Ли Чайлд - Джек Ричер, или 61 час
— Мы должны держать периметр в миле от нее. Мне достался северо-восточный угол. И я должны там быть.
— Что случилось?
— Байкер сбежал. Его камера пуста.
— Нет, — сказал Ричер.
— Что значит «нет»?
— Это невозможно. Обман, ловушка.
— Он либо в камере, либо его там нет, приятель. А они говорят, что его нет.
— Он где-то прячется. В кладовке со швабрами или еще где-нибудь. Это фальшивый побег.
— Чепуха.
— Я видел подобные вещи. Есть две проблемы с побегом. Сначала нужно выбраться наружу, а потом уйти от преследования. Умные сначала прячутся. Внутри. До тех пор, пока охота не прекращается. А потом они убегают. Но этот парень никуда не собирается бежать. Он только спрятался. Это обман.
Женщина ничего не ответила.
— Подумайте сами, — продолжал Ричер. — Сбежать гораздо труднее, чем кажется. Уверяю вас, он еще в тюрьме. Завтра он проголодается и выйдет из своего убежища. С большой улыбкой на лице. Потому что тогда будет уже слишком поздно.
— Вы спятили.
— Он все еще там. Поверьте мне. Рискните. Поставьте все на карту.
— Вы сошли с ума.
— Ладно, предположим, что так и есть. Предположим, байкер сбежал. Значит, он на свободе уже больше пяти часов. Вам это известно. Проклятье, какой смысл теперь охранять периметр?
Женщина не ответила.
Сирена продолжала завывать.
— Пять минут, — сказал Ричер. — Пожалуйста. Больше мне ничего не нужно.
Женщина-полицейский вновь не ответила. Она просто нажала на газ, подняла стекло, и машина тронулась с места. Ричер наклонился вперед, но автомобиль поехал быстрее, задел его бедро, развернул, и он тяжело упал на спину. Ричер лежал на смерзшемся снегу и смотрел, как акр света стремительно удаляется.
«Я знаю, что делать», — сказала Джанет Солтер.
Ричер встал и побрел к перекрестку. Сирена смолкла. Ее последние отголоски отразились ото льда, и наступила ночная тишина. Но это было не мягкое молчание после только что выпавшего снега, а жутковатое потрескивание и шорохи замерзающего мира. Звук его шагов устремлялся вперед по свободным пространствам льда. Ветер все еще дул с запада, бросая тончайшие иглы льда в лицо. Ричер оглянулся. Он прошел всего сто пятьдесят ярдов. Осталось две мили. Дорога была пустой. Он находился здесь один.
И ему было очень холодно.
Ричер наполовину шел, наполовину бежал по колее, оставленной колесами; его каблуки скользили после каждого шага, пока не застревали в трещине, пробитой цепями с задних колес. Он тяжело дышал, ледяной воздух обжигал трахею и легкие. Ричер часто кашлял.
Еще две мили. Около тридцати минут. Слишком долго. Кто-то из них наверняка набрался мужества и остался с ней. Один из семи. Одна из женщин. Будь прокляты правила. Будь проклят план. Петерсон мертв. Его тело еще не остыло. У них появилось оправдание. Наверняка у кого-то хватило мужества, чтобы послать к дьяволу федералов. Хотя бы у одного. Может быть, их оказалось больше. Может быть, их двое или трое.
Может быть, остались все.
Или все уехали.
«Я знаю, что делать», — сказала Джанет Солтер.
Но так ли это?
Сделала ли она то, что должна?
Ричер продолжал двигаться вперед. Один шаг, потом второй, третий. Ветер толкал его в грудь. Кусочки льда стучали по куртке. Он больше не чувствовал рук и ног. Казалось, что вся влага в его глазах замерзла.
Прямо впереди находился банк, одиноко стоявший посреди небольшой парковки. Окраина города. Первое здание. На высокой бетонной колонне висела табличка. Красные цифры. Время и температура. Двадцать минут второго. Минус тридцать четыре градуса.
Ричер ускорил шаг и почувствовал, что он уже в городе. Слева и справа появились здания. Продуктовый магазин, аптека, магазин сувениров, прокат DVD-дисков. Автозапчасти, единая служба доставки посылок, химчистка. Все с парковками. И между всеми большие расстояния. Для клиентов с машинами. Ричер спешил, он вспотел, и одновременно его била дрожь. Расстояния между зданиями уменьшались. Появились вторые этажи. Центр. До большого перекрестка осталось сто ярдов. Направо — к тюрьме, налево — к автостраде. Он срезал угол и перешел на другую сторону улицы. Свернул на юг возле полицейского участка. Ветер завывал в лесу антенн на крышах.
Осталось пройти милю.
Ричер бежал по главной улице. Одинокая фигура. Нескладные короткие шаги. Он поднимал и опускал ноги почти вертикально. Только так он мог сохранять равновесие. Лед не позволял делать длинные уверенные шаги. Перед глазами все расплывалось, горло горело. Все окна вокруг оставались темными. Только он двигался в белом пустом мире.
