Кукла из вечной тьмы - Артур Гедеон
– А что в номере «шестьдесят первом-то» делается! – причитала нянечка Екатерина Васильевна, найдя в детективе Крымове благодарного слушателя. – О-ё-ёй!
Слушая ее, Крымов отпивал из стеклянной фляжки дорогой коньяк. Фляжку ему только что подарил Наум Наумович. Сразу после того, как увидел себя в зеркале, а потом потерял сознание. В глазах потемнело, ноги подогнулись. Рухнул на месте, но был подхвачен крепкими руками сыскаря. И посажен, а потом и аккуратно уложен на диван.
– И что там делается? – спросил Андрей. – В «шестьдесят первом»?
– А там у нас долго-долго жил Иван Иванович Рыбин, как о нем говорили, заводчик в прошлом, миллионерище! А потом бабахнул его инсульт, перенервничал он сильно, ну и тут оказался. А потом к нему приехали и что-то рассказали, и его второй удар бабахнул. Ну совсем как помидор с грядки стал. Молчит. Таращится. Едва рот открывает, когда ему супчик в ложке даешь. Еще уговаривать надо. Десять ложек проглотит – уже хорошо. Работа! Ну а после вашего укола-то очнулся, вспомнил все, долго вспоминал, глазами хлопал, рассвирепел вдруг да как стал звонить! И сюда к нему тотчас сынок его прилетел – наследник. А папка-то не старше наследника оказался, только, как мне сказали, поумнее его будет. Он же состояние-то сколотил. Так мне сказали. И вот они сейчас в шестьдесят первой палате-то и собачатся. Деньги и власть делят. Штукатурка сыплется от их дележа! Рыбин сынка-то своего и по матушке, и по батюшке. Как они дальше-то будут? Вопрос!
Крымов покосился на платяной шкаф, где сейчас прятался Наум Наумович и с нетерпением ждал, когда же уйдет нянечка, когда ее поторопят. Но посмеиваясь в душе, торопить нянечку не хотел.
– Может, бабуля, вам проведать кого из больных? – недоброжелательно зыркнув на Крымова, спросил аптечный король Панкратов, который тоже заметно нервничал. – Может, кому ваша помощь нужна?
– Ой, милок, больных! – усмехнулась пожилая нянечка. – Они теперь все здоровее меня раз этак в сто. Хотела бы я быть такой больной.
– А что такое? В чем загвоздка? – вдруг обернулась от окна Елизавета Михайловна. – Мы можем это устроить, как вас там? Екатерина?..
– Васильевна я…
– Ну вот, Екатерина Васильевна, можем и вам устроить.
– Чего устроить?
– Это, – с расстановкой произнесла дама в больших темных очках. – Веселую жизнь. Хотите? Сделаем укол – и оживете, и помолодеете. Еще и мужа молодого найдете. Что скажете?
– Не-е, – замотала головой нянечка. – Не надо мне такого. Я свою жизнь прожила – и хорошо прожила.
– Нянечкой? – кивнула дама в очках.
– И нянечкой тоже. И дочки у меня есть, и внучки. Муж был, помер, царство ему небесное.
– Ну так нового найдете, Екатерина Васильевна. Мужа-то.
– Зачем мне новый? Меня старый ждет.
– Где он вас ждет?
– На небесах, вот где.
– И вы в это верите?
– А во что же я еще должна верить?
Елизавета Михайловна хотела что-то сказать еще, но осеклась. Крымов рассмеялся:
– Ваше слово, Елизавета Михайловна. Парируйте.
– В прогресс вы должны верить, – заступился за директора фирмы «Луч надежды» Кирилл Евгеньевич Панкратов. – В прогресс вы должны верить, Екатерина Васильевна. В прогресс! – громко повторил он.
– Прогресс – это хорошо. Но душу-то человеческую он вряд ли спасет. Что скажешь, мил человек? А вы что скажете? – обратилась она именно к братьям Белоглазовым.
Но они и так уже сидели как на иголках, стоило упомянуть о бессмертии души. И зло сверкали глазами. Из ноздрей дамы в очках вырывался дым – она только что сделала затяжку. Как-то недобро смотрели на нее в этом кабинете.
– Пойду я, – вздохнула нянечка и торопливо встала. – Увидите Наума Наумовича, скажите, что его доктора ищут.
– Скажем, скажем, – кивнул Панкратов.
– Да, забыла, у нас в шестьдесят шестой палате тот огромный старик лежал. Про него такое говорили – жуть. Душегуб, говорили. Он теперича не старик уже. Все звонит и звонит. У старшей сестры телефон отобрал, представляете? И тоже Наума Наумовича требует. Говорит: если главврач сам не придет – я пойду его искать. И тогда ему хуже будет. Все, пошла я, – заключила у дверей Екатерина Васильевна и ушла.
Когда она открывала двери, по коридору неслись тревожные крики, перекликались медсестры, кто-то орал на кого-то страшным голосом. Густо матерясь, выкрикивая: «Все просрали, сукины дети! Расстреляю всех к чертовой матери!» – прошагал мимо оживший, но не пришедший до конца в себя генерал.
Входная дверь закрылась. Зато приоткрылась дверь платяного шкафа.
– Ушла? – выглянул из-за халатов молодой Наум Наумович.
– Ушла наконец-то, – ответил за всех Панкратов. – Если бы господин телохранитель не развесил уши, то ушла бы и раньше.
– Заткнитесь, – закуривая, сухо бросил Крымов.
– Что вы сказали?
– То что слышали.
– Да как вы смеете?!
– Пошел вон, мудозвон, – сделав затяжку, отрезал Крымов.
– Елизавета Михайловна, что этот ваш себе позволяет?
– Хватит! – прервала она обоих мужчин. – Надоело. Пора выбираться из этого бардака.
Наум Наумович вдруг выступил вперед:
– Я бы хотел вас попросить, дамы и господа… помочь мне.
– В чем именно? Вы скажите, мы поможем, – участливо предложил аптечный король. – Правда? – Он оглядел всех.
– Что вы хотите, Наум Наумович? – спросила Елизавета Михайловна. – Мы рады оказать вам любую услугу.
– Сходите со мной в палату шестьдесят шесть.
– А что в этой палате?
– Один особый пациент, – замялся главврач клиники.
– И что в нем особого?
– Я вам по дороге расскажу.
– Хорошо, – согласилась Елизавета Михайловна. – Андрей Петрович, вы готовы? Уж коли я иду?
– Безусловно, – кивнул Крымов.
– А вы, Кирилл Евгеньевич?
– Несомненно. Он же не прокаженный? Этот ваш из шестьдесят шестой палаты?
– Нет-нет, – заверил старого знакомца Наум Наумович. – А вы, господа врачи? – обернулся он на трех докторов наук.
– Мы вас тут подождем, – ответил за всех профессор Павел Алексеевич Каратаев и подмигнул именно Крымову, которого негласно взял в соучастники своих тайн. – Мы только засвидетельствовать чудо нанимались, но не более того. Чудо было – признаем. Но этого достаточно. Еще двинут чем-нибудь по башке
