Родни Стоун - Крики в ночи

— Где они? — спросила Эмма.

Клеррар, войдя за нами, вытащил пистолет из кобуры на поясе.

— Уберите оружие, — усмехнулась Эстель. — Оно не понадобится.

Я видел, как вокруг нас собираются жандармы.

— Джим, — прошептала она.

Мы стояли друг против друга. Единственный оставшийся в живых ребенок мадам Сульт.

— Я обвиняю вас в похищении и сокрытии детей. В возможном убийстве, — начал Клеррар.

Она улыбнулась, как будто ее мысли витали далеко, в одном ей известном мирке.

Я обрел дар речи:

— Анри мертв.

Эстель вскрикнула, и на мгновение мне показалось, что она упадет. Она повернулась ко мне.

— Это ты убил его! — закричала она. — Ты пошел туда и убил его! Почему ты не оставишь нас в покое?

— Эстель, он застрелился.

— Где дети? — набросилась на нее Эмма. — Что ты сделала с нашими детьми?

— Сделала с ними?

— Ты увезла моих детей. Наших детей. Ты с самого начала это спланировала. Ты приходила ночью, — сказал я.

— Я взяла их на время.

— На время?

— Где они? — кричала Эмма.

Эстель в первый раз посмотрела на нее взглядом, полном сожаления и зависти.

— Прислушайтесь.

Я пошел через комнату к другой двери, ведущей в спальню. Она оказалась закрытой, ключ торчал в замке, но кто-то тряс ручку. Мы слышали их! Слышали!

Ничто больше не имело для нас значения. Мы оттолкнули Эстель и бросились к двери. Ключ легко повернулся в замке, и вот они здесь, похудевшие, измученные, бледные. Они возвратились к нам из мертвых!

— Сюзи! Мартин!

Мы шептали их имена сквозь слезы и не могли больше ни о чем ни говорить, ни думать. Ни о чем, только прижимать их к себе, чуть ли не до боли крепко обнимать, будто боясь, что они снова могут исчезнуть. Но они были живы, пережив эту пытку, только одеты во что-то незнакомое. Тонкое личико Мартина светилось счастьем, и он мог только повторять: «Пап, забери нас!» Сюзи похудела и выглядела старше. Хотя она была на два года моложе брата, девочка перенесла кошмар лучше него. Но все, что я мог сделать в тот момент, это благодарить Бога, что мы нашли их… живыми.

Мы обнимали и целовали друг друга на виду у всех, пока Клеррар и моя соблазнительница стояли и наблюдали за нами.

— Нужно будет проверить… все ли с ними в порядке… — сказал инспектор. — Медицинский осмотр.

— Пап, пап, они не трогали нас, — без расспросов отозвалась Сюзанна.

— Но нас заперли в таком ужасном месте… — Мартина так и передернуло при воспоминании, — и мы маршировали перед этой старой ведьмой.

Эмма обняла детей:

— Я знаю, знаю, я видела ее… Но все уже кончилось.

Я поцеловал их обоих, чтобы еще раз убедиться, что это не сон. Это были мои вновь обретенные дети, и я мог только повторять:

— Благодарю тебя, Господи.

Сюзи, казалось, подросла, ее волосы были собраны в хвостик, схваченный резинкой, бледное лицо светилось счастьем. И Мартин, старший, но более ранимый, был всего-навсего двенадцатилетним пацаненком, в новой одежде из французского магазина, которому нужно подстричься.

— Ой, папа! Они пришли в ту ночь, когда была гроза. Этот ужасный мужчина в маске. И забрали нас. Мы даже крикнуть не могли: он чем-то заткнул нам рты. Когда мы очнулись, нам было плохо, и мы уже сидели в подвале.

— Я там тоже был.

— Они держали нас под землей, чтобы нас никто не видел, а по ночам мы должны были вылезать через люк и разговаривать с сумасшедшей старухой. Она такая страшная. Как дракон.

— Не надо вспоминать об этом, — остановил я сына.

Они всего лишь дети, почему это должно было случиться именно с ними? Я опять обнял их и увидел недостатки собственного характера, которые в конечном итоге привели к этому. А в углу стояла женщина в красном, как пламя, платье, которая воспользовалась моими слабостями. Я почувствовал, что предал самого себя, предал Эмму. Я всех их ненавидел: Эстель, доктора Раймона и эту старуху в проклятом безумном доме, который охранял Ле Брев.

Наши взгляды встретились. Глаза Эстель приобрели цвет холодного голубого неба в морозное утро, и я увидел, что они пусты.

Клеррар двинулся к ней, выдвигая обвинения и объясняя порядок взятия под стражу. Это были обычные формальности, обычные предупреждения. Гул голосов. Подъехали еще полицейские и появилась легкая фигура Ле Брева, прокладывающего себе путь.

