Стивен Кинг - Игра Джералда
– Да? Как же я могу это сделать. Джесси?
– Показать мне Жобера живьем.
– О нет. – сказал он. – Это, к сожалению, то, чего я не хочу и не могу сделать, Джесси.
Я избавлю тебя от пересказа целого часа пререканий, но в конце концов мне оказалось достаточно просто заплакать. Конечно, как аргумент это слабовато, но это еще один знак ненормальности отношений между мужчинами и женщинами; он не верил, что я говорю серьезно, пока я не заревела.
После этого он сел к телефону и сделал несколько звонков, а потом сообщил мне, что завтра Жобера должны доставить в Камберлейнский окружной суд для дачи показаний по нескольким второстепенным обвинениям – в основном в воровстве. Если я действительно хочу этого – и если у меня есть шляпа с вуалью, – он меня может туда проводить.
Я сразу же согласилась, и, хотя на лице Брендона было написано глубокое сомнение в правильности своего поступка, он сдержал слово".
Джесси снова остановилась и, глядя на экран, видела вчерашний день, в то время как сегодняшний снег еще громоздился холодными тучами в сером небе; видела голубые отсветы фар брендоновского «бимера» на дороге… Курсор продолжил свой бег:
«Мы прибыли на заседание суда несколько позже, потому что долго тащились за трейлером. Брендон был спокоен, и, я предполагаю, он рассчитывал, что мы опоздаем и Жобера уже вернут в камеру отделения строгого режима. Однако коп у двери зала заседаний сообщил, что слушание продолжается, хотя уже подходит к концу. Брендон открыл дверь и пропустил меня вперед, сказав на ухо: „Опусти вуаль, Джесси, и сиди тихо“. Я опустила вуаль. Брендон взял меня под руку и провел в зал».
Джесси остановилась, глядя в окно на сгущающиеся сумерки невидящими глазами. Она вспоминала.
Глава 38
Зал заседаний освещен лампами в круглых колпаках, которые Джесси ассоциирует с детством, и там стоит легкий гул, как в школьном читальном зале в конце зимнего дня. Она идет к скамье и ощущает руку Брендона на своем локте и сетку вуали, касающуюся щек. Эти два ощущения заставляют ее чувствовать себя Христовой невестой.
Два адвоката стоят перед столом судьи. Они заняты какими-то техническими переговорами. Джесси смотрит на них как на живую иллюстрацию к роману Диккенса. Пристав стоит слева, около американского флага. Рядом сидит стенографистка: она ожидает окончания юридического спора. А за заграждением, где находится подсудимый, видна странная, невозможно длинная фигура в оранжевой тюремной робе. Подле нее человек в тройке – наверняка его адвокат. Человек в оранжевой робе склонился над листом бумаги: очевидно, он что-то пишет.
Совсем в другом мире Джесси ощущает руку Брендона на своем локте и его голос:
– Слишком близко…
Она отодвигается от него. Брендон не прав: было куда ближе и страшнее. Он не понимает ее мыслей и чувств, но это не важно. Сейчас все голоса в ее голове говорят хором, что если теперь она не приблизится к нему так близко, насколько возможно, он никогда не будет достаточно далеко. Он всегда будет ждать ее в туалете или коридоре или будет прятаться под кроватью в полночь, ухмыляясь своей кривой усмешкой, которая обнажает золотые клыки по углам рта.
Она быстро встает со стула и идет к разделяющему заграждению, ее вуаль колышется, дотрагиваясь до лица. Она слышит испуганный голос Брендона, но этот голос доносится издали… Один из адвокатов (ближе, но все еще на другом континенте) бормочет свой текст.
Еще ближе. Теперь уже пристав смотрит на нее с внезапным подозрением, но кивает, когда Джесси поднимает вуаль и улыбается ему. Все еще не отрывая от нее глаз, пристав показывает на Жобера и качает головой. Джесси читает его мысль:
«Держитесь подальше от тигра, мэм, не приближайтесь к его когтям». Конечно, ей лучше, когда рядом Брендон, который по-рыцарски сопровождает ее, но она не обращает внимания на его испуганный шепот: «Опусти вуаль, Джесси, черт побери, а то я опущу ее сам!» Она не только не собирается делать этого, но и не смотрит в его сторону. Она знает, что это пустая угроза: он не осмелится устроить скандал в помещении суда, но, даже если бы все было иначе, это не имеет значения. Ей очень нравится Брендон, однако прошли те времена, когда она поступала так, как ей говорил мужчина. Судья совещается с защитником и прокурором, пристав снова застыл в полудреме, а то, что говорит Брендон, лишь скользит по поверхности ее сознания. На лице Джесси все та же улыбка, которая обезоружила пристава, но сердце бешено колотится в груди. Она теперь в двух шагах от заграждения – двух коротких шагах – и видит: она ошиблась, полагая, что Жобер пишет. Он рисует. Рисунок представляет человека с огромным пенисом. Он опустил голову вниз и занимается онанизмом. Да, это она видит достаточно ясно, но не видит склоненного лица «художника», которое вдобавок закрыто патлами волос.
