дороге сияет логотип «Статойла» – желтая подкова на синем фоне.
– Пора залить бензин.
Молчание. Он смотрит в зеркало заднего вида – Рёссель опять откинулся на спинку и, похоже, дремлет. Ян решается обернуться – бритва лежит рядом на сиденье, рука – на баллончике со слезоточивым газом.
Ян решительно сворачивает на заправку, забитую темными фурами, подъезжает к колонке и достает из бумажника карточку. Наклоняется, чтобы выйти из машины, и в живот ему упираются взятые в последнюю секунду у Карла пластиковые наручники.
И что? Попытаться обезвредить Рёсселя, если представится возможность?
Или… может же так случиться: на заправку заезжает патрульная полицейская машина. Сдать им Рёсселя? Но тогда он никогда не узнает, где могила брата Лилиан.
А он именно за этим сюда и приехал. Рёссель обещал показать, где он закопал Йона Даниеля.
Ян набирает пин-код, сует пистолет в горловину бензобака и нажимает на курок, поглядывая на заднее сиденье. Голова и лицо Рёсселя не видны, скрыты крышей, Ян видит только грудь и ноги в серых больничных брюках. Неужели он и в самом деле заснул?
Он осматривается.
Ярко освещенные колонки выстроились по стойке «смирно». На стоянку въезжает еще одна четырнадцатиметровая фура.
Щелчок отсекателя. Бак полон. Он вынимает пистолет и бросает взгляд на машину.
На заднем сиденье никого нет. Рёссель исчез.
Исчез со своей бритвой и слезоточивым газом на поясе.
На парковке ни души. Но десятка полтора фур стоят чуть не в полуметре друг от друга, пройти между ними – как оказаться в лабиринте.
Он встает на четвереньки и смотрит им под брюхо. Никого. Никаких серых штанов.
Его внезапно охватывает чувство страшной усталости. И безнадежности. Все зря.
– Ты, случайно, не меня разыскиваешь? – Голос за спиной.
Рёссель.
– Ты и в самом деле подумал, что я могу сбежать?
Ян качает головой. Они понимают друг друга – он и Рёссель. Они едут к могиле, и ни тот, ни другой выходить из игры не собираются. Что будет потом – увидим.
– Где ты был?
– Кое-какие дела… Купил на заправке вот это. – Ян только что заметил, что под мышкой у него две шоферские лопатки. – И вот это. – Рёссель поднимает руку с литровой бутылкой водки. – Дальнобойщики, знаешь, едут со всей Европы. У них почти всегда можно купить спиртное.
– На какие деньги?
– На твои. – Он протягивает Яну его же бумажник. – Ты бросил его на сиденье, когда пошел заправляться.
Ян взял бумажник и сунул в карман:
– Мне спиртное не нужно.
Рёссель отвинтил пробку и сделал большой глоток:
– Еще как! Сегодня нам понадобится все: и лопатки, и водка.
Дальше, дальше, сквозь ночь, сквозь тишину, сквозь замерший в ожидании рассвета ельник.
Рёссель немного угомонился, но продолжает давать указания:
– Сверни здесь налево.
Круговая развязка, а от нее отходит довольно узкая улица. Гётеборг большой. Ян никогда не бывал в этой части города, но у него есть ориентир – зубчатая горная цепь на горизонте. Значит, они где-то в северо-восточной части, в районе Утбю.
– А теперь направо. – Рёссель делает глоток из бутылки. – И потом еще раз направо.
Ян сворачивает – направо, потом еще раз направо. Длинная прямая улица. Светофоров уже почти нет, дома попадаются все реже и реже. Мимо мелькнул указатель. ТРАСТВЕГЕН. Улица Дроздов.
Этот указатель – последнее напоминание, что они в городе. Дальше домов нет. Улица незаметно перешла в забирающуюся все выше лесную дорогу, петляющую между поросшими кустарником крутыми откосами.
– Здесь, – решительно произносит Рёссель. – Дальше не проедешь. Оставляем машину здесь.
Ян тормозит и зажигает свет в салоне.
Взгляд в зеркало – Рёссель опять отпил из бутылки. Почему он зажмуривается при этом?
– Лекарство… – Он передает бутылку Яну.
Ян тоже делает глоток, совсем небольшой. Вдруг его осеняет – он достает из кармана на дверце лист бумаги и ручку:
– Нарисуй карту.
– Карту?
Ян кивает:
– Карту. Неровен час, заблудимся в лесу… а карта останется. Люди будут знать, куда мы пошли.
Когда-то, девять лет назад, он мысленно рисовал карту птичьего озера…
– Ты же помнишь дорогу к могиле, правда?
– Я не умею рисовать…
– Зато я умею. – Он рисует две параллельные линии и пишет крупно: «Траствеген». – И куда дальше?
– Рисуй тропинку налево… – помедлив, говорит Рёссель.
Он рассказывает, где подъем, где спуск, называет ручьи и валуны по дороге. Ян был прав – Рёссель часто вспоминал это место. Он сохранил его в памяти.
– А вот здесь, на скале, поставь крестик. – Рёссель заметно приободрился. – И напиши, что я нашел юнца на садовой скамейке уже мертвым. Взял с собой и похоронил в лесу.
Признание… Письменное признание. Для Лилиан и ее семьи. Наконец-то.
Ян дописывает текст и показывает карту Рёсселю.
– Профессионал, – усмехается тот. – Теперь пошли.
Ян кивает и кладет карту на сиденье.
Предстоит ночная смена.
Ян достает из багажника лопаты, заворачивает их в валявшееся там же старое одеяло. И Ангела – у него не оказалось фонарика, и Ангел – единственный источник света.
Рёссель с наслаждением потягивается. Его апатию как рукой сняло – он выглядит собранным и решительным. Перепрыгивает придорожную канаву и уверенно углубляется в лес. Молодая поросль, карабкающиеся по склонам ели, голые, в пятнах мха скалы.
Вскоре исчезают последние огни домов. Они в лесу.
Метров через триста они останавливаются. Ян поднимает Ангела и видит нагромождение матово лоснящихся гранитных валунов, тысячи лет назад принесенных сюда ледником, а за ними – почти вертикальная скала. Где-то журчит родник.
– Будем подниматься?
– Здесь не поднимешься. – Рёссель покачал головой. – Надо обходить. С другой стороны поположе.
Ян не без труда находит узкую тропинку, огибающую каменный завал. Рёссель уже карабкается в гору – уверенно, не останавливаясь, словно все эти годы держал в голове карту местности.
Ян намеренно держится на пару шагов позади. Ему представился Карл с перерезанным горлом. Если у Рёсселя по-прежнему с собой бритва, надо быть начеку.
Метров через двадцать Рёссель останавливается перевести дыхание:
– А представляешь, каково было тащить его сюда?
– А он еще был жив? Йон Даниель? Или ты убил его там, наверху? – Конечно, он не поверит Рёсселю, что тот нашел парня мертвым.
– Я вообще его не убивал. – Рёссель говорит с такой интонацией, будто он устал отвечать на этот дурацкий вопрос. – Он умер у меня в багажнике. Кто знает, какой дряни он напился в тот вечер. Задохнулся собственной блевотиной, – брезгливо добавляет он. – Так что моей вины в его смерти нет.
