Сара Лотц - Три
(Откашливается.)
Господи. Дел было много. Чего стоит только первый день Джесс снова в школе. Думаю, это мы с тобой можем использовать. Именно такие вещи нравятся читателям, разве не так? Думаю, я рассказывал тебе, что доктор К. и Даррен решили, что будет лучше, если она после пасхальных каникул вернется в школу. Учеба дома была далека от идеала. Я ведь не учитель, да и к тому же… это для меня означало общение с ней в течение нескольких часов ежедневно.
Как всегда, там было полно представителей прессы, и я устроил спектакль всей своей жизни, использовав все свои улыбки, так что в итоге мне можно было давать премию Британской академии кино- и телевизионных искусств за роль озабоченного опекуна. Газетчики остались толпиться у ворот, а я проводил Джесс в класс. Учительница, миссис Уолбэнк, организовала детей на то, чтобы украсить его: через всю доску висел большой плакат «Добро пожаловать обратно, Джесс!». Миссис Уолбэнк — крепкая и слишком уж жизнерадостная женщина, напоминающая героинь романов Энид Блайтон. Она из тех, кто проводит выходные за посещением всяких заповедных мест, топча волосатыми ногами продуваемые ветрами склоны холмов. От одного ее вида мне захотелось напиться и выкурить пачку «Ротманс». (Да-да, Мэнди, теперь уже по двадцать сигарет в день, хоть я никогда не делаю этого в доме. Еще одна дурная привычка, которую нужно скрывать, ха-ха, хотя я выяснил, что миссис ЭБ и сама не прочь украдкой выкурить сигаретку.)
Вскоре я обнаружил, что миссис Уолбэнк разговаривает с детьми, как со взрослыми, но зато к взрослым относится как к полным «тормозам».
— Здравствуйте, дядя Джесс! Теперь вам не о чем беспокоиться. У нас тут с Джесс все будет хорошо, верно?
— Ты уверена, что готова к этому, Джесс? — глупо улыбаясь, спросил я.
— Конечно, дядя Пол, — ответила она с приторно-почтительной улыбкой, которая уже вызывала во мне отвращение. — Поезжайте домой, выпейте водки и закурите.
Миссис Уолбэнк уставилась на меня и растерянно заморгала, а я попытался перевести все в шутку.
С чувством облегчения, которое всегда посещало меня, когда Джесс не было рядом, я выбежал оттуда.
Оказавшись на улице, я пытался игнорировать дежурные вопросы газетчиков типа «Когда вы собираетесь позволить Мэрилин увидеться со своей внучкой?», бормоча, как обычно, всякую фигню вроде «Когда Джесс будет в настроении сделать это» и т. п., и т. д. Затем я вскочил в «ауди» Стивена и для начала просто немного проехался. В итоге я оказался в центре Бромли. Припарковавшись, я отправился в «Маркс и Спенсер», чтобы купить что-то особенное к торжественному ужину по поводу первого дня Джесс в школе. Все это время я понимал, что просто играю роль. Строю из себя заботливого дядюшку. Но я не мог… я не мог перестать думать о Стивене и Шелли — настоящих Стивене и Шелли, а не о том Стивене, который приходит ко мне по ночам; только мысль о том, что нельзя подвести их, заставляла меня продолжать делать все это. Я все время думал, что если позволю себе вжиться в эту роль, то она в конце концов станет реальностью. И я в итоге вернусь в свое нормальное состояние.
Как бы там ни было, я стоял в очереди, зажав в руке корзинку, полную всяких отвратительных полуфабрикатов из пасты, которые так любит Джесс, когда поймал себя на том, что глаза мои сами тянутся к отделу «Вина мира». Я живо представил себе, как сижу прямо там и бутылку за бутылкой глушу красное чилийское, пока живот не лопнет.
— Проходите, дорогой, — сказала мне стоящая позади пожилая женщина, — касса уже свободна. — И тем вернула меня обратно в действительность.
Кассирша сразу же узнала меня и улыбнулась стандартной «улыбкой поддержки», как я стал это называть.
— Как у нее дела? — с видом конспиратора шепотом спросила она.
— Ну почему речь все время только о ней? — едва не взвился я, но выдавил из себя что-то вроде «У Джесс все прекрасно, спасибо, что поинтересовались», после чего каким-то образом умудрился уйти, не врезав кулаком по ее физиономии или не закупив весь винный отдел целиком.