– Джесси, тебе нельзя… – Это Брендон, он догнал ее и хватает за локоть.
Не оглядываясь, она вырывает локоть. Все ее внимание сосредоточено на Жобере.
– Эй! – произносит она громким шепотом, обращаясь теперь уже к нему:
– Эй, ты!
Ничего не происходит. Ей начинает казаться, что все происходящее нереально. Неужели это она? На заседании суда? Произнесла ли она эти слова? На нее никто не обращает внимания, совсем никто.
– Эй! Подонок! – Теперь ее голос звучит громко и гневно, оставаясь шепотом. – Эй, я говорю с тобой!
Теперь уже судья поднимает голову и морщит лоб. Брендон со стоном кладет руку на ее плечо. Она готова сбросить его руку, потому что больше никогда никому не подчинится, и в этот момент Реймонд Эндрю Жобер наконец оборачивается.
Вытянутый эллипс его лица с большим ртом и кривыми губами, ножевидным носом, выпирающим колпаком лба выражает равнодушие – ни капли любопытства.., но все же перед ней именно то лицо, она убедилась в своей правоте, и чувство облегчения охватывает ее. Страха нет – лишь облегчение.
И тут вдруг лицо Жобера меняется. Волна краски наполняет щеки, а в глазах загорается тот самый огонь, который она видела прежде. Теперь они глядят на нее, как смотрели там, в доме на озере Кашвакамак, с пристальностью неизлечимого лунатика… Она молчит, загипнотизированная этим взглядом и тем узнаванием, которое прочла в его глазах.
– Мистер Майлерон? – резко вопрошает судья из другого мира. – Мистер Майлерон, вы не могли бы мне сказать, что вам здесь нужно и кто эта женщина?
Реймонд Эндрю Жобер исчез: это ночной призрак с лесного озера. Его кривые губы шевелятся, обнажая уродливые зубы – отвратительную пасть дикого животного, – и Джесси видит в уголках рта искры золота. И медленно, очень медленно призрак поднимает свои длинные оранжевые ручищи…
– Мистер Майлерон, прошу вас с вашей незваной спутницей немедленно подойти ко мне, немедленно!
Пристав, разбуженный этим тоном, очнулся от прострации. Стенографистка оглядывается. Джесси кажется, что Брендон берет ее за руку, чтобы выполнить приказание судьи, но это не важно, потому что она не в силах двинуться: с тем же успехом можно было бы сдвинуть колонну в зале. Снова затмение: полное затмение… Снова, после всех этих лет, только звезды освещают мрак ее сознания.
Она видит, как ухмыляющееся длинное существо в оранжевой робе, похожее на паука, поднимает кривые руки и тянется к ней. Джесси чувствует наручники на своих запястьях и понимает, что спасения нет. Пальцы Жобера касаются ее горла, и наконец раздается его голос, который составляет поразительный контраст с его лицом и фигурой, – тонкий, разочарованный голос больного ребенка.
– Оказывается, ты не человек! – пищит Реймонд Эндрю Жобер своим детским, дрожащим голоском. Голосок пронзает пространство зала. – Ты просто игра теней и лунного света!
И он начинает смеяться. Он трясет своими длинными руками в наручниках и смеется.., издевательски смеется…
Глава 39
Джесси пошарила рукой, однако сигаретная пачка упала на пол. Она не стала ее подбирать, а снова повернулась к экрану монитора.
"Рут, я почувствовала, что схожу с ума. – это происходило на самом, деле! Потом я услышала внутренний голос. Это была Чудо-Юдо: именно она тогда подала мне идею, как избавиться от наручников, именно она меня спасла.
«Джесси, не бойся и не оглядывайся, – сказала она. – Не давай Брендону вытащить тебя отсюда, пока не сделаешь то, зачем пришла».
А он уже пытался. Обе его руки были на моих плечах, и он уже тащил меня прочь, судья стучал молотком, пристав бежал к нам, и я поняла, что у меня остается лишь секунда, чтобы прекратить солнечное затмение, и тут я…"
Глава 40
Джесси откинулась в кресле, закрыла глаза ручками и начала плакать. Она всхлипывала минут десять – одна в пустом доме, – а потом снова вернулась к письму. Она часто останавливалась, чтобы вытереть глаза, но постепенно справилась со слезами.
"…я нагнулась и плюнула ему в лицо. Кажется, он даже не заметил этого. Но я ведь не на него плевала.