— Зачем? Зачем ты это сделала? — спросил я Эстель.

Едва слышным шепотом она ответила:

— Я хотела взять детей… только на время… ради своей матери. И потом… потом… она не разрешала мне вернуть их…

Я успокаивал Сюзи и Мартина, которые вдруг начали плакать:

— Все в порядке, все будет хорошо. Дайте мне закончить это. Подождите… немного… в соседней комнате. Вы теперь в безопасности.

Но они не уходили. Они прильнули ко мне, и по мере того как комната наполнялась людьми, мне показалось, что мы находимся в театре абсурда, где сценой завладела Эстель.

— Ты провела меня, ты, сука. Почему ты не остановила это?

— Ты все просил и просил меня о помощи. Разве не понимаешь? Я бы отпустила их, как только ты уехал, и никто бы не узнал, где они были.

— Врешь?

Ее стройная девичья фигура походила на статуэтку.

— У тебя есть семья. А я хотела помочь своей семье.

Она судорожно сжала руки. Вспышки фотоаппаратов прекратились, и полиция стала записывать каждое из ее слов, которые она произносила будто в бреду.

— Но когда мы начали искать?.. Когда я поехал в Гурдон?

Она покачала головой:

— Я надеялась, что ты сдашься, когда не сможешь попасть в дом.

— И это зная, что мои дети там, в этом невыразимо жутком подвале?

— Я хотела объяснить тебе, — прошептала она. — Я действительно хотела, Джим.

— Не произноси моего имени. Не называй меня так.

Но она не слышала:

— Мне не надо было ввязываться, но прошлое иногда берет свое. Мой брат попросил меня об этом. Затем я… влюбилась в тебя, Джим.

Я слышал, как Ле Брев стиснул зубы, и комната затихла. Где-то в городе люди спали, жили своей жизнью, но в данный момент настоящая жизнь проходила здесь, отделенная от мира полицейским окружением, словно заразная болезнь.

— Как часто ты видела Анри?

— Я была его связью с внешним миром. Он прятался в этом доме. После того, что случилось с нами, когда мы были того же возраста, что и твои дети. Подвал был его укрытием.

— Кто построил его?

— Моя мать, еще до того, как потеряла рассудок.

Тихим голосом Эмма спросила:

— Что Анри попросил тебя сделать?

Эстель посмотрела на свою соперницу, на женщину, у которой она хотела отнять меня.

— Мама очень страдала, у нее начались галлюцинации. Она не узнавала Анри, и это мучило его. Она требовала детей — она звала нас как детей. И Анри сказал, что если мы найдем подходящих детей, они вернут ей рассудок.

— Вы надеялись вылечить ее? — удивленно подняла брови Эмма.

— Нет, просто хотели дать ей немного счастья в ее последние дни. Вы были свидетелями того, как она живет, не видит даже дневного света.

Мои собственные дети внимательно слушали, и я понял, что им нужно знать правду, если она поможет им забыть эти страшные дни.

— Каким же образом возникла эта идея?

— Я отвечала за усадьбу мамы, занималась и сдачей дома внаем. Анри решил, что мы можем найти детей, указав возраст для агентства. Вы ответили и идеально нам подошли. Срочный заказ английской семьи с двумя детьми. Девочка и мальчик, и возраст тот же самый. Я думала… надеялась… что им будет легче. Они не будут понимать языка, когда мы будем выводить их к маме.

— Ты похитила их.

— Со мной был Анри. Мы пришли ночью и взяли их на время.

— Взяли на время? Это же игра со смертью! Они отсутствовали больше трех недель. А ты еще вернулась и утащила их игрушки.

— Это Анри. Чтобы они не скучали. — Она говорила, как автомат. — Когда мать увидела их, она, казалось, воспряла духом. Она хотела, чтобы они остались, чтобы она могла всегда их видеть. И Анри умолял меня оставить их, иначе грозился покончить с собой.

— И ты согласилась, — с горечью выдохнул я.

Вмешался старый Раймон:

— Она пришла ко мне. Судя по ее умственному состоянию, у нее прогрессирующий сексуальный психоз… у нее шизоидный тип…

— А на нас тебе было наплевать?

— Клянусь, я хотела все рассказать тебе!

— Ты знала, где их содержат?

— Я думала, что они могут свободно передвигаться по дому. И не знала, что они в подвале.

— Врешь ты все.

— Нет, это правда, клянусь Богом. Я видела их только ночью. Мы играли с ними в доме. Спроси их, спроси.

— Играли?

Я вспомнил, какие напряженные у нее были дни, как поздно она приходила домой. Но где в ее объяснении правда, а где выдумка, я и сам не мог понять. Я переводил взгляд с Эстель на Ле Брева, Эмму и на детей, которые смотрели на нас, широко раскрыв глаза.