Ричер миновал семейный ресторан. Он был закрыт, свет погашен. Призрачные перевернутые стулья стояли на столах, словно безмолвная толпа с поднятыми руками. Четыреста ярдов до улицы Джанет Солтер. Сорок секунд для приличного спортсмена. У Ричера ушло две минуты. Патрульная машина на перекрестке исчезла. Осталась только колея — пустая, как железнодорожная развилка. Ричер шел вдоль колеи по улице. Миновал один дом, второй. Ветер шумел в ветвях елей. Земля потрескивала и стонала под его ногами.
Подъездная дорожка дома Джанет Солтер.
Свет в доме.
Никакого движения.
Полная тишина.
Все на месте.
Все спокойно.
Он секунду отдохнул, положив руки на колени, его грудь тяжело вздымалась.
А потом поспешил к дому.
Глава 39
Ричер поднялся на крыльцо дома Джанет Солтер. Дверь была заперта. Он потянул ручку звонка. Провод появился из маленького бронзового глазка. Затем снова скрылся. Звякнул звонок, потом еще раз, вежливо и скромно, где-то глубоко внутри молчащего дома.
Никакого ответа.
Это хорошо. Она не услышит звонок в подвале. И даже если услышит, не выйдет, чтобы ответить.
Он надеялся.
«Я знаю, что делать, — сказала она. — Подвал, пистолет, пароль».
Он заглянул внутрь через матовое стекло. Свет в коридоре все еще горел. Он разглядел комнату. Стул. Столик для телефона. Лестница, ковер, картины. Пустая вешалка.
Никакого движения. Никого внутри. Никаких следов разрушения.
Все спокойно.
Сорок три способа проникновения в дом, по его собственным подсчетам; из них пятнадцать вполне практичных и восемь легких. Ричер отошел от двери, спустился с крыльца и зашагал по глубокому хрустящему снегу вдоль фундамента к задней части дома. Он знал, что на кухонной двери массивный латунный замок с язычком, аккуратно утопленным в пластину, обрамляющую замочную скважину. Пластина заделана в косяк — полоску из столетней мягкой древесины. Косяк был выкрашен, а вдоль двери шла изящная планка из лакированного каштана. Такую будет трудно заменить. Таким образом, учитывая все факты, правильно будет вломиться в дом с заднего хода.
Он отступил на шаг, поднял ногу и ударил каблуком по дереву под замком. Второй попытки не потребовалось. Ричер был крупным человеком, его мучила тревога, он ужасно замерз, терпение подходило к концу. Дверь уцелела, но всю пластину с замком вырвало из косяка, она со стуком упала на пол, и дверь распахнулась.
— Это я, — позвал он. — Ричер.
Джанет могла не слышать звонок, но треск ломающего дерева почти наверняка донесся до подвала. Он не хотел, чтобы у нее случился сердечный приступ.
— Это я, — снова позвал Джек.
Он вошел на кухню и закрыл за собой дверь, однако осталась щель в дюйм. Он вновь услышал знакомые звуки и ощутил запахи. Шипение насосов отопления. Запах остывшей кофеварки. Он вошел в маленький коридорчик и включил свет. Дверь у основания лестницы была закрыта.
— Джанет, — позвал он. — Это я, Ричер.
Никакого ответа.
— Джанет, — громче сказал он.
Никакого ответа.
Он спустился по ступенькам и сильно постучал в дверь подвала.
— Джанет?
Тишина.
Он нажал на ручку.
Дверь открылась.
Джек снял перчатку, вытащил из кармана пистолет и вошел в подвал. Там было темно. Ричер прислушался. Никаких звуков, если не считать шума в котле и попискивания насосов. Он пошарил левой рукой по стене, нашел кнопку и включил свет.
В подвале было пусто. Лишь косые тени на полу от балок потолка. Он прошел через котельную. Пусто. Только шум отопительной системы.
Ричер вернулся к двери. Посмотрел на лестницу через прицел пистолета. Никого. Ни движения, ни звука.
— Джанет? — позвал он.
Тишина.
Бесполезно.
Ричер вернулся на кухню. Прошел по коридору. Все выглядело именно так, как сквозь матовое стекло. Тишина. Стул, столик, ковер, картины, вешалка. Никакого движения. Никаких следов беспорядка.
Он нашел ее в библиотеке. Она сидела в любимом кресле. На коленях лежит книга, глаза открыты, посреди лба пулевое отверстие.
Точно третий глаз.
Девять миллиметров, почти наверняка.
Разум Ричера оставался пустым долгое, долгое время. Лишь тело испытывало боль. Оно медленно оттаивало. Уши горели так, словно кто-то прижимал к ним паяльную лампу. Потом к носу, щекам, губам, подбородку и рукам. Он сел в кресло в коридоре и, обхватив себя руками, принялся раскачиваться взад и вперед. Заболели ноги, ребра, наконец, кости рук и ног. Казалось, его сломали и растоптали.