24 апреля, 23:28
На этой неделе у меня все было хорошо, Мэнди. Теперь, когда Джесс в школе, все намного лучше. Мы даже по вечерам вместе смотрим марафон «Единственный путь — это Эссекс». Она обожает это отталкивающее реалити-шоу и, похоже, никак не насмотрится на перемазанных спреем для загара дебилов, несущих друг другу полную ересь в ночных клубах, что, в принципе, должно было бы меня несколько беспокоить. Однако я предполагаю, что все ее школьные друзья тоже увлечены подобной чушью, поэтому следует воспринимать это как вполне нормальное поведение, что утешительно. Она по-прежнему ведет себя безупречно и неизменно жизнерадостна (впервые в жизни мне хотелось бы, чтобы она вспылила или отказалась вовремя идти спать). Я продолжаю убеждать себя, что доктор К. прав, что, разумеется, ее поведение обязано было измениться, после того как она перенесла психологическую травму. Чтобы оправиться после такого, нужно время.
— Джесс, — сказал я во время перерыва на рекламу (настоящая передышка от всей этой пошлости на экране!), — ты и я… у нас с тобой все в порядке, верно?
— Конечно, в порядке, дядя Пол.
И после этого я впервые за целую вечность подумал, что у нас действительно все будет хорошо. Я преодолею все трудности.
Я даже позвонил Джерри, чтобы сказать ему, что снова готов к работе. Он, ясное дело, спросил про диктофонные записи, сказал, что твои издатели постоянно долбят его, чтобы я посылал больше материала, а я, как обычно, начал оправдываться. С ними бы оргазм случился, если бы я отослал им все это не редактируя.
Но я все это вырежу. Да.
25 апреля, 16:00
Уф… Большой, большой день, Мэнди. Только ушел Даррен — боже, какой же он дотошный, этот придурок: полез в холодильник и по всем шкафам в кухне, чтобы проверить, чем питается Джесс, хотя я уверен, что в его стандартные обязанности это не входит! — и тут зазвонил телефон. Как тебе известно, обычно мне звонит либо пресса, либо какой-нибудь навязчивый религиозный фанатик, который где-то спер или перекупил мой новый номер. Но сегодня — сюрприз, сюрприз! — это были приверженцы версии похищения инопланетянами. Они было притихли, когда я натравил на них копов — сразу после того, как Джесс выписали из больницы. Я хотел сразу же повесить трубку, но что-то меня остановило. Слова звонившего парня — звали его Саймон как-то там — звучали вполне разумно. Он сказал, что звонит, чтобы справиться, как у меня дела. Не у Джесс, а у меня. Мне нужно было быть осторожным — десять к одному, что мой телефон прослушивался! — так что я в основном предоставил возможность говорить ему. Да, честно говоря, мне и сказать-то особо было нечего. Слушая его, я чувствовал, будто смотрю на себя со стороны, из другого угла комнаты. Я понимал, что позволять ему говорить со мной — это сумасшествие. Он говорил, что пришельцы — он называл их «другие», как в плохом сценарии второразрядного фильма, — поступают так: похищают людей, помещают в их тело микрочип, после чего с помощью «внеземной технологии» управляют ими. Он говорил, что они в сговоре с правительством. Это заставило меня… Почему бы мне не быть откровенным? Ведь этого все равно никто не услышит. Черт, ладно… Слушай, на каком-то уровне это приобретает определенный смысл, хоть и странный. Я хочу сказать… А что, если «черный четверг» — это, в конечном итоге, все-таки какой-то эксперимент правительства? Существует громадное множество народу, который верит в то, что эти дети ни при каких обстоятельствах не могли выжить в таких авиакатастрофах. И здесь я не имею в виду явных психов вроде тех непримиримых сторонников библейской версии. Или придурков, считающих, что в этих детей вселился дьявол. Даже тот следователь, который приходил к нам, чтобы спросить Джесс, что она помнит, тоже смотрел на нее так, будто не мог поверить, что она выжила. Конечно, в японской катастрофе были люди, которые пережили первый удар о землю, но жили они все-таки недолго. И вправду, как могла выжить Джесс? Ведь большинство других тел… их ведь разорвало на куски, верно? А этот самолет «Мейден Эйрлайнс», когда его начали раскапывать в Эверглейдс, выглядел так, будто он побывал в блендере.
О’кей… Дыши глубже, Пол. И успокойся, блин. Если не спать, то может и крыша поехать.
29 апреля, 3:37 утра
Он вернулся. Теперь уже три ночи подряд.
Звучит дико, но я начинаю привыкать к этому. И уже не пугаюсь, когда просыпаюсь ночью и вижу, что он сидит здесь.
Вчера ночью я снова попробовал заговорить с ним.
— Что ты пытаешься мне сказать, Стивен?
Но он просто повторил то, что говорил всегда, а потом исчез. Смрад стал сильнее. Я до сих пор чувствую этот запах на постельном белье, даже сейчас. Тухлая рыба. Разлагающаяся плоть. Черт. Не могу же я все это выдумывать в своем воображении? Или могу? Могу